Читать книгу Разумению не подлежит. Антология необъяснимого - Сергей Павлович Степанов-Прошельцев - Страница 14

Предание рассказывает: в древности бродячие комедианты-скоморохи встречали купальскую ночь на Замри-горе. Вот только непонятно, где это было. Такие горы есть и неподалеку от села Уваровка под Москвой, и в Нижегородской области. Но находиться там в Иванов день опасно. Это может обернуться большой бедой.

Скоморохи

…Над Замри-горой снижалась холодная белая луна. По вершинам деревьев что-то прошелестело, и тишина рухнула. Глухие голоса и полустертые лица закружились гудящим мутным хороводом. Вот жальница — дух утопленницы с печалью во взоре, вот дивница — душа волшебной травы девясила, дарующей якобы девять жизней, вот бродницы — духи, охраняющие броды… Легкие, как дуновение лунного ветра, словно смутное эхо чьих-то чужих снов, влажные пятна света, сочившегося из темной глубины леса, они были одновременно и явью, и сном.

Путешественники — они называют себя скоморохами — поднялись на Замри-гору ближе к вечеру, когда вершину её уже заволок туман. Пока заготовили хворост для костра, пересыпали его припасёнными заранее сушеным шиповником и рябиной, крапивой да мятой, совсем стемнело.

Всё делалось так, как предписывали древние обряды. Самым сложным было, конечно же, добыть огонь трением. Этот навык давно утрачен. Долго искали сухую березу, вытесывали из неё плаху, высверливали в ней круглое отверстие, плотно пригоняли к нему такое же сухое, ошкуренное от коры полешко. Сашка-Домрач, прозванный так за то, что играл на домре, возился с ним с полчаса, не меньше. Помянул недобрым словом и неандертальцев, и кроманьонцев. «Божий посол», Царь-огонь, никак не хотел являться миру.

Но вот, наконец, задымило, на бересту упала искра, потом другая, третья, и весёлое пламя забилось, затрепетало. 12-летняя Олеся — такая же белокурая, как и её отец, Сашка-Домрач, с венком из полевых цветов — поднесла лучину к только что нарождённому оранжевому мотыльку. И чудо свершилось — лучина вспыхнула, освещая тьму. Прославляя этот дар живоносного бога Ярилы, скоморохи упали на колени…

Кто такие скоморохи?

Первый союз скоморохов возник в Аррасе в 1120 году. Где и когда они появились на Руси, никто не знает. Есть упоминание, что еще в Х веке княгиня Ольга взяла с собой в Царьград большую ватагу «глумцов». Там они лицедействовали при дворе византийского императора.

В «Писцовой книге» по Нижнему Новгороду, составленной в 1621—1622 годах, можно насчитать с десяток скоморохов, которых в то время называли по-разному: и бахари, и потешники, и смехотворцы, и шуты, и шпыни. И они были востребованы. Ни одно народное празднество не обходилось без них. Скоморохи составляли ватагу в 15—20, а то и в 50 человек и странствовали по городам и селам. Одни играли на гуслях, домрах, сурнах (трубах), гудках (ящиках с натянутыми струнами), били в накры (что-то вроде литавр) и барабаны, другие плясали, третьи показывали учёных медведей и собак. Смехотворцы-потешники веселили народ прибаутками, складными рассказами и красным словцом. Были и такие, кто носил на голове доску с движущимися куклами. Но больше всего забавлялся народ «позорами» — сценическими представлениями, которые, как правило, основывались на древней славянской мифологии.

Эти невинные народные забавы практически всегда были предметом яростного гонения со стороны властей и церкви. Бродячих комедиантов осуждал «Домострой». Митрополит Кирилл проклял «позоры бесовские, со свистанием, и кличем, и воплем» (Костомаров Н. И. Очерк домашний жизни и нравов великорусского народа в XVI – XVII веках, Москва, издательство «Республика,1992).

Стоглав 1551 года осудил любые уличные представления и народную музыку. Указ царя Михаила Фёдоровича от 1648 года предписывал «выимать, изломать и сжечь… домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие бесовские сосуды» (История русской музыки. С древнейших времён до середины XIX века, Москва, издательство «Музыка», 1990). И таких музыкальных инструментов было сожжено пять возов, а сами скоморохи «биты батогами».

Настоятели Троице-Сергиевой лавры призывали паству не пускать к себе «ни скоморохов, ни волхвей, ни баб ворожей, ни татей, ни разбойников» (Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси, Москва, издательство «Аспект Пресс», 1996).

Одним словом, профессия эта была в то время опасной. Потешников порой зазывали в дома, а там без зазрения совести у них отбирали то, что они заработали, а нередко и убивали. Это вызывало ответные меры: скоморохи и сами были не прочь кого-нибудь ограбить. И в церквях не уставали повторять: под видом потешников маски и «хари» надевают на себя натуральные бесы.

Наследники «бахарей»

Спустя много лет у скоморохов появились последователи. В начале 90-х годов прошлого века этнограф Алексей Андронов основал при Ярославском училище русской народной культуры школу психоинтерактивной технологии «Тропа Троянова», основанную на славянских языческих традициях. Его последователи занимались физическими упражнениями, психотренингом, разучивали народные песни.

Но спустя какое-то время «Тропа Троянова» стала превращаться в замкнутую секту. Трояновцы зациклились на том, чтобы выработать в себе стойкость к боли и ярость, якобы свойственные каждому скомороху (для этого они подвергались чуть ли не ежедневной порке и пыткам). Самым «безобидным» испытанием считалась «обработка» свежей крапивой. Другие истязания куда страшнее. Скоморохи подвешивали своих бойцов на средневековой дыбе, привязывали к кресту, на кол разве что только не сажали. Все это, как считает доцент кафедры психологии Нижегородского университета имени Лобачевского Евгений Волков, разрушительно влияет на психику человека, порождает в нем неуничтожимый синдром страха, превращает в садиста или, наоборот, мазохиста, отрывает от жизни и реальных проблем. Короче говоря, из нового члена секты лепился зомби. А от него можно ждать чего угодно — была бы соответствующая команда.

Новых скоморохов в Нижнем Новгороде едва ли наберется с десяток, да и в других городах тоже такая же картина. Они о нижегородской Замри-горе и знать не знают. Восхождение на неё накануне купальской ночи совершили скоморохи пришлые — из двух уральских городов. Откуда они узнали про этот холм в междуречье Ветлуги и Волги, остаётся только гадать.

Откуда взялась Замри-гора

Этот холм официально никак не называется. Просто высота 166. То есть на 166 метров возвышается он над уровнем моря. Но цифра сия давно уже в народе не почитаема, считается она дьявольской.

Откуда же взялось название «Замри-гора»? Согласно одной из легенд в ночь на Ивана Купалу холм начинал расти, умножая плантации волшебных трав, и рос до тех пор, пока скоморохи, которые якобы собирались тут ежегодно, не произносили особое заклинание — только тогда рост останавливался. Гора «замирала», чтобы бродячие комедианты могли беспрепятственно собрать папоротников цвет, который способствовал их вечной молодости.

Что касается неизбывной веселости скоморохов, то и ей есть объяснение. Другое предание повествует о том, что во время купальской ночи потешники решили устроить такое представление, чтобы посмотреть его собрались все небожители. Они старались изо всех своих скоморошьих сил. Тренькали на гуслях, били в тулумбазы-барабаны, распевали озорные песни. В пляс пускалась даже духмяная скакун-трава, хороводы водили березы с рябинами и липками. Звуки заразительно-радостной музыки переполнили всю округу, все леса взбаламутили.

Но не учли одного скоморохи. В ночь на Ивана Купалу всё наоборот бывает: светлые добрые духи в низины уходят, поближе к земле, а вся нечисть из оврагов и болот, из нор своих тайных к высоте стремится, к горам и холмам. Вот и вышло всё не по-загаданному. Собрались на Замри-горе лешие да кикиморы, ведьмы да черти рогатые. А с ними и их хозяин – дьявол козлоногий.

Посмотрели они лицедейство скоморошье — понравилось. Только один дьявол в ладоши бить не стал, гордыня не позволила. Сказал, дескать, хорошие вы актеры, да только со мной никто не сравнится. Вот, смотрите, учитесь. Повёл рукой вправо — барсуки по-медвежьи заревели, щеглы закаркали, вороны соловьиными руладами разлились. Повёл рукой влево — на дубах вместо желудей рябиновые гроздья заалели, а желуди на осинах вызрели, берёзы же сосновые шишки усыпали… «Ну что, — спрашивает, – каков я?».

Молчат скоморохи. Да, с дьяволом не потягаешься, всё равно он верх одержит. И признали они свое поражение.

— То-то же, — резюмировал повелитель рати нечистых. Но похвала и его слух ласкала. Расщедрился от прилива чувств – взял и подарил притихшим потешникам Серебряную маску.

Таинственная маска

По поводу этой маски легенды порой противоречат друг другу. Одни утверждают, что если человек надевал её, то более талантливого лицедея мир не видывал. Он мог рассмешить даже стог сена или куст сирени, про зверьё и говорить нечего: оно чуть ли не в истерику приходило от понятных только ему шуточек. Рыбы в реках и озерах настолько обалдевали, что сами шли в сети или на крючок, а волки – в капканы. Бери, что называется, голыми руками.

Но Серебряная маска приносила не только удачу в профессиональном плане. Вроде бы она позволяла ещё и превращаться в невидимку, переноситься в прошлое и будущее. Если это было на самом деле, то бродячие комедианты просто какие-то уникумы.. Мастера на все руки. Или тот, кто слагал легенды о потешниках, тоже обладал недюжинным чувством юмора?

Как бы там ни было, а Замри-гора испещрена глубокими шрамами. В былые годы здесь не протолкнуться было от черных копателей, которые искали не что-нибудь, а именно Серебряную маску. Значит, в неё верили. Согласно одним рассказам, она была спрятана здесь и давалась в руки лишь раз в году — в ночь на Ивана Купалу. В то же время существует и другая версия: маску эту скоморохи передавали из рук в руки — при смене поколений. Где сейчас она — тайна за семью печатями.

Раздвоение Лены

Вершина холма заросла густым бурьяном. Это свидетельствовало о том, что его давно уже никто не посещал. Следов кострищ тоже не обнаруживалось. Как и папоротников, которые, как гласит народное поверье, цветут именно в ночь на Ивана Купалу.

Ровно в полночь далекая зарница разорвала черный крепдешин неба. И всё вокруг переменилось. Только один костер, вокруг которого расселись современные скоморохи, горел, как раньше.

Сашка-Домрач и его жена Лена отошли на несколько шагов. Они не держались за руки — и это была их непростительная ошибка. В том выморочном мире купальской ночи никому в мире не по пути ни с кем, здесь не бывает дорог совершенно параллельных.

Лена очутилась в непроходимом лесу. Чёрные корявые стволы смыкались стеной, и ей казалось, что эта стена подступает к ней все ближе и ближе.

Она сделала попытку протиснуться между двумя разлапистыми елями, возносившими свои вершины к свинцовому небу, но у нее ничего не вышло. И сразу возникло ощущение, что за Леной кто-то наблюдает. Эта догадка не обманула. В тот же момент она услышала сатанинский хохот, от которого ледяная волна страха захлестнула её с головой.

У Лены была зажигалка. Она щелкнула ей, памятуя о том, что все тёмные дела света боятся, но язычок пламени так и не вспыхнул. И опять раздался раскатистый хохот: вселенское зло забавлялось, видя бессилие человека что-то изменить. И казалось, что уйти от неминуемой смерти некуда.

Но тут Лена почувствовала, что от неё отделяется какая-то сущность, что-то чёрное, непостижимое. И она отчетливо поняла: в каждом из нас живут чёрные души предков, только мы не ощущаем это, живём с чудовищной неосмотрительностью.

Лена-2 не была похожа на Лену-1. Это была настоящая ведьма: искаженное от злобы лицо, длинные вьющиеся волосы… Призрак не обязательно должен копировать человека.

– Я – твои освобожденные из клетки приличий мысли, – услышала Лена-1. — Самые потаённые, глубоко запрятанные. Тебе нравится убивать? Вот нож, вот жертва. Полосни им по горлу этого ребенка, отведай свежей крови. Тебе ведь хочется? Ты испытаешь неописуемое блаженство, ты станешь другой.

Лена увидела перед собой годовалого мальчика с соской-пустышкой во рту. Он глядел на неё широко открытыми голубыми глазами. На неё, на нож, который сжимала её рука. Лена, не сознавая себя, занесла этот нож над малышом, но в самый последний, как ей показалось, момент какая-то властная сила вмешалась в происходившее. Тихий и тёплый, совсем другой свет, который исходил откуда-то сверху, расслабил судорожно сжатые мышцы, успокоил мятущуюся душу, и пальцы, сжимавшие орудие убийства, как бы сами собой разжались…

Призрак цветка

Сашка-Домрач, наоборот, оказался в каком-то виртуальном пустолесье. Всё вокруг поросло травой – не каким-нибудь пустоцветом-горюном, а навевающими дурман ночными фиалками, клевером, мятой.

От тропинки ответвлялась ещё тропинка. Путь освещал блуждающий огонек. Он привёл Домрача к зарослям папоротника и завис над ними. Это была маленькая светящаяся почка, которая на глазах росла, становясь бутоном цветка.

Он был совсем рядом — можно было дотронуться рукой. Но в этот момент, как и Лена, Сашка-Домрач тоже раздвоился. Кто-то незнакомый, чужой находился рядом. Одетый в зелёный нанковый кафтан, в штанах с лампасами, в сафьяновых сапогах с загнутыми кверху носками, с кривой саблей на боку, этот кто-то прятал усмешку в густых черных усах. И так знакомо было его обличье!

«Неужели Стенька Разин? – подумал Домрач. – Вот так встреча! Но причём тут он, причём тут цветок папоротника?».

А бутон между тем медленно раскрывался. Внутри его как будто находился горячий уголь. Удивительный, неземной свет исходил оттуда.

— Я знаю твою заветную мечту, — промолвил усатый казак. – Ты давно хочешь отыскать мой клад. Вот он! Он твой. Только наперед сорви Жар-цвет, без него клад в руки не дастся.

Бутон раскрылся совсем, жар, исходивший из огненного цветка опалял даже на расстоянии. У ног Домрача разверзлась земля, и он увидел раскрытый сундук, в котором отливали жёлтым старинные золотые монеты, переливались всеми цветами радуги бриллианты, опалы, рубины, сапфиры.

Домрач протянул руку к цветку, но он в то же мгновение скакнул вправо и снова завис. Сашка сделал ещё одну попытку сорвать его, но Жар-цвет снова проделал тот же самый номер. Как и в третий, четвертый, и десятый раз.

Незадачливый кладовладетель вытер со лба пот. И услышал чей-то гомерический смех. И, наконец, осознал: цветок папоротника был всего лишь призраком.

***

Но все это не прошло бесследно для семьи Сашки-Домрача. Вся она в полном составе, включая и Олесю, прошла курс лечения у психотерапевта. В игрищах современных скоморохов никто из них теперь не участвует.