Читать книгу Сорок апрельских дней - Сергей Савенков - Страница 8

Проклятый курорт! Кто мог подумать, что тут будет хуже, чем на периферии!

Ленивая жара, бирюзовые волны, песок. Толпы отдыхающих, местных корпоративных боссов, учёных.

И безопасность, превращённая в культ. Преступникам на Диэлли ловить нечего, охотиться на толстосумов тут позволено исключительно женщинам. Контроль, полный контроль!

Ирида вспоминается, как сказочный край…

Вонючий и мрачный подвал: увешанные гаджетами стены, разбросанные по столам генераторы ключей и россыпи донглов. Незарегистрированный канал и попустительство местных властей. Подозрительные знакомства, сомнительные друзья, рискованные развлечения. Лес, дожди, радуги… Свобода! Для полного счастья не хватало только единорогов…

На Диэлли у меня только два верных друга: скука и одиночество. Новые одноклассники-идиоты – не в счёт. Неудивительно, что девчонка засела в башке и не покидает её уже вторую неделю.

Я сижу вдалеке от воды, у забора. Купаться давно надоело. Жарко, и хочется пить.

Стопы зарыты в горячий песок: зачем лишний раз демонстрировать уродливость пальцев? Взгляд кружит там же, у ног – от обожжённых солнцем бледных тел отдыхающих, покрытых шелушащейся корочкой струпьев, подташнивает и вспоминается Дзета.

В поле зрения появляются ноги. Не белые, незагорелые, с торчащими рыжими волосинками ноги учёных. Не толстенькие, усеянные звёздочками лопнувших капилляров, ноги чинуш. Не окрашенные ровным загаром, идеальные, будто отлитые в одной форме, ноги моделей – охотниц за кладами.

Другие, обыкновенные. В меру длинные. Ровные, но не чересчур. Излишне худые, пожалуй. Молодые, красивые, и схожие этим с моими.

Возле них, в расслабленной руке болтается беленький рюкзачок.

Зная, кого увижу, поднимаю глаза.

Да, это она – то самое отражение, девчонка из астропорта. Стоит, вытянув губы в белозубой улыбке, слегка наклонив голову вбок. Лиловый купальник, ресницы густо намазаны малахитовой тушью, а под глазами – жёлтые тени. Вряд ли она создала этот образ без нашёптываний психоделических фей!

Сдерживая хохот, улыбаюсь в ответ.

– Привет!

Милой улыбки как ни бывало. Девушка хмыкает, поводит плечом и уходит.

Что теперь делать? Вытягивать из песка ноги и мчаться за ней?

Чувствую себя законченным идиотом…

Да пошли они все!

Сквозь брань отдыхающих мчусь к воде, и, подняв облака серебряных брызг, окунаюсь с головой в океан.

Когда выбираюсь на берег, скулы сводит от холода. Сколько я плавал: полчаса, час? Без понятия.

– Держи! – девушка вновь улыбается. – Круто ныряешь!

Синей рукой хватаю протянутое полотенце. Она сразу его отбирает. Укутав меня, словно мама, усаживает на горячий песок. Бросает рюкзак, опускается рядом. Рука остаётся лежать у меня на спине.

– Утопиться с горя решил? – в уголках глаз пляшут солнечные озорные зайчата.

– Ты меня помнишь?

Она хмыкает:

– Ясен пень! Я не старая бабка-склерозница! Ты – тот дурачок из уборной!

Нет, это уж слишком!

– Вообще-то, меня называют гением.

Это не производит должного впечатления. Она пожимает плечами.

– Значит, я встретила туалетного гения.

Начинаю сбрасывать полотенце.

Как бы ни так! Её рука оказывается удивительно сильной.

– Сиди ты! Простудишься! – она жмётся ко мне. – Согревайся…

Остаётся только затихнуть и провалиться в блаженную негу…

– Кис-кис-кис! Теперь выйдет всё по-другому! – звучит в ушах голос Кисуни. Я вздрагиваю и сквозь сон бормочу: – Облако! Облако!

Девчонка испуганно отодвигается.

– Ты чего?

– Извини… Так, приснилось…

Она глядит с недоверием.

– Что за облако?

– Неважно… Забудь… – возвращаю ей полотенце. – Ну, забыла?

– Может быть…

– Тебя как зовут?

– Мэйби.

– Что?

– Ты тупой? Мэйби! – повторяет она раздражённо.

– Необычное имя…

– Рекурсивный акроним. После каждой буквы точка.

– Отпад! И как расшифровывается?

– Очень просто: «Не твоё дело», – утверждает она беззлобно. – С точкой в конце.

– Ладно… Я Кир. Кирилл.

– Ха! Ещё вякаешь про странные имена! Что означает?

– Не твоё дело! На конце – восклицательный знак!

Она усмехается.

– Да уж! Гений!

Встаёт и отряхивает полотенцем песок. Песчинки летят мне в глаза. – Ладно, гений, пока!

– Слушай, а что ты делала там, в туалете?

– Тупой? – она хмурится. – Что я там делать могла? Сам видел, пряталась!

– От кого?

– Нет, точно тупой! От геноморфа!

Её манеры любого выведут из себя. Даже такого уравновешенного, как я.

Хватаю Мэйби за ногу и дёргаю. Девушка падает… Поднимается, удивлённая. К щеке прилипли песчинки.

И вдруг, навалившись всем телом, давит своей железной рукой мне на затылок, вжимая лицо в песок.

Хорошо! Считай, мы уже подружились!

Встаём, отряхиваемся, смотрим друг другу в глаза и хохочем.

– Никогда не хотел поглумиться над тупым геноморфом?

Хотел – раньше, до Дзеты. Хотел, но боялся. Только о страхе я ей не скажу… После Дзеты, я не хотел ничего. Так, чтобы по-настоящему.

Вновь сидим рядом…

– А почему тупым? Они поумнее людей. Раз этак в пять.

– Смотря, что считать умом!

– То и считать! Их ДНК конструируют самые крутые учёные. Плюс биочипы, встроенные квантовые схемы. Геноморфы – идеальные люди, воплощение совершенства! Конечно, за исключением дешёвок: пехотинцев и манекенов для испытаний.

– С чего ты решил, что учёные создают ДНК геноморфов? Учёные – лишь никчёмное приложение к нейрокомпьютерам. Даже не представляют, что творят вверенные им нейросети! Ты – сын учёного, сам понимаешь!

В моей голове звенит тревожный звонок. Но слишком тихо, можно не слушать…

Мэйби вскидывает бровь, заглядывает в глаза:

– Или не понимаешь?.. Ха! Ну понятно!

– Что?

– Сам растёшь! Отец вечно занят! – она машет рукой. – Ладно, не парься, я тоже такая! Мой постоянно в делах. Неудивительно, что их дети болтаются по туалетам.

– Я не болтался!

– А что ты там делал? Пописать зашёл, да забыл? И в зеркало краснючими глазами воткнул… Вкусняшки небось? – её голос звучит всё ехиднее, а моя настороженность нарастает.

– Что? Вкусняшки?.. Нет, ты чего! Я эту дрянь ненавижу!

– Чего так?

– Того! – я отворачиваюсь. – Когда возникает конфликт между разумом и эмоциями, проще всего убить разум.

Она лупит меня по спине ладошкой, будто пацан.

– Ни хрена ты философ! А что надо убить? Чувства?.. А как? – её без того большие глаза округляются от неподдельного интереса.

– Не нужно ничего убивать! Надо решать конфликт.

– А… Убивать не нужно… – разочарованно тянет Мэйби. – Значит, это рецепт для гениев вроде тебя, исполненных нечеловеческой внутренней силы. Которым любовь не сумеет жизнь поломать! Какой-нибудь там примитивный, животный… – она наклоняется к моему уху так близко, что пухлые губы щекочут кожу, и выдыхает: – с-э-э-э-кс.

А до меня доходит, отчего зазвенел звонок:

– С чего ты взяла, что я – сын учёного? Я ведь не говорил!

Она не смущается.

– Узнала тебя. Ролик в Сети, о нападении кровожадных повстанцев на мирных фермеров. В нём так и сказали: сын учёного с Дзеты. Как тебя блогеры прозвали? «Мальчик, испачкавшийся в друзьях»?

– Друг был один.

– Не бойся, не буду сочувствовать.

– Спасибо…

– Рука зажила?

– Сосуды и нервы срастили, а кости соединили штифтом…

– Зашибись… Прямо киборг…

Она ещё про другую руку не знает!

– Почти все совершеннолетние – киборги. ВДК…

Мы сидим и смотрим на море. Изредка я поглядываю на Мэйби – украдкой, чтобы она не заметила. И вижу, что девчонка рассматривает скрюченные пальцы.

Совсем про них забыл! Я готов умереть от стыда…

Она перехватывает мой взгляд.

– У тебя необычные пальцы.

– Нога росла, а отец постоянно был занят. Забывал покупать новую обувь, по размеру…

– Красивые…

Красивые? Странные у неё представления о красоте!

Становится легко, будто я стал пушинкой, взлетел в небеса, и лечу среди яркого света, неизвестно куда, повинуясь дуновению нежного ветерка.

И вдруг понимаю, что забыл задать самый важный вопрос.

– Тебе сколько лет?

– Скоро шестнадцать.

– Как мне! Класс!.. А выглядишь старше!

– Совсем идиот?! – Мэйби злится по-настоящему. – Девушкам такое не говорят!

Тут с ней не поспорить! Ляпнул, так ляпнул!

Она заливается смехом.

– Испугался? Красный сидишь!.. Да всё хорошо, я не сильно сержусь… А внешность – девчонки ведь раньше взрослеют! – злости и правда, как ни бывало. – Мы с тобой странные, да?

– Ты о чём?

– Познакомились и болтаем.

– Мы же не взрослые!

– Да… И всё равно! Даже дети столько не разговаривают.

Признаваться неловко, но…

– Я здесь один. Друзья на Ириде остались… Не только друзья, вся настоящая жизнь. Тут какая-то лажа. Всё картонное, искусственное, будто внутри виртуальной игры… Вон, смотри! Разве может существовать такой персонаж? Или такой! – указываю на развалившегося неподалёку толстяка в окружении молоденьких див, и на белокожего дрыща, опасливо трогающего воду пальцем ноги. – Гротеск!

Мэйби хохочет.

– Да уж! Повсюду одно дурачье! – она вытирает ладошкой выступившие слёзы… – А у меня здесь полно друзей! Познакомлю… И на Ириде куча осталась! Друзей найти не проблема – проблема встретить хороших людей. Таких, что не предадут.

– Ты была на Ириде?

– Да. Красиво… Дожди, туман, радуги… А запах? М-м-м… Хвоя, прелые листья… Не то, что пустынная Арка.

Я настораживаюсь.

– Арка?

Мэйби кладёт мне руки на плечи. Наклонив голову, смотрит в глаза.

– Где только я не была. Мы с папой вечно в разъездах.

Её губы касаются моих. Вначале нежно, потом страстно, настойчиво.

Сколько их у неё уже было, таких поцелуев? Достаточно, судя по отработанной технике…

Но эта противная мысль приходит только тогда, когда всё позади. Когда её лоб упирается в мой, когда на моих губах – её дыхание. Когда она вдруг произносит:

– Знаешь, у меня это впервые.

Что? Что впервые? Я или поцелуй?

– Так хорошо… Кир, почему все так не делают!

Глупо сейчас объяснять, что все делают именно так.

Она отстраняется.

– Ведь можно гулять, на площадях танцевать, знакомится. Смотреть на звёзды и болтать до утра. Нет, люди сидят по норам, никто никого и знать не желает! Работа, работа… А для чего?

Делаю слабую попытку вырвать её из мира фантазий, и в то же время понять, что она имела ввиду, говоря «впервые»:

– Знаешь, Мэйби, так хорошо только в первый раз. Всё приедается. Поначалу сдаётся, что встретил особого человека, открыл новый мир. Но время проходит, и выясняется, что человек этот – обычный, такой же как все. И ничего ты уже не почувствуешь, пока не найдёшь другого. А потом, в каком-то возрасте, сколько уже ни меняй людей, места, ситуации – всегда будут те же самые звёзды, те же слова, та же ночь. И придётся искать себя в чём-то ином.

– Ты дурак!

Вот и поговорили!

– Кир, у тебя чипы?

– А?

Ничего себе! Ей известно, что моё предплечье набито нелегальными микросхемами?!

– У тебя чипы в башке?

Фух! Она вот о чём!

– Нет. С чего ты взяла?

– Странно говоришь. Нудно. Фальшиво и слишком затейливо… Люди так фразы не строят. Только чипованные – с расширенной логикой, с усиленными центрами речи. Я вас, таких, вычисляю в момент… А ещё, геноморфы! – она оживает: – Слушай, может ты – геноморф?

– Нет.

– Ну да, вряд ли… А хотел бы им быть?

– Нет, – ловлю себя на том, что намеренно говорю короткими фразами.

– Да? Странно, ведь по твоим же словам, они – совершенство!

– Схемы контроля… Геноморфы себе не принадлежат.

– Ну да… – она хмурится. – Ладно… И всё же… Почему ты не говоришь, как простой человек?

– У гениев, знаешь, свои причуды.

– Заткнись уже с «гением»! Ни хрена ты не понимаешь! Обычный зануда!

– А что я, по-твоему, должен понять?

– Ничего. Видимо, ты безнадёжен.

Несколько секунд она злится, потом нажимает кнопку на рюкзаке. Воздух начинает вибрировать от примитивных электронных звуков – просто ритм, без мелодии.

Вскочив, тянет меня за пальцы.

– Давай танцевать!

Я долго топчусь под неодобрительными взглядами пляжников, пока девушка сходит с ума, совершая странные па и выкрикивая междометия.

Ну и манеры! Будто девочку поместили во взрослое тело!

Наконец, она выключает музыку.

– Садись, ты прощён!

И падает на песок. С виду, немного повеселела.

– А знаешь, наверняка же есть и другие…

– Кто? – я вообще не врубаюсь.

– Блин! Геноморфы! Украденные, с отключёнными схемами контроля. Или сделанные на заказ.

Мои брови сами собой лезут вверх.

Вот фантазёрка! Девчонки…

– Геноморфов без чипов контроля не существует. Даже самый безумный террорист их не отключит. Во-первых, неподконтрольный геноморф слишком опасен. А во-вторых, в чём смысл? Взломать, перепрограммировать, использовать в своих целях – вот для чего всё затевается, а не затем, чтобы дать геноморфу свободу… На заказ – такое вообще невозможно представить! Хоть представляешь, какой это уровень? Никаких денег не хватит, чтобы подкупить элитных учёных, руководителей проектов. Просто смешно!

Пока я это говорю, её лицо становится всё мрачнее.

– Смешно? Тебе смешно всё, что я ни скажу! По-твоему, я идиотка?

Она шмыгает носом и сплёвывает в песок. Я отворачиваюсь.

Вот угораздило! Да, это не парни с Ириды! Лучше скучать в одиночестве, чем дружить с истеричной и странной девчонкой! Что я подумал, увидев её в порту? «Ох, кто-то с ней и намучается!» Знать бы тогда, что речь обо мне!

Надо встать и уйти. Хватит!

До ушей доносятся всхлипы.

Поворачиваюсь.

Она сидит, уткнувшись в колени, плечи вздрагивают.

Ну блин!

Немного страшно, уж слишком шикарные волосы. Вся она слишком шикарная! Но ведь, сама подошла, сама целовалась!

Поборов страх, кладу руку ей на плечо – которую она немедленно сбрасывает.

– Отвали! Я купаться!

– Мэйби! Мэйби! – жалобно бормочу я ей вслед.

Она оборачивается.

– Не надоело? Ты же альфач, а ведёшь себя, будто сопля!

Издевается? Или это такой комплимент?

Перед глазами встают лица поспешивших созреть одноклассников: волосатых, крикливых, вонючих, с интеллектом умственно отсталого хомяка. Возможно, для Мэйби, «альфач» – это нечто другое.

Хм… Если это и комплимент, то со встроенной критикой.

После купания, настроение у Мэйби становится лучше. Выдав серию злых комментариев в адрес раскисших на солнце мужчин, она принимается за меня:

– Знаешь, я ведь не полная дура. Понимаю, что тебя таким сделало: родители, переезды, одноклассники, Дзета. Но всё это – в прошлом. Забудь! Думаешь, самый несчастный? У всех так! Я, кстати, летала на Дзету. Там папа работал. До сих пор в носу вонь этих жёлтых кустов. Как их там?..

– Смрадник.

– Во-во.

– Не в прошлом. Раз ролик смотрела, то знаешь. Топливо…

– Знаю. Было ещё одно прозвище: «маленький светлячок».

Блогера, который меня так назвал, облили дерьмом, перемешанным со светящейся краской. Но из уст Мэйби, это прозвище звучит не обидно. Просто. Ни издёвки, ни жалости.

– Кир, это глупо. Каждый может в любой момент умереть. Завтра, сегодня. Есть миллионы причин. И не факт, что умрёшь ты от облучения… Драму устроил! Нытик!

Никто ещё так со мной не говорил! Все понимали: трагедия очевидна.

Мэйби щурится, прикладывает руку ко лбу козырьком.

– Смотри, это тот дурачок! Ну, «персонаж»! – она показывает на дрыща. Тот отчаянно пытается съесть тающее мороженое, оно течёт у него по рукам, и, наконец, соскальзывает с палочки. – Сопля, вроде тебя!

Интересно, она о мороженом или мужчине? Скорее второе…

– Знаешь, Кир, ты мне нравишься! Пожалуй, сделаю из тебя человека. Станешь, как папа! – в голосе звучит неподдельное обожание.

Сжимаю зубы. Ещё не встречал этого замечательного папашу, но уже его ненавижу!

Но почему? Неужто, ревную? Ревную девчонку, которую знаю едва ли час, к её собственному отцу! Что же со мной не так?

– И потом, скажешь мне за это спасибо. Или может, – она покусывает губу, – ещё что-то приятное сделаешь.

– Перетопчешься!

Мэйби хохочет.

– Всех великих мужчин жёны к славе тянули. Без женщин, они бы всю жизнь жрали на пляжах мороженки! – и добавляет, видимо вспомнив дрыща: – Впрочем, даже на это вы не способны!

– Не всех. И ты мне не жена.

– Это да… Не жена! Не мечтай! Получше кого-то найду! Даже не буду врать… Хотя, очень люблю.

Сердце пропускает удар.

– Меня?

– Врать, дурачок! Ну вы, мужики, и смешные!

Ох и дура!

Встаю и шагаю к воде…

Тёплые волны гладят ступни. Я сижу рядом с Мэйби, отважно подставив лицо колким лучам. Прищурив глаза, таращусь на Солнце, разглядывая танец радужных пятен и наслаждаюсь горячим прикосновением девичьего плеча. Стянутую солью кожу ласкает ветер.

Хорошо… Только ужасно хочется пить, и целый океан воды раздражает.

Устав от яркого света, перевожу взгляд на кудри облаков. Бормочу под нос:

– Словно барашки…

– Ага! Как белые стада!

Вот уж не думал, что Мэйби услышит! Кошмар! Ляпнул перед взрослой девчонкой какую-то чепуху. С другой стороны, она поняла и поддержала…

– А на Диэлли ты давно? На каникулы прилетела?

Конечно же, это шутка. Для путешествий между мирами не хватит весенних каникул. На летних ещё можно подумать… Перелёт с ребёнком – проблема, для этого есть специальные «детские» лайнеры, ведь пользоваться гипертранспортом можно лишь после нейросканирования и имплантации чипа. Я и отец летаем с военными – это немножко быстрее.

– Чего? Какие каникулы? – тут до неё доходит. – А, шутник… Нет, я из двести шестнадцатой. Из-за переездов, я вечная новенькая. Дурдом! Зато укрепляет характер!

Я ухмыляюсь:

– Знакомо!

– А прилетели мы вместе с отцом, на нашей яхте.

– Скоростная?

– «Зимнее солнце». Элит-класс, – произносит она равнодушно. – С форсированным движком.

Конечно! Чего я ждал! Что девчонка из бедных?

– Два месяца в этой посудине! Кроме отца – никого. Жуть! Но знаешь, даже когда мне воткнут чип, я не собираюсь пользоваться Маяком! Буду на яхте летать или даже на «детских»! Нафиг! У меня при перелёте мама исчезла. Я ещё маленькая была, года три.

Ну и девчонка! Словно моё отражение! Будто снова стоишь перед «зеркалом» в астропорту. Странно всё это… Странно…

Конечно, я ни за что ей не расскажу про свою мать, про то, как мы с Мэйби похожи.

– И у меня мать пропала. В полёте. Как и твоя.

У Мэйби глаза лезут на лоб, а я удивляюсь, зачем это ляпнул. Решил ведь молчать!

Всё оттого, что хочу ей понравиться!

Вот дурак! Тупой, правильно она говорит! А если она теперь спросит, на каком корабле я сюда прилетел? Как буду объяснять, почему меня перевозят военные? Нужно срочно менять тему…

– А чем тебе полёт с отцом не понравился, ты ведь его обожаешь?

Она будто удивлена. Хмурит брови.

– Ну да… Обожаю… Может правда, полёт был неплох… Да не важно всё это! Ты про Маяк подумай!

– Почему не «Маяки», а «Маяк»?

– Ты тупой? Считаешь, они не связаны? У них же единая нейросеть – главное зло.

– Зло? Ты больная?

– Опять за своё? Устроить истерику?

– Пожалуй, не стоит.

«Ну и нахалка! Ещё и с приветом!»

– Вот сиди спокойно, и слушай! Думаешь, люди просто так исчезают, случайно? Нет! Есть такая штука – прогресс. А прогресс должен ускоряться… Раньше отбором занималась природа – отбором естественным. Потом люди затеяли искусственный: войны, соревнования экономик, уничтожение собратьев с поведенческими атавизмами – воров, убийц, насильников, педофилов. А теперь, за отбор взялся Маяк.

– Моя мать не преступница!

– Тебе-то откуда знать, что с ней не так? Маяку знает всё, и ему видней! У него свои критерии отбора.

– Моя мать не преступница! – повторяю я громче, и поворачиваюсь, чтобы убедиться, что Мэйби заткнулась.

– Тогда, есть другая причина. Но, чем-то она ему помешала.

– По-твоему, Маяк мечтает создать Нового Человека? Человека с большой буквы?

– Дурак ты, гений! Плевать мне на буквы и на чужие мечты! Главное в жизни, кто кого контролирует! Нужно взломать нейросеть Маяка или его уничтожить!

– Как? Даже после термоядерных ударов Станции остаются целёхонькими. Стоят себе, посреди расплавленной почвы.

Девушка задумчиво набирает в руку песок, тонкая струйка сыплется на коленку.

– Не знаю пока… Но жить так дальше нельзя! Сначала ты – раб родителей, а после – раб Маяка. Вот уж радость! – она хмурится и сопит. – Ты в курсе, что изредка, Маяк выдаёт Сопротивлению данные о расположении наших и перебрасывает их корабли в тыл Союза? Повстанцы специально держат часть сил возле Станций.

Ещё бы! На Дзете я испытал это на собственной шкуре.

Я прибавляю:

– Зато наши военные вынуждены таскаться на движках искривления.

– Тогда за кого Маяк?

– Да ни за кого! За кого небо и океан? Все дышат одним воздухом: свои и враги.

– Но точно, не за людей!

– С чего ты взяла?

– Посмотри, что он с нами сделал! Раньше люди гуляли, общались. Искали любимых, выбирали друзей! Сами! А сейчас? Поживи, как человек, до шестнадцати, в компенсацию за будущую тоскливую жизнь. Такая себе подачка! И всё! Дальше ты совершеннолетний, взрослый. Получай личный номер, чип с антенной в башку, назначенную Маяком профессию, выбранную Маяком жену. Живи серенькой жизнью в узком мирке, общаясь едва ли с десятком людей! Раньше было недостаточно имени – люди носили ещё и фамилии. Вот какой был большой круг общения!

– Подачка? Да прямо! Будь это возможным – чипы ставили бы грудничкам… И потом, до Маяка тоже так было. К тридцатилетию человек всё это и получал. Правда, лишь в идеальном случае, в одном на миллион. А до тридцати приходилось действовать методом проб, предельно неэффективно, ошибаясь с профессией, с женой и друзьями. Как раз из-за этого, лишь по необходимости, выходили на улицы и встречались. Потом появились компьютеры, социальные сети, удалённое обучение, дистанционная работа. И выходить стало не за чем… А сейчас, в эпоху ГСН и Маяков – общество достигло предела эффективности. После сканирования мозга, узнав тайные мечты и желания, скрытые способности, человеку предоставляется всё, что нужно конкретно ему!

– Зачем эта эффективность? Для кого? Я не хочу, чтобы из моей головы вытаскивали мечты и желания!

– Маяк ты не удивишь. Ничем. А уж тем паче – желанием оставить желания в тайне. И эффективность важна, ведь у человечества не лучшие времена – экспансия осложнилась войной.

– Важен процесс, но не результат! Цели – иллюзия! А времена никогда не бывают лучшими!

– Важен и результат, и процесс. Сейчас никто не меняет профессию, не разводится, ведь это бессмысленно, партнёр и работа подобраны идеально.

– Совсем не поэтому! Просто не предусмотрено таких процедур.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь. Неужто ты бы хотела к шестидесяти годам осознать, что ошиблась с профессией и супругом? А дети?

– Это будут мои собственные ошибки! Маяк отобрал у людей право выбора! Я хочу ошибаться! А дети… – Мэйби фыркает. – К шестидесяти годам дети вырастут, гений.

И умолкает. Видимо, у неё окончательно портится настроение.

Ну и девчонка! Охренительно необычная! Кто станет думать о том, куда идёт человечество?! А ещё про меня говорит! Небось, у самой полная башка странных чипов!

– Вообще-то, все счастливы. Ну, может кроме тебя…

– Счастливы? А ты не задумывался, что конкретно транслируют в мозг антенны ГСН? Только рекламу или что-то ещё? Какие-нибудь правильные счастливые мысли… И знаешь, человечество деградирует! Спустя двести лет люди начнут Маяку поклоняться, его технологии будут казаться им магией… Кто вообще выдумал использовать транспорт, как средство контроля? Отчего бы ему просто не таскать пассажиров и грузы?

– Это удобно. Нейросеть Маяка – самая большая в Галактике, а все Станции связаны.

Ветер постепенно усиливается, и до нас начинают докатываться волны. Океан ласкает ступни, словно пытаясь утешить, что беседа с единственной на планете интересной девчонкой не клеится.

– Знаешь, Кир, в чём отличие раба от свободного человека? Раб перекладывает ответственность за свою жизнь на кого-то другого! На родителей, жену, государство – не важно. Например, на Маяк. У раба всегда найдётся разумный повод, весьма убедительный, почему нужно так поступать, для каких величайших целей ему следует незамедлительно стать рабом.

Волна хватает белый рюкзачок и волочёт в океан. Демонстрируя отменную реакцию, девчонка легко возвращает вещи назад.

– А ты говоришь, геноморфы! Сам ты – вещь! И, в отличие от геноморфов, стал ты ей добровольно – от собственной тупости, лени и страха…

Мэйби поднимается и протягивает мне руку.

– Ладно, не злись. Пошли, пока нас не смыло.

Хватает меня за запястье и пальцы проваливаются под кожу.

Вижу, как вытягивается у девчонки лицо.

– Это что?

Ну вот, доигрался! Давно надо было свалить! Теперь, остаётся только признаться.

– Порт расширения для квантовых биочипов. Экранированный, пылевлагозащищённый.

– Ты хакер?

– Не ори! Люди услышат, а ГСН с них считает.

Мэйби замирает, точно зависший андроид. Лишь открывает и закрывает рот.

– Выходит, ты всё это время врал?! – у неё начинают дрожать губы, и девушка отворачивается.

В попытке избежать новой истерики, вскакиваю и разворачиваю девчонку к себе. Заглядываю в лицо, глажу плечи.

– Мэйби, ты о чём?

– Рассказывал, что за Маяк, за систему… А сам – взломщик… Я дура! Опять! – лицо кривится, слёзы текут по щекам.