Читать книгу Прости меня, мама. Роман - Сергей Шишков - Страница 10

С утра следующего дня они опять вдвоём с Арнольдом уже взбирались на вершину горы, осматривая то, что ещё не успели осмыслить вчера.

Предоставленные сами себе, они разлеглись на вершине и словно растворились в этом безмятежном пространстве.

Вокруг были удивительные горы, поднимавшиеся в голубое небо белоснежными столпами. Васильково-синее безбрежье втягивало в себя эти причудливые формы меловых див с притаившимися по крутым склонам темными входами рукотворных пещер.

Белый край притягивал к себе миром, наполненным беззвучием игры неведомых природных сил и тайной фантастических природных картин.

Насладившись видами Дивногорья, они спустились вниз и отправились к хутору.

Подходя к дому, мужчины увидел Акулину, сидевшую на скамейке.

Первым к ней подошёл Арнольд:

– Мы давно вас заметили, дорогая Акулина. Вы такая яркая и загадочная сегодня. Не нас ли поджидаете? – спросил он.

Она улыбнулась и ответила:

– Да, жду, хороших добрых людей. Батюшка сказал, что вы придёте.

Арнольд, желая выразить своё доброжелательное к ней отношение, продолжил:

– Нам хочется, чтобы вы украсили нашу кампанию и тоже пошли с нами.

Немного засмущавшись, девушка, не говоря ни слова, встала и пошла в дом. Вскоре вышла, но уже вместе с батюшкой.

– Здравствуйте, батюшка Елизарий. Мы рады, что вы в полном здравии, – приветствовал его Иван.

Увидев молодых людей, тот сказал:

– Мир вам, братья мои, бог творит нам хорошую дорогу, с радостью посылая солнце. Сегодня мы отправимся к Большим Дивам.

По дороге Иван спросил батюшку, не знал ли тот монаха Власия.

– Власия? – переспросил Елизарий.

– Да, монаха их Белгорода. Несколько дней назад я встретил его в соборе, где он молился. Он и посоветовал мне посетить эти места, – уточнил Иван.

– Знаю, мы оба были монахами. Только пути наши разошлись: меня увезли на север, а он бродил по Белой земле. Долго и я искал пристанище своё, пока не встретился со святой женщиной Зинаидой, матерью моей Акулинушки. А весточка об отце Власии – хорошая, мира его душе желаю. Приходил сюда, да не остался, да и как остаться, когда гонения не проходят. Давно уж не видно его, встретите, скажите добрые слова от батюшки Елизария, – ответил он.

Иван вновь сказал:

– Хорошо бы встретить, но вряд ли это произойдёт, в Белгород я сейчас не поеду, да и где он сейчас скитается, никто не знает.

Немного помолчав и глядя на Акулину и Арнольда, словно выясняя согласны ли они, спросил:

– Батюшка Елизарий, монах Власий очень советовал мне побывать в Пещере Покаяния, находящейся в Дивах. Не могли бы вы сводить нас туда?

– Отрадно, сын мой, что вы сами хотите внутреннего очищения. Это святое место для паломников. Люди взрастили в себе непомерную любовь и гордыню к самому себе, а это плохо, потому что ей сопутствуют такие пороки как тщеславие и высокомерие. Душа, втянутая в подобные и другие пороки, не только разрушается изнутри сама, но и разрушает мир вокруг себя. Многие верующие хотят покаяться в Пещере перед богом и очиститься от скверны грехов. Мы обязательно помолимся там Богу и будем просить его простить все наши грехи.

Пока они приближались к цели, Елизарий рассказывал им об иконе Богородицы и об исцелениях ею народа от сильнейшей засухи, опустошительных пожаров и холеры, случившихся в этих местах.

Батюшка так заинтересованно говорил, что Иван, словно наяву, тоже видел, как все местные жители с великой радостью устремились к столбу, на котором высоко и глубоко была врезана икона, а один из первых пришедших к ней жителей начал ползком взбираться на крутизну горы.

– Он сумел правою рукой коснуться её, а потом, взяв икону на руки, снёс её вниз без всякого затруднения, – с особым чувством произнёс он.

Батюшка с трепетом в голосе говорил и о том, как торжественно люди отнесли её в город Коротояк и поставили в храм монастырского подворья, чтобы потом обходить с нею крестным ходом города и деревни, носить её по домам из улицы в улицу.

– И она спасла богомольцев от новых эпидемий, болезней, засух и пожаров, где каждый получал по своей вере, – искренне уверял Елизарий шедших за ним людей.

Вскоре по тропинке они взошли на самое высокое место в виде огромной пирамиды, увенчанной крестом.

Батюшка, указав на него, вновь заговорил:

– Вот она наша красота, белая местная Голгофа, у подножия которой уже сотни лет стоят скиты, соборы и монастыри. Эти места схожи с природой Святой Земли и благословил их сам апостол Андрей Первозванный. Эти горы слышат нас, когда мы по ним ходим.

Он показал жестом руки вниз, где у подножия гор стояли строения монастыря возвышались меловые столбы, дивы.

Помолившись на крест, батюшка предложил спуститься вниз и осмотреть другие места.

Из-за горы показался белый столп. Он был так ярко освещён солнцем, что казался вылепленным из сахарной пудры.

Прошли мимо небольших пещер.

Батюшка, указав на них, сказал:

– Здесь трудники и затворники жили.

– А кто это? – спросил Иван.

– Трудники? Да это простые мужики, вставшие на тропинку душевного понимания. Те, кого отвергли жены, дети. Те, кто искал в себе добро и Бога. По благословению они трудились в монастыре, пещеры копали. И жили тут. А затворники, это другое. Это монахи, искавшие спасения души в уединении. Они затворялись от всех в келье или пещере и ограждались от влияния окружающих людей. Цель их затворничества была «исихия» – священное безмолвие. Затворник молится и говорит с Богом, осознавая своё место в мире. Тут есть и глубокая пещера столпника, монаха для особого трудного подвига. Он, подвижник, молился стоя день и ночь, а чтобы ночью не упасть, прикреплял своё тело к стене верёвками или цепями.

– Почему он себя не жалел? – то ли спросил, то ли сказал Иван.

– Так было угодно Богу, – ответил старик.

Они стали спускаться по крутому склону, созерцая по пути деревья, растущие прямо из мела, и по извилистой меловой тропе дошли до двух известковых столпов, похожих на колокольню.

– Здесь под колокольней находится Спасский пещерный храм, – сказал Елизар, указывая рукой на третий столп.

Он перекрестился и вновь сказал:

– Здесь произошло явление чудотворной иконы Божьей Матери, привезённой в эти края много веков назад греками.

Подойдя западной стороны к храму, все увидели над оконцем, загороженным чугунною решёткой, сглаженную часть поверхности с высеченными колонками и перемычками.

– На этом самом месте и была обретена главная святыня наших мест, чудотворная икона Сицилийской Божьей Матери. Когда её нашли, народ пал на колени, плача навзрыд и коленопреклонённо молясь со словами: «Пресвятая Богородица! Спаси нас!», – говорил он.

– Где же эта чудотворная икона находится сейчас, – спросил Иван.

– Одному Богу это известно, – ответил Елизарий.

Иван внимательно осмотрел поверхность стены, где была обретена икона, и ему показалось, будто поверхность стены заискрилась ослепительной белизной палящего солнца. Такое ощущение бывает тогда, когда на место темноты прорывается яркий свет. Ему показалось, что и изображения угодников, написанных красками ниже по бокам от двери прямо по выровненному сырцу скалы, смотрели на него с любовью, приглашая всех войти в храм.

Батюшка Елизарий перед дверью храма перекрестился и вошёл в храм первым, сразу за ним, не закрывая дверь, поспешил Иван.

Пройдя к маленькому алтарю с иконами, батюшка стал молиться.

Пока тот просил у Бога мира и здравия, глаза Ивана привыкли к темноте, и он на стене алтаря обнаружил вырубленный меловой крест с надписью, которую прочитать не смог из-за слабого света, падавшего из окошка вверху.

Он рассмотрел своды церкви, подпиравшиеся четырьмя меловыми столпами, вырубленными в горе.

Помолившись, Елизарий достал из – под рубашки восковые свечи и стал раздавать их.

К его и Ивана удивлению, Арнольда и Акулины они в храме не обнаружили.

– Бог простит им их отсутствие, – сказал батюшка и выдал Ивану восковую свечу.

Вторую взял себе. Они зажгли их. Батюшка нашёл маленькую дверь, отворил её.

Сырым пронизывающим воздухом погреба и удушливым запахом гашёной извести разом пахнуло на них. Откуда-то из далёкой глубины подземелий тянул резкий сквозняк.

Пещеры, по которым они шли, кольцом окружали церковь и в некоторых местах были засыпаны меловыми обломками, через которые пробраться было довольно затруднительно.

– В старину тут жили иеромонахи Ксенофонт и Иосаф, те ведь и эти пещеры ископали. От них здешняя святыня пошла, – сказал батюшка.

– Давно это было, батюшка?

– А кто ж знает? Этого знать никто не может. Сказывали старики старые, что от дедов ещё слыхом слыхали.

– Значит, уж и тогда монастырь здесь был?

– Нет же, нет! Никакого монастыря не было… дичь одна… леса да зверьё всякое. Пришли они из страны иноземной дальней, Сицилия прозывается. Через всякие народы дикие и царства басурманские прошли. И икону чудотворную с собою на руках принесли Божьей Матушки Сицилийской. Со старины так ведётся. Бог знает, какие времена это были. Ксенофонт и Иосаф как и Предтеча Христов спасались от басурман, святость православную укрепляя в белой земле. От них вся земля наша красотой и святостью пропитана.

Ниже опускаться в пещеры не стали, так как разбросанные камни на ступеньках, сырость и темнота требовали большой осторожности, чтобы не упасть.

Батюшка сказал, что здесь даже разбросанные камни имеют свою целительную силу. Иван попросил у Елизария разрешения взять с собой несколько лежавших под ногами отколовшихся кусочков мела. Тот разрешил, и Иван, подняв со ступенек три камешка, положил их к себе в карман,

Выйдя из подземелья, Елизарий аккуратно закрыл за собой дверь на ключ, потом, обратив внимание Ивана на другую пещеру, имевшуюся с западной стороны церкви, сказал:

– Когда жили и копали свои пещеры эти святые люди, никто не знает, но эти первые проповедники божьего слова для нас открыли свет исцеления от болезней и веры. Возможно, здесь они оставили свои мощи. В этой обители подвизался ещё один старец, отец Андрей, уроженец местного села Клёповка. Господь сподобил этого подвижника даром прозорливости, и он возложил на себя тяжёлый подвиг юродства и затворника, проведя здесь в посте и молитве тринадцать лет. Только господь знает, какие телесные подвиги пришлось перенести ему. В пещере-келье, где затворился отец Андрей и где он клал со слезами поклоны, была полная темнота.

Пока батюшка рассказывал всё это, Иван думал, задавая себе вопросы:

– А может этим людям мир открывался больше, чем нам, учёным? Мы, учёные, хотим и мыслим с высоты опыта. Но далеко ли мы видим? А может, мы только хотим так думать, желая узнать тайны мира, заглянуть наскоком то внутрь земли, то высоко в небо, и этим посеять внутри и вне человека раздор и вражду, уничтожить в нём веру?

Вскоре они вышли из собора.

Батюшка сказал:

– Теперь наш путь лежит к Пещере Покаяния. Что гложет вашу душу, Иван? Что скажете вы Господу и самому себе, подумайте, прежде чем мы войдём в подземелье.

Весь путь до Пещеры Иван думал над словами батюшки Елизария.

Иван понимал, что его душу постоянно гложет какая-то сила, создавая тревогу в душе. Однако точно сформулировать это он не смог.

Он про себя рассуждал так:

– Человек сам не всегда понимает, какие грехи он совершает, и кто-то должен на них ему указать. Ему вспоминались события всей его жизни и особенно те моменты, где он излишне проявлял свою гордыню, где его труд, соответствуя нравственным устоям и пониманию в обществе того времени, шёл вразрез с личным осмыслением жизни. Он вспомнил о своих предках. О дедушке Петре Ивановиче, погибшем при спасении им тонущих моряков на Неве во время наводнения, перед ним предстала бабушка Арина Сергеевна, не вынесшей этого и в скорби по нему вскоре скончалась. Он их совсем не помнил. За какой грех они так жестоко расплатились, рано уйдя из жизни, не дав ему даже увидеть их.

Он подумал о бабушке Мавре Анисимовне и дедушке Петре Гавриловиче по линии отца, которых очень любил, погибших в годы войны от бомбёжки во время эвакуации их около города Почепа, что на Брянщине. Он их очень любил. Какой грех совершили они? В каких грехах ему каяться за них?

Он вспомнил свою первую жену Машеньку, первую любовь, родившую ему сына Серёженьку, но погибшую от рук фашистов, находясь в партизанском отряде. За какие её грехи покаяться ему?

Перед ним словно проплывали и родители Машеньки мама Прасковья Ильинична и папа Емельян Иванович, человек искренне верующий в Бога, умершие вместе на печи их дома от угарного газа из-за закрытой вьюжки в печке в зимний морозный день.

А мама Надежда Петровна, пережившая в блокадном Ленинграде столько лишений, и папа Иван Петрович, погибший от сброшенной на город фашистской бомбы?

Всех их уже нет на этом свете, но разве они в чём-либо виноваты?

Нет, все их грехи он берёт на себя. Может и не случилось бы всего этого, если бы не его длительные командировки на Урал, сделавшего его в годы войны надолго солдатом трудового фронта на челябинском Танкограде.

Сколько страданий причинил он своим отсутствием этим дорогим ему людям.

Но его раздумья шли дальше родного очага, они касались его родного города и даже страны и мира.

Он вспомнил тот случай, когда проявил свою гордыню, согласившись, участвовать в организации Всесоюзной ярмарки. Ему казалось тогда, что она должна была стать началом новой экономической политики всей страны. Однако, это не было оценено властями в Москве. Мало того, все организаторы этой ярмарки были объявлены врагами народа. Тысячи людей стали в один миг нарушителями каких-то законов, осуждённых на десятки лет разных лагерей по всей стране. Он тоже стал игрушкой в руках властей, сославших его за колючую проволоку на Север и в Сибирь.

Он был готов покаяться и за эту свою гордыню, которая способствовала разлуке и со своей второй женой и отдалению от его второго сына. Он все вольные и невольные грехи сейчас брал на себя.

Он думал и о другой странице его жизни: работе во время войны на Танкограде. Он понимал, что стране, боровшейся с фашистами, нужны были танки. Однако, война закончилась, а выпуск танков продолжился. Он не понимал, почему политики всех стран не могут договориться и прекратить их выпуск ради мира на земле.

Покаяться перед Богом за свои грехи и вдохнуть в человека силу добра и справедливости, отказаться от разрушительных деяний каждого человека, не нанести его состоянию нравственный дискомфорт – не это ли является главной силой Покаяния, – думал Иван, и он уже был готов делиться своими мыслями с Богом.

Его раздумья нарушил батюшка:

– Иван, смотрите, за склоном горы показался белый столп, под ним и находится Пещера Покаяния.

Подойдя к двери мелового столпа, батюшка, сказал:

– Это место намолено веками! В ней совершались Таинства исповеди. Готовы ли вы, Иван, покаяться?

– А что я должен сделать? – спросил он.

– Пройти весь путь и молиться, выплеснув из души своей все греховные помыслы за себя и близких вам людей.

– Да, я готов, – утвердительно заявил Иван.

– Есть только один способ очищения души и её успокоение – это покаяние перед Богом, но это длинный и сложный путь. Покаяния никогда не бывает много, потому что человеку всегда есть в чём раскаяться. Надо внимательно всмотреться в себя и без самооправдания и прочих уловок разглядеть нелицеприятные уголки души и вынести их на исповедь.

С этими словами батюшка достал две свечи, зажёг их и одну передал Ивану, затем маленьким ключиком, неизвестно откуда оказавшимся в его руках, повернул защёлку в двери и открыл дверь. Когда свеча тусклым светом осветила вход, Иван с замиранием сердца осторожно ступил за батюшкой по мягкому полу.

Пройдя метров двадцать, они неожиданно остановились. В слабом свете на стене Иван увидел резную меловую икону с изображением Богоматери, подойдя к которой батюшка перекрестился три раза и стал молиться.

Иван тоже перекрестился, произнеся слова:

– Матушка, царица небесная, прости меня за все мои прегрешения.

Он вспомнил матушку Анастасию из Холковского монастыря, которая с трепетом в голосе просила Матерь Божию за всех людей, чтобы она помогла им иметь надежду, терпение, радость, утешение.

От этого воспоминания, словно свет, озарил его душу, что он, так же как и она с выражением, произнёс:

– Милостивая наша Матерь Божия, услышь меня и протяни ко мне руки твои, наполненные исцелением, дай всем скорбящим Радости и Утешение. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, во веки веков. Аминь.

Он впервые произносил такие слова, тишина и полный покой помогали ему в этом, разнося голос по всему подземелью.

Закончив свою придуманную им молитву, он почувствовал всё величие и торжественность момента в этом подземном храме.

По мере продвижения вперёд, Иван стал чувствовать, как пещера уменьшалась в размере. И вот уже потолок нависал над его головой, цепляясь за волосы, а руки касались стен пещеры.

Батюшка же, словно испытывая Ивана на выдержку и выносливость, медленно шёл перед ним.

Он был ростом ниже Ивана, поэтому его голова и руки не столь часто ударялись о потолок и стены.

Иван от движения в полусогнутом положении даже почувствовал боль в спине, а подземный ход становился всё ниже и уже.

В какой-то момент он даже подумал о страхе быть навсегда замурованным в этой узкой пещере.

Батюшка, словно поняв это, неожиданно произнёс:

– Все поклоны нашему царю небесному отданы. Теперь смело можно покаяться перед ним за свои прегрешения.

Так, стоя в три погибели, Иван, выдавливая из себя те признания, которые продумывал накануне, и постоянно крестился. Батюшка слушал молча и тоже крестился.

Неожиданно он, тронув Ивана за плечо и не говоря ни слова, пошёл обратно. Иван последовал за ним.

Пройдя с десяток шагов, они свернули в бок пещеры и оказались в более высокой и широкой нише.

Батюшка, встав во весь рост, сказал:

– Мой брат, ты покаялся, очистился от греха. Глубокая тишина помогает забыть мирскую суету и побуждает в человеке лучше прочувствовать покаянный дух. Верь в Бога и Богородицу, и они придут к тебе. А теперь ещё раз склони голову перед Богом и поблагодари его за всё. Не бойся просить Его помощи снова и снова. Твоя душа ищет чистоты, это отрадно. Теперь тебе можно доверять.

Пройдя ещё несколько метров вперёд, батюшка остановился перед маленькой иконой с изображением Христа и произнёс:

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, аминь.

То же самое произнёс и Иван.

Произнеся эти слова, он показал на дверь, сказав:

– А вот и выход из Пещеры Покаяния, – и, подойдя, отворил её.

Яркий луч ворвался в темноту пещеры. Было такое ощущение, словно туда ворвалась новая, неведомая им сила.

Иван закрыл глаза и стоял до тех пор, пока они привыкли к свету.

В эти минуты у Ивана было такое состояние, будто он перешёл некую границу, отделяющую тьму от света.

Глядя на маленькую дверь, из которой они только что вышли, и батюшку Елизария, Иван перекрестился и сказал:

– Благодарю вас, батюшка. Как хорош свет после заточения!

Несмотря на то, что батюшка Елизария заметно устал, он предложил Ивану дальнейший путь к зданиям бывшего монастыря.

Из уст Елизария Иван услышал новый трагический рассказ о разорении дивногорского монастыря и о расстреле в нём местного архимандрита Флорентия с оставшейся братией.

Об этих трагических событиях батюшке рассказывали женщины, бывшие тогда маленькими девочками. Сейчас он только передавал их невесёлый рассказ.

– Они стояли под мостом, боясь пошевелиться и видели, как красноармейцы сталкивали иноков с камнем на шее с моста в реку, – волнительно говорил он. Братию расстреливали и в трапезной пещерного храма. Новые хозяева жгли иконы, сваливая их в кучу во дворе монастыря. Местные жители тайком ночью уносили их, пряча в своих домах. Были утоплены в реке Тихая Сосна все священные книги.

Когда они пришли к зданиям, то обнаружили сидящими у колодца Арнольда и Алевтину, мило смотревшими друг на друга.

Увидев Ивана и батюшку Елизария, они заулыбались и вышли им навстречу.

Иван спросил:

– Куда же вы делись?

Арнольд ответил, что они с Алевтиной решили идти помедленнее и отстали.

Посмотрев на батюшку, присевшего рядом с Алевтиной, Иван сказал:

– Спасибо батюшке Елизарию, он мне так много показал и рассказал. Мы посетили Пещеру Покаяния. Это забыть нельзя.