Читать книгу Прости меня, мама. Роман - Сергей Шишков - Страница 5

Почти три часа двигалась машина до деревни Чернянка. Шофёр Василий сказал, что до монастыря осталось несколько километров. Они проехали ещё полчаса, когда на вершине горы показался одноглавый храм, видимый со всех сторон.

Возле него остановились. Спрыгнув на землю, Иван пошёл к зданию церкви и обнаружил его запертым на большой амбарный замок. Обойдя храм со всех сторон, внизу под горой увидел ещё один храм. Спустившись с кручи вниз, в открытой двери часовни заметил женщину в тёмной одежде, молившуюся перед иконой.

Подождав, когда закончится молитва, он окликнул её:

– Простите, матушка, я от отца Власия, нельзя ли у вас переночевать?

Женщина, развернувшись к нему лицом, спокойным голосом сказала:

– Отец Власий? Где находится наш скиталец? Блаженный человек, давно не заглядывал в наши края.

Иван ответил:

– Сегодня встретил его на молитве в Успенском соборе.

Женщина внимательно смотрела мужчине в глаза, словно удостоверяясь в правоте этих слов, и спросила:

– Кто вы и куда путь держите?

Назвав своё имя, Иван объяснил причину приезда в монастырь дальней дорогой из Белгорода в Воронеж, куда они, ленинградские геологи, отправляются в экспедицию.

Женщина удивлённо спросила:

– Вы из самого Ленинграда?

Он ответил:

– Да, из Ленинграда.

Внимательно осмотрев его, она уже более приветливо сказала:

– Меня зовут матушка Анастасия, я в этом монастыре монашествую после того, как умер мой батюшка отец Вячеслав Васильчиков. Все верующие его знали. Светлая ему память. Вон здесь его и похоронили, возле часовни. Не могу от него никуда уйти, молюсь за него и за всех святых и грешных. Да и монастырь без меня порушится. Да ладно, пойдёмте, покажу вам кельи. Там давно уже никто из монахов не живёт, а если кто заедет, так останавливается.

Они поднялись обратно наверх, где в отдельно стоящем одноэтажном здании матушка открыла дверь и впустила туда геологов.

Кельи были маленькими с низкими потолками и кроме стоявших деревянных кроватей с матрацами, наполненных сухой травой, в помещении ничего не было. Пришлось разместиться по-походному. Матушка хотела сразу уйти, но Иван, поблагодарив её за ночлег, спросил:

– Матушка Анастасия, завтра рано утром мы уедем и хотели бы от вас узнать что-либо о монастыре. Не можете ли вы показать его нам?

На что монахиня ответила:

– Пока ещё светло, пожалуй, покажу. Через полчаса я буду у вас.

Ровно ко времени она явилась. Все геологи собрались возле здания. Матушка, расспросив имя каждого гостя, ещё раз назвала себя и пояснила, отчего обитель носит необычное своё название мужского Холков-Царев-Николаевского монастыря.

Оказалось, что «Холковым» он значится по наименованию реки, «Царёвым» – потому, что царь Алексей Михайлович, отец Петра Первого, дал жителю деревни Холки будущему настоятелю монастыря Ефрему жалованную грамоту на безоброчное владение землёй. Тогда же при нём построили и первую церковь, освящённую в честь иконы Николая Чудотворца. Так здесь появился небольшой монастырь и посёлок, в котором и доживали свой век последние его монахи и отшельники.

Рассказывая, матушка жестом руки указала вначале на окрестные земли, а затем на самое высокое место откоса, куда направилась сама, увлекая за собой геологов.

Я удивился тому, как женщина легко преодолевала крутой подъём, чего не скажешь о следовавших за ней мужчинах.

Вскоре вся группа оказалась в объятиях сильного, но тёплого южного ветра.

На высоте матушка подошла к основанию квадратного дубового сруба и сказала:

– Это всё, что сохранилось от сторожевой башни, служившей с незапамятных времён наблюдательным пунктом воинов, следивших за приближением конницы крымских татар. Мы называем его Жёстовой сторожкой. Мой батюшка говорил, что здесь находилась целая крепость. Эта гора тоже называется Жёстовая.

– Вид с этой горы потрясающе красивый, – сказал Вадим Владимирович.

Иван заметил, что матушка Анастасия после этих слов в первый раз высоко подняла голову и улыбнулась.

Внизу шумели быстрые воды двух слившихся воедино рек, которые в широком раздолье с высоты открывались зеркальным блеском. Где-то у горизонта были видны холмы, покрытые лесом.

Хотелось превратиться в орлана, чтобы пролететь над степью и ещё острее ощутить красоту этих мест.

Матушка Анастасия продолжила свой рассказ:

– Мой батюшка был здесь священником и грамотным человеком. У него были книги о монастыре, он их бережно хранил и мне рассказывал много историй. Я и сама умею читать, прочитала несколько книг и помогала ему в раскопках пещер. Видите церковь, что виднеется позади вас? Так вот, под ней находится крутой обрыв. Мой батюшка однажды заметил на склоне обрыва изображение креста, вырезанного в меловой горе. Странно то, что другие люди смотрели и его не видели, а он увидел и решился отправиться в Курскую епархию, чтобы рассказать об этом. Там знающие люди сообщили ему о существовании подземного монастыря, построенного киевскими монахами в незапамятные времена. И задумал он тогда найти этот монастырь. Подрезая лопатой и стуча по меловому склону, батюшка услышал долгие звуки, и ему показалось, что из-под земли его кто-то звал. Тогда он решился пригласить местных крестьян, чтобы начать раскопки. Люди спускались на верёвках с горы и, раскапывая её со стороны кручи, обвалили часть склона, раскрыв пещеру квадратной формы. Протиснувшись туда, они обнаружили монастырскую молельню, образа, написанные на двух столбах, и буквы древней славянской вязи на стенах и потолке. Позже был открыт и другой вход, у которого находились монашеские кельи с вырубленными на стенах крестами. Как потом выяснилось, молельня оказалась вырытой точно под верхней Преображенской церковью, той, которую вы сейчас видите. Посмотрите, с горы она смотрится очень красиво. Позже их соединили металлической трубой, чтобы богослужение можно было слушать одновременно в обеих церквах. У входа в пещеру построили часовенку, которую освятили высокие городские священнослужители.

Она замолчала, а потом неожиданно спросила:

– Хотите побывать в пещерах?

Все конечно согласились, а монашка, услышав единодушное согласие, указала рукой куда-то вниз.

Геологам теперь предстояло опуститься по крутой и узкой тропинке почти на двести метров вниз, где находился вход в пещеру.

Матушка первой стала спускаться с горы, геологи последовали за ней. Перед часовней она остановилась и перекрестилась, а потом впустила туда геологов. Оказавшись в небольшом зале часовни, она помолилась перед иконкой, стоявшей на подставке, затем, вручив каждому по самодельной свече, попросила зажечь их.

Стоя перед маленькой дверью, сказала:

– Дверь низкая и нужно нагнуться при входе, за ней темно, сыро и холодно. Идём молча и медленно, – и, отворив её, первой окунулась в темноту.

В пещерном коридоре свечи у геологов гасли, но они зажигали их друг у друга, идя практически наощупь.

Так было до тех пор, пока глаза не привыкли к темноте, в которой их тени, как подслеповатые огромные диковины расползались по стенкам пещеры.

Чтобы поддержать ровное горение свеч, геологи научились ходить друг за другом на одном дыхании, выдерживая некоторое расстояние.

Наконец, все остановились. Оказалось, дошли до церкви, где слабо осветились меловые белые столбы. В сумраке свечей все увидели на подставке трудно различимую икону Богоматери, возле которой матушка стала креститься и молиться.

Иван запомнил эту молитву почти полностью, а в устах матушки она была особенно певучей:

– О пречистая Богомати, Всецарице! Услыши многоболезненное воздыхание наше пред иконою твоею, посмотри на чад Твоих ко святому образу Твоему с верою припадающих.

Ивану показалось, что матушка слова не произносила, а пела тонким, чистым и трогательным голосом, пронизывая всё подземелье и глубоко затрагивая этим геологов.

– Яко птица крылом покрывает птенцов своих, тако и Ты ныне покрой нас многоцелебным Твоим омофором. Тамо, где же надежда исчезает, несомненною надеждою буди. Тамо, где же лютыя скорби превозмогают, терпением и ослабою явися. Тамо, где же мрак отчаяния в души вселися, да воссияет неизреченный свет Божества! Малодушных утеши, немощных укрепи, ожесточённым сердцам умягчение и просвещение даруй, исцели болящих людей твоих, о, всемилостивая Царица! Ум и руки, врачующие нас, благослови! Яко живой, мы молимся пред иконою Твоею, о, Владычице! Протяни руки Твои, наполненные исцелением, дай скорбящим радости и утешение. Чудотворную помощь скоро получив, прославляем Тебя и Живоначальную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.

Казалось, что её молитвенное слово отдавалось эхом, пронизывало мозг и душу стоявших рядом с ней людей. Все геологи, слушая молитву, крестились и стояли в молчании.

Закончив молитву, матушка, оставив свечу перед иконой, не говоря ни слова, зажгла новую и пошла далее.

Иван подумал:

– Сколько доброты и света было заложено в этой молитве, и какими мудрыми были эти киевские монахи, сумевшие достичь понимания того, что в подземелье молитва воспринимается с особой силой, а слух заостряется настолько, что память улавливает даже самые загадочные молитвенные слова.

Вновь пошли по тёмному длинному коридору, пока не дошли до широкой площадки, где она вновь остановилась и сказала:

– Да, монахи были святыми подвижниками. Они пребывали здесь годами, и в своих холодных кельях на выступах-лежанках отдыхали и усердно молились, вымаливая у Бога мир и спасение живущим, прощение грехов и жизнь вечную. Молились они о житейских нуждах, о том, чтобы дождь пошёл вовремя, чтобы урожай был хороший, чтобы пожара не было, молнией не убило. Просили об избавлении от междоусобной брани, от нашествия врагов, от болезней. Добрая слава о трудолюбивых монахах и иноках разносилась по всей округе.

На некоторое время она замолчала, словно проверяя геологов, воспринимают ли они её слова.

Через некоторое время она продолжила:

– Они оставались жить в монастыре, становясь настоящими подвижниками, самим Богом призванными. К настоятелю обращались и миряне с просьбами принять их в монастырь, но брал он далеко не всех. Тем же, кого брал, ставил три условия: первое – всякое дело делать пред очами Божьими, второе – развить в себе братолюбие и равную ко всем любовь, и третье – совершать послушания с отвержением воли своей. Не все и не сразу понимали назначение этих поучений, но мудрые люди разумели их.

А далее она стала рассказывать историю об искуплении грехов своих старцем Никитой, уроженцем села Холки.

Она говорила о том, что спустя столетие после закрытия монастыря, уже мало кто помнил о былых монашеских подвигах, о святости и намоленности этого места. Об этом решил напомнить своим односельчанам на шестом десятке своей жизни Никита Бычков.

Матушка говорила о своём земляке как о человеке бескорыстном и честном, нашедший свой путь к богу через аскетический образ жизни.

Похоронив в возрасте пятидесяти четырёх лет свою жену, он тяжело пережил утрату. Когда горе постепенно начало забываться, Никита все чаще стал задумываться о загробной жизни, критически оценивая прожитые годы. Эти раздумья привели его к осознанию греховности души. Чтобы искупить грех, он вырыл себе землянку, а потом от неё начал рыть ход к монастырю. Орудиями труда Никиты были лопата, кирка и ведро. Куски и крошки мела он выносил в старицу, высохшее русло речки, находившееся недалеко от входа в подземелье.

– С какими добрыми делами приду я на ответ к Богу? Как дам отчёт о полученных от Него талантах? – размышлял он.

После того, как родной сын Герасим выпроводил отца из дому, тот окончательно поселился в землянке, в которой провёл тридцать лет, питаясь подаяниями односельчан. Смерть застала его на восемьдесят четвёртом году жизни в своей землянке, – подвела итог своего рассказа матушка и повела всех коридором, выкопанным старцем Никитой, к выходу из подземелья.

Выйдя на свет, она взглянула на небо и сказала:

– Я прощаюсь с вами, утро вечера мудренее, завтра обещает быть светлым. Оставьте всё, как было, меня не ждите, спокойной ночи.

Солнце уже зашло за горизонт, стало смеркаться. Все молча потянулись наверх, к своему ночлегу.

Иван долго не мог уснуть, представляя себе все встречи этого дня. Какое-то внутреннее противоречие раздирало его сознание. Красота мыслей монаха Власия и монашки Анастасии проникли в самое сердце, там было всё чисто и бескорыстно. Их чувства были с теми подвижниками, которые давно ушли из жизни, им откликался их зов.

И всё же, было такое ощущение, что они стеснялись людей, им было неуютно с ними, что в церкви и пещере они чувствовали себя намного свободнее.

Мысли Ивана постепенно сменились сладкими сновидениями, с которыми он и вступил в новый день.

Встав раньше всех, он вышел из келий и отправился к собору, стоявшему над молельней подземного монастыря. Впереди открывалась деревня, за которой извилистой лентой вдаль уходила река.

Раннее утро навевало ему мысли о дороге, начало которой теперь исходило от этой маленькой деревни Холки, в которой жила матушка Анастасия.

Пристально вглядываясь в заречные земли, он вновь увидел орлана, взметнувшегося в небо. Там над зубчатой линией леса возвышалась старая лиственница с обломанной кроной, откуда вылетела птица. Макушку дерева увенчивало громадное гнездо. Казалось, любая буря, самый свирепый ураган бессильны были сокрушить и сбросить вниз это массивное сооружение. Далеко видимое, гнездо на фоне белёсого неба служило прекрасным ориентиром.

Были видны и несколько других гнёзд, построенных птицами рядом на соседних деревьях. Внимательно всмотревшись в очертания деревьев, на одном из них он увидел ещё одного неподвижно сидящего с царственной осанкой орлана. Его фигура отчётливо выделялась на корявой ветви дерева. Ни малейшим движением, ни криком не нарушил он торжественной тишины.

– Должно быть всю ночь, как вырезанное из дерева изваяние, просидел он на своём троне, – сказал сам себе Иван.

И вдруг эта огромная птица, а вслед за ней и другая единым взмахом рванулись и поднялись в воздух.

– Неужели у белохвостов есть своя семейная территория? – подумал Иван.

Но только он об этом подумал, как увидел захватывающее зрелище. Две огромные птицы, сцепив вытянутые навстречу друг другу лапы, с большой высоты стали падать и кувыркаться до самой земли. Эта парочка расцепила когти, как ему показалось, только в двух-трёх метрах от земли.

– Как красиво среди простора и тишины они любят друг друга, – подумал он.

Вскоре из келий стали выходить геологи, но картины любовных отношений птиц они уже не увидели.

Вышел и шофёр Василий, который завёл машину и пригласил всех забираться на свои сидения, чтобы с ранним попутным ветерком отправиться далее.