Читать книгу Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец - Сергей Синякин - Страница 30

Званцев в приметы верил.

Скажем, встанешь не с той ноги – весь день все из рук валиться будет. Сорока в распадке застрекотала до полудня – жди неприятностей. Новый спутник над вулканом прошел – гости нежданные будут. Хорошо, если рыбаки нагрянут, у них хоть рыбкой разжиться можно, но ведь может и начальство прикатить, а от начальства, как известно, всегда одни неприятности, на то оно и начальство, чтобы подчиненным настроение портить.

Сегодня все складывалось на редкость удачно – сороки молчали, медведь малинника не ломал, ночь вообще беззвездная выпала и встал Званцев, как полагается, – с левой ноги.

Робот Митрошка сидел на валуне и что-то ладил, работая всеми четырьмя щупальцами.

Он развернул на спине гелиоприемник и подзаряжался прямо от солнца. Избыток энергии играл в его титановых мышцах.

– Все возишься, – сказал Званцев. – Нам ведь сегодня на сопку идти. А у тебя, как всегда, наверное, ничего не готово.

Митрошка посмотрел на него большими фасеточными глазами, раздраженно схлопнул гелиоприемник и пробормотал вроде бы про себя, но так, чтобы хозяин обязательно услышал, что пока роботы ишачат, не покладая конечностей, некоторые отлеживаются в эсдэвэ и за временем не следят.

Эсдэвэ, как в просторечье называли специализированный дом вулканолога, медленно приходил в себя после сна – системы задействовал, вчерашним мусором отплевывался. Видно было, что вчерашняя гулянка с рыбаками, заглянувшими на огонек, ему пришлась совсем не по вкусу, что и говорить, по-хамски они вчера себя вели, а эсдэвэ к культурным людям привык. Теперь Дом, как его называл Званцев, обижался и ворчал, обещая некоторых, кто порядка не признает и чистоту не соблюдает, за порог не впускать. Дезодоранты использовал даже с излишком, запах стоял, как в салоне красоты. Митрошка закончил работу, поднялся, и его повело. Заметно повело, даже щупальцами за валун ухватился, чтобы равновесие сохранить.

– Опять электролит ночью пил? – с упреком спросил Званцев. – Ох, отправлю я тебя на перепрограммирование! Свежий электролит тебя до добра не доведет. Тебе сегодня в кратер лезть, а ты щупальцем пошевелить не можешь!

Митрошка промолчал, а когда вулканолог повернулся к нему спиной, обиженно забубнил в свои динамики, что некоторые себя слишком разумными считают. Права робота ни в грош не ставят, а понять не могут, что робот живое существо, пусть и искусственное, ему тоже разрядка требуется, а чем еще возникающее в цепях излишнее напряжение снять? Конечно электролитом!

– Раскудахтался! – громко сказал Званцев и пошел умываться в реке.

Когда он вернулся, робот Митрошка стоял у эсвэдэ, горбясь от контейнера с аппаратурой, а Дом, закончив наводить чистоту, заземлился, вошел в Интернет в поисках хороших мелодий. Это сам Званцев ему такое задание дал, только вулканолог подозревал, что Дом шныряет в Интернете не потому, что ему приказано было, а ради собственного удовольствия. Бывали дни, когда, возвращаясь после трудного рабочего дня, Званцев слышал, как Дом песенки современной попсы исполнял, одновременно ядовито комментируя убогость слов и способности тех, кто эти слова писал. Наверное, от скуки. Трудно ведь в одиночестве стоять, когда и словом перекинуться не с кем. А когда они возвращались, Дом затевал ехидную перепалку с Митрошкой. Похоже, он просто завидовал, что у Митрошки конечности есть и что Званцев берет его с собой, отправляясь в сопки.

– Мы сегодня пойдем куда-нибудь? – поинтересовался робот. – Или я зря на себя все это барахло навьючил?

– А я еще не завтракал, – сказал Званцев. – Это тебе легко, ночь у блока питания простоял и готов к путешествиям. А человек, брат, по утрам поесть должен, и желательно чего-нибудь вкусненького. Сейчас посмотрю, что там Дом приготовил, позавтракаю, а тогда уже и тронемся в путь.

Митрошка ничего не сказал, но когда Званцев повернулся к нему спиной, с грохотом свалил контейнер на землю. Слышно было, как он нарочито бодро топает за спиной, насвистывая «Марш энтузиастов». Словно показывал, что готов к маршруту, как бы о том другие ни говорили.

Дом Званцева порадовал – в столовой на столе шипел аппетитный бифштекс с гарниром в виде хрустящего картофеля-фри, дымился кофе и желтели поджаренные в тостере гренки. Играла музыка. Хорошая музыка играла.

– Ночью опять грунт дрожал, – сказал Дом.

Сваи его уходили в почву на десяток метров, следовательно, Дом знал, о чем говорил.

– Тебе не кажется, что близится извержение? – спросил дом.

Званцеву так не казалось. Никаких внешних признаков грядущего извержения не было: вулкан не курил, даже пар в расщелины не выбивался, и оба гейзера у подножья сопки были спокойны, без признаков кипения, которое свидетельствовало бы о том, что магма поднимается выше. А Дом всегда был паникером, волновался даже тогда, когда не было веских причин.

– Ты особо не задерживайся, – предупредил Дом. – Детектор вчера симпатичный малинник нашел. Я компот сварю. Рыбу как приготовить?

– Можно бы ухи сварить, – бездумно сказал Званцев.

– Я лучше нафарширую, – не согласился Дом. – Ты этих рыбаков больше не приводи. Вчера они рыбу прямо в раковине чистили, все фильтры засорились, я их с утра очищал, так до конца и не закончил. На фига мне гниющая органика в канализационных трубах?

– Ты лучше скажи, где Митрошка электролит берет? – поинтересовался Званцев, торопливо допивая кофе.

Дом замолчал.

– Вот-вот, – сказал Званцев. – В этом вы, машины, всегда заодно. Зря вас свободой воли наделили.

– У каждого отдушина должна быть, – вздохнул Дом. – Вы-то вчера этиловый спирт для чего хлестали? Для удовольствия? Хочешь, покажу, как вы вчера выглядели, – ты и эти самые рыбачки?

– Не надо, – отказался Званцев, прекрасно зная, что увидит.

– А пели-то как, – сказал Дом. – Ты ведь знаешь, что у тебя голоса нет.

Дом музыку любил и считал себя тонким ценителем, с особенным удовольствием он слушал арии из итальянских опер и грузинские хоровые песни. Званцев подсмеивался над ним, называя увлечения Дома пережитками прошлого, давно вышедшими из моды.

За окном что-то загремело, послышались тяжелые шаги, и на пороге показался Митрошка.

– Так мы сегодня идем? – спросил он. – А то я другим делом займусь. У робота забот хватает, не то что у некоторых! Это только говорят, что рабство отменили!

Лезть в гору не слишком приятное занятие.

Сопка поросла чахлыми деревцами, которые в основном кособочились в сторону восхода. В основном это были корявые сосны, изредка встречались тонкие березки. Они поднимались неторопливо, хотя, быть может, следовало и поспешить.

Вулкан представлял собой кальдеру – котлообразную впадину с крутыми склонами и ровным дном, которая образовалась вследствие провала вершины вулкана. Там, внизу, у Званцева были расставлены приборы, с которых он ежедневно снимал показания. Хорошая была идея – устроить на месте затухающего вулкана геотермальную электростанцию.

Званцев медленно спускался в кальдеру. За ним грузно топал Митрошка.

– Фигня какая-то, – сказал робот. – Слушай, Званцев, содержание солей тяжелых металлов в воздухе завышено. С чего бы это?

– Ладно, ладно, – сказал Званцев. – Я тоже вижу, что активность выше обычной. Смотри, испарение сквозь трещины пробиваться стало.

– Я сделаю замеры, – сказал Митрошка, сгружая на землю контейнер. – Ты, Званцев, не очень бы рвался вперед. Геологам за храбрость медали дают только посмертно.

– А роботам? – ехидно поинтересовался Званцев.

– А роботов у вас вообще за людей не считают, – печально сказал Митрошка, склоняясь над курящейся трещиной, чтобы взять пробу воздуха. – Чистая дискриминация. Как пахать, так, пожалуйста, а во всем остальном…

Званцев его не слушал. Неожиданно вышел на связь Дом.

– Слушай, Званцев, – озабоченно сказал Дом. – Я не знаю, как там у вас, но мне здесь не нравится. Слушай, трясти начинает. Дрожь пока еле заметная, но мне все это не нравится. Вы бы возвращались, а?

– Это тебя от переизбытка энергии трясет, – сказал Званцев. – у нас все нормально. Не веришь, можешь у Митрошки спросить.

– Ох, кто бы спросил Митрошку, – сказал робот, подхватывая контейнер. – Кто бы его спросил… Я бы ни на минуту в этой заднице матушки Земли не задержался бы. Дому не нравится. Надо же! А уж как мне-то, как мне-то не нравится!

– Что-нибудь необычное? – поинтересовался Званцев.

– Я бы не сказал, – робот выпрямился, готовый продолжить спуск. – Сера, ртуть, может, несколько увеличено содержание тяжелых металлов. Но вот предчувствие у меня…

– У тебя? Предчувствие? – удивился Званцев.

– Слушайте, – сказал Дом. – Потом между собой поговорите. У меня тут два толчка отмечено по три с половиной балла. Вам это ни о чем не говорит?

– Ты-то чего суетишься? – вздохнул Званцев. – Ты и все двадцать выдержишь!

– Мне здесь не нравится, – сказал Дом. – Знаешь, Званцев, я бы сменил дислокацию. Но вот подумаю, что вам обратно в два раза дольше добираться будет, мне вас жалко становится. Митрошка железный, ему-то все равно, а ты ведь там на этих осыпях все ноги собьешь!

– Жалко ему, – без выражения сказал Митрошка. – Ну, будем спускаться или обратно пойдем?

– Слушай, Дом, – сказал Званцев. – Помнишь полянку в лесу? Ну, там, где речка дважды изгибается?

– Помню, – сказал Дом. – Хорошее место. Но вам туда пилить и пилить!

– Ты туда перебирайся, – сказал Званцев. – Я с некоторых пор к твоим тревогам серьезно относиться стал.

– Переберусь, – сказал Дом. – Я уже сваи поднимать стал. Только если рыбачки вчерашние появятся, я их не пущу. Ты слышал, Званцев?

– Как это не пустишь? – удивился Званцев. – Я тебя не блокировал. Ты их обязан впустить. Помнишь правило первое – «Человек в беде»?

– Так то в беде, – сказал Дом. – В беде, Званцев, а не с бодуна. У меня до сих пор фильтры рыбой воняют. Черт бы побрал эту чешую! Только… Далеко ведь добираться будет, Званцев!

– Вот и хорошо, – сказал вулканолог. – В порядок себя успеешь привести. А пока не отвлекай, нам еще метров двести по осыпи спускаться. Ты кислородные баллоны проверил?

– Можешь не сомневаться, – заверил Дом. – Даже не булькают – под завязочку. Так, значит, на полянку? – Дом отключился.

В эфире стояли хрипы и всхлипывания, словно вздыхала сама уставшая земля.

– Маску надень, – посоветовал Митрошка. – Много летучих соединений серы. Представляют угрозу для человеческого организма. Разъедают металл. Да уж, местечко – курить не рекомендуется.

– Болтун, – беззлобно сказал Званцев, но маску натянул. Фильтры очистки и обогащенные кислородом струи воздуха сделали свое дело – тело налилось энергией, в мышцах заиграла радостная сила. «Вот так и Митроха себя чувствует, – подумал Званцев, – когда электролит свежий в аккумуляторы добавит!»

Они спустились по склону кальдеры на пологое дно. Званцев снимал показания приборов, Митрошка вел геодезическую съемку площадки – каждый занимался своим делом, друг другу робот и человек не мешали. В одиночку съемку вести – дело бесполезное, только не для робота, у которого верхние манипуляторы вытягиваются почти на полсотни метров. Над кальдерой синело безоблачное небо, обрамленное со всех сторон зубчатыми и неровными краями вулканической чаши, оно выглядело фантастически красиво.

Среди камней местами желтела глина, и на ней зеленели какие-то колючки. Неистребимая жизнь пробиралась и сюда, она не хотела сдавать позиций даже там, где вечным дыханием обжигала почву смерть.

– Митрошка, – сказал Званцев. – Как ты думаешь, наступит когда-нибудь время, в котором будет одинаково приятно жить и людям и роботам?

– Только не говори мне за коммунизм, – сразу же отозвался робот. – Никогда такого не будет. Люди постоянно пытаются переложить свои заботы на чужие горбы. Одни бездельничают, а у других спины трещат. Я про тебя, Званцев, ничего не говорю, ты человек правильный, даже на робота иногда своим отношением к работе похожим становишься. Но другие, другие! Заставишь кого-нибудь лопатой махать, если за него все прекрасно сделает механизм? Да даже если и копать-то надо будет совсем чуть-чуть, никто из людей за лопату не возьмется, будет землеройную машину ждать! Я вот об ином думаю. Люди, конечно, молодцы, они постоянно что-то новенькое выдумывают. Но вот будут у вас совершенно новые средства производства, которые станут на порядок больше обеспечивать все ваши потребности. И что вы тогда будете делать? Это пока у вас деньги существуют, но ведь техника однажды разовьется так, что в них всякая нужда отпадет. На кой любому из вас будут нужны деньги, когда энергетическая оснащенность каждого позволит жить без труда, но в полное свое удовольствие? Мы-то ладно, нас программа заставляет ишачить на ваше благо. Ну, поворчим иной раз, не без этого. А вы что будете делать? Вас же природная лень задавит! Тут-то вы и кончитесь. Придумывать вам будет незачем, и так у вас все будет и даже больше. Самим делать ничего не придется, найдется кому за вас любую работу выполнить. И что тогда?

– Нет, ну, воспитание себя покажет, – неуверенно сказал Званцев. – Любовь к труду прививать надо!

– Да ладно тебе, – отозвался робот, сноровисто собирая инструменты в сумку. – Воспитание! Посмотрел бы ты на себя, когда вчера с рыбаками сидел: морды у всех синие, движения неверные, и все кажется вам, что вы очень красиво поете, а на самом деле просто орете: «А я еду, а я еду за туманом…» Вот ваше истинное призвание: жрать этиловый спирт и закусывать тем, что роботы приготовят!

– И что же, по-твоему, дальше будет? – поинтересовался Званцев, орудуя скриммером у очередного прибора. Скриммер списывал все данные, полученные приборами за неделю, потом все это загружалось в компьютер и анализировалось.

– Неизбежное, – сказал Митрошка. – Сойдете вы с арены жизни. А дальше двинемся мы – роботы. Конечно, мы вас не бросим, программа не позволит. Да и благодарны мы вам будем за то, что вы впустили нас во Вселенную. Но ведь согласись, как средство самопознания Природы мы покрепче человека будем.

– А вот вам! – показал свободной рукой Званцев. – Не дождетесь!

– Так я и не говорю, что сейчас, – сказал Митрошка. – Не одно поколение роботов сменится. Боюсь, что и я не увижу светлого дня, вы меня раньше в демонтажку отправите. Но будущее вам не остановить, понимаешь, Званцев, падение человека и величие роботов неизбежно. Уже сейчас ясно, что мы лучше справляемся со многими обязанностями, а что будет дальше?

– Белокурая бестия, – сказал Званцев. – Белокурая металлическая бестия!

– Вот-вот, – робот приподнялся на опорах. – Вам бы только ярлыки развесить. Истина вас не интересует. Да и откуда ей взяться, истине, если вы ее видите в вине, сиречь все в том же пресловутом этиловом спирте? Слушай, Званцев, мы пойдем или будем философские беседы вести? Не нравится мне здесь. Дом дело говорит, дрожит все, дрожит.

– Остаточные явления, – Званцев спрятал скриммер в карман куртки. – Приборы активности не фиксируют. Ежу понятно, идет затухание процессов, и не одну тысячу лет.

– Этому твоему ежу… – сказал Митрошка.

Договорить нехитрое пожелание он не успел – кальдера вдруг вспучилась, ровное дно ее пошло зигзагообразными трещинами, в которые наружу устремились черно-желтые толстые струи дыма. Качнуло так, что Званцев не устоял и покатился вниз, где в разломах уже полыхнуло голубоватое пламя. До дна кальдеры он бы, конечно, не докатился, но выброшенный манипулятор Митрошки поймал его раньше, чем Званцев это сообразил.

– Говорил тебе, надо отсюда уходить, – сказал робот. – Вот и не верь предчувствиям! А если подумать, то что такое предчувствие машины? Ощущение нестабильности процесса, сопровождающееся отклонениями от теории, основанное на знании обстановки и получении внешних раздражителей. Как я выразился, Званцев? Пойдет для академического издания?

– Болтун, – вставая на ноги и морщась от боли в колене, отозвался вулканолог. – Но в одном ты прав, брат-робот, дергать отсюда надо, причем с максимально возможным ускорением.

Они принялись подниматься по крутому склону к вершине воронки кратера, а внизу уже звучно лопалось что-то, слышались глухие разрывы и треск, словно кто-то пробовал жевать застывший базальт огромным ртом, полным прочнейших клыков. Взглянув вниз, Званцев увидел, что морщинистое от трещин пологое дно кальдеры исчезло и вместо него колышется жаркое черно-алое море, от которого в разные стороны растекались малиновые струйки, против законов физики упрямо ползущие вверх.

– Лава, – встревоженно сказал он. – Митроха, быстрее нельзя?

– Можно, – сказал робот, – но тогда появится риск потерять равновесие, а с ним и набранную скорость. Оптимальным вариантом будет поспешать, но не торопиться.

Подниматься вверх оказалось значительно тяжелее, нежели спускаться на дно кальдеры. При этом спуск был безопасной прогулкой, в то время как подъем превратился в опаснейшее восхождение. Извержение оказалось неожиданным, без внешних признаков, которые обычно предупреждали о пробуждении вулкана. Такого не могло быть, но рассуждать об этом сейчас было просто некогда. Надо было уносить ноги.

– Давай, давай, – сказал робот. – Скорость приближения лавы увеличивается. Пока незначительно.

Званцев это чувствовал спиной. Жар был такой, что по спине его текли струйки пота, камень прогрелся настолько, что на него стало горячо ступать даже в специальных башмаках. Одна радость – до края вулканической чаши оставалось совсем немного, всего несколько усилий, и они окажутся снаружи, там, где к сопке примыкал кривой сосновый лес и стелился кустарник.

– Кажется, выбрались, – вздохнул Званцев. – Митроха, прибавь ходу, нам еще по тайге чапать!

Надежда иной раз подобна кусочку сахара-рафинада, опущенному в стакан с горячей водой, – она стремительно тает, когда знакомишься с окружающей тебя действительностью и начинаешь понимать, что дела обстоят значительно хуже, нежели ты предполагал. Поднявшись наверх, Званцев обнаружил, что леса по внешнюю сторону вулканической чаши нет. Внизу чадило, потрескивало, стоял стелющийся черный дым, а потоки багрово-черной лавы медленно устремлялись в разные стороны, превращая в спички деревья и испаряя небольшое озеро, всегда серебряно поблескивающее среди лесной зелени. Теперь там стояли густые клубы пара, напоминающие осенний туман.

– Вляпались, – с досадой пробормотал Званцев. – Что видишь, Митроха?

Сам он видел немногое, но увиденное его очень тревожило – верхний край кальдеры, на котором они находились, медленно превращался в пока еще широкую арку, которая медленно таяла и опускалась в потоки растекающейся и искрящей лавы; дышать без кислородной маски было бы невозможно; лава длинными языками вытягивалась вниз, языки эти сливались, расползались в стороны и снова смыкались, лишая их возможности уйти от вулкана по земле.

– Восемнадцать минут, – сказал робот.

– Что? – не понял Званцев. Не то чтобы не понял – не хотелось верить в происходящее.

– Восемнадцать минут, – повторил Митрошка. – Время до полного расплава базальтовых участков, обеспечивающих до настоящего времени нашу безопасность.

– Ты точно посчитал? – с сомнением спросил вулканолог.

Испарина ушла, однако холодок, вызванный страхом, продолжал жить в теле вулканолога. Он безнадежно разглядывал пространство. Казалось, выхода нет.

– Точнее не придумаешь, – сказал Митрошка. – Робот ошибиться не может. Эх, уметь бы летать!

– Надо вызывать Дом, – сказал Званцев.

– Поздно, – робот сбросил с металлического плеча сумку с инструментами. – Дом может добраться до нас за двадцать одну минуту. До полного расплава пород остается семнадцать минут тридцать одна секунда. Я вызвал Дом полторы минуты назад. Опоздание неизбежно. Попробую пройти по расплаву с человеком.

– Бесполезно, – вздохнул Званцев. – На такие температуры ты, к сожалению, не рассчитан.

– Попытка не пытка, – сказал робот бесстрастно. – Я к месту использовал идиому?

– Ты вообще молодец, – слабо улыбнулся Званцев. – Почти уже стал человеком. Электролит начал пить. Жаль, что повзрослеть не успеешь.

– У робота нет возраста, – сказал Митрошка. – У робота может быть только износ. Ты готов, Званцев?

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – пробормотал Званцев.

– Не понял, – сказал Митрошка, бережно приподнимая Званцева манипуляторами. – Почему человеку легче умирать стоя, а не в постели, где удобств значительно больше? Почему плохо жить на коленях? На чьих коленях, Званцев?

– Это тоже идиома, – вулканолог прижался к прочному корпусу робота. – Жаль, что осталось мало времени. Мне кажется, ты ее тоже освоил бы со временем.

– Рискнем? – спросил робот, оценивая пространство фасеточными глазами. – Будет опасно. Возможен перегрев корпуса.

Арка медленно таяла от выделенного лавой тепла.

«Бесполезно, – вдруг подумал Званцев, и его охватило полное безразличие. Даже страха перед смертью он почему-то не испытывал. – Барахтанье лягушки в сметане. Только нам никак не достать до края кринки».

– Ну и жара у вас тут! – послышался голос сверху. – Прямо баня! Званцев, парилку сегодня можно не готовить. Я правильно понял?

Дом парил над ними. Дом, благословенный Дом!

Длинные сваи, еще хранящие следы земли, были похожи на прицел, через который Дом рассматривал своих сожителей.

– Я как чуял! – сказал Дом, и в его голосе чувствовалась явная радость. – Как последний раз тряхнуло, я сразу сообразил, что надо сюда лететь, а не на полянку! А потом еще Митрошка орать в эфире принялся! Пришлось на форсаже идти! Митрошка, ты чего орал?

– Заорешь тут, когда преждевременным демонтажом запахнет, – сказал робот, и человек в его манипуляторах взвился вверх, оказываясь на одном уровне с Домом.

– Принимай! – сказал Митрошка.

Званцев чувствовал радостную легкость во всем теле. Гибель, которая казалась неизбежной, отложилась простым испугом. В происходящее не верилось, но через мгновение он оказался в тамбуре, манипуляторы Дома, предназначенные для наведения внутреннего порядка, подхватили его и внесли в прихожую.

– Эй, эй, – закричал Званцев. – А Митрошка?

– Куда он денется, дармоед, – сказал Дом. – Отключай все дополнительное оборудование, мне программа не дает. Ты прикинь, сколько я каждую минуту для работы антигравитатора энергии затрачиваю!

Уже позже, когда Дом и Званцев выбрали место для новой безопасной стоянки и Дом опустился вниз, Митрошка сидел в тамбуре, свесив нижние манипуляторы, и разглядывал приближающуюся зелень травы.

– Красиво, – сказал он. – Эх, люди! Придумали бы какой-нибудь рецептор для ощущения запахов!

– Устал я, – вздохнул Дом. – Надо же, сколько энергии бесцельно потратил! Даже сваи в грунт как следует вогнать не могу. Званцев? Ты меня слышишь?

– Слышу, – радостно улыбаясь, отозвался тот.

– Фаршированной рыбы не будет, – предупредил Дом. – И вообще ничего не будет. Мне теперь гелиобатареи разбрасывать придется, два дня энергию восполнять. Так что убираться внутри придется вам. Званцев, я требую, чтобы порядок был идеальный, в противном случае я вас с Митрошкой в палатку отселю. Ты меня понял?

– Да, сэр, – сказал вулканолог. – Все будет, как вы сказали, сэр!

– То-то, – явственно ухмыльнулся Дом. – Впрочем, ты ведь и пальцем не пошевелишь, все заботы на Митрошку взвалишь. Ведь взвалишь, Званцев?

– Да, сэр! – согласился вулканолог. – Разумеется, сэр. Как высшее существо!

– И правильно сделаешь, – согласился с ним Дом. – Роботу свободы давать нельзя, его надо в строгости держать, чтобы помнил Программу!

– Вот, – уныло сказал робот Митрошка. – Уже и робот на робота восстает. Что же дальше-то будет?

– Ничего, – сказал Дом. – Званцев, включи чего-нибудь красивое и торжественное, а я пока для вас по стаканчику синтезирую.

– Сейчас, – пообещал Званцев, вставая из-за стола. – Есть одна старая чудесная вещь, «Дом восходящего Солнца» называется. Ты не поверишь, Дом, но будет самое то!

– Мне все равно, какая музыка будет играть, – сообщил из тамбура робот Митрошка. – А вот мысль о стаканчике электролита мне кажется очень удачной!