Читать книгу Фантастическая проза. Том 3. Поезд в один конец - Сергей Синякин - Страница 35

Обезьяны вели себя странно.

Одна из обезьян положила странное сооружение, изготовленное из нескольких стволов дерева, туго переплетенных и связанных между собой жгутами из лиан, на большой камень. Вторая обезьяна положила на удаленный конец продолговатый валун. К тому времени две лохматые обезьяны, уже влезшие на дерево, крепко ухватившись друг за друга, спрыгнули вниз. Камень взвился в воздух. Меткостью обезьяны не блистали, но огромный валун со свистом пронесся над головой Званцева.

– Одно слово, человекообразные! – сказал за спиной Званцева робот Митрошка. – Ты глянь, что творят! Так и норовят в нас попасть.

Обезьяны начали все заново.

На этот раз очередной валун пронесся через поляну и с глухим звуком врезался в скалу метрах в десяти ниже исследователей.

– Вилка, – со знанием дела сказал Митрошка. – Третьим камешком они нас по скале размажут. Я лично считаю, Званцев, что почетное отступление всегда лучше героической смерти. Мне мои схемы дороги, как память о заводе-изготовителе.

– Свяжись с Домом, пусть готовится к эвакуации, – приказал Званцев. – Ох, кажется мне, что они нас преследовать будут!

– А ведь это уже не обезьяны, – заметил Митрошка. – Животное перестает таковым быть, если начинает использовать предметы в качестве орудий труда. А если они используют предметы в качестве орудий войны?

– Это ты загнул, – хладнокровно заметил Званцев в то время, как они медленно отступали по узенькой почти неразличимой среди кустарников и лиан тропинке. Под ногами жирно чавкала влажная земля. – Некоторые птицы используют камни, чтобы расколоть орех. Их тоже прикажешь относить к разумным?

– Ну знаешь, Званцев, – Митрошка превратил верхние манипуляторы в мачете и прорубался ими сквозь заросли. – Ты только тогда все правильно оценишь, когда эти обезьяны водрузят твою голову на шест и украсят ею вход в пещеру. Совершенно же понятно, они эту штуку специально сделали и используют в качестве своеобразной катапульты, чтобы достать противника и метать камни, которые невозможно бросить рукой.

Сзади слышались далекие взревывания и повизгивания. Судя по ним, погоня продолжалась. Обезьяны острова отличались настойчивостью.

Званцев со своей командой высадился на остров неделю назад.

Все было нормально, они отработали горячие гейзеры, взялись за изучение свойств грязей, потому что местное правительство рассчитывало, что грязи окажутся лечебными и тогда можно будет поставить вопрос о строительстве санаторно-курортного комплекса в этой части острова, серьезно надеясь на инвестиции. Отдых и лечение всегда обещают хорошие деньги, поэтому при правильной постановке вопроса местный муниципалитет рассчитывал поправить свои дела. Местные начальники очень надеялись на Званцева.

И все было бы хорошо, если бы грязи и в самом деле не оказались лечебными. Но лечились ими местные обезьяны. У них на болотах было что-то вроде грязелечебницы, и отдавать ее без боя кому бы то ни было приматы не собирались.

Одно время они просто мелко пакостили Званцеву – ломали и воровали установленные приборы, закидывали вулканолога грязью, если только то, чем они швырялись, можно было назвать этим словом, они пытались проникнуть в Дом, поэтому Дому приходилось постоянно быть готовым к любой обезьяньей пакости. Это ему не нравилось, Званцеву, впрочем, тоже.

Постепенно обезьяны перешли в наступление, а сейчас даже осмелились преследовать Званцева и Митрошку, швыряя в них гранитные обломки.

– Даже странно немного, что вы от похожего вида произошли, – сказал Митрошка. – Впрочем, чего же странного – сообразительностью вы и сейчас не отличаетесь, и упрямости вам не занимать.

– Приматы, – наставительно сказал далекий Дом, – выделились из животного мира благодаря развитому мозгу и выпрямленному положению тела. Основным критерием существования человека является его способность жить в мире идеального – оценивать прекрасное, отличать истинное от ошибочного, создавать абстракции.

– Значит, я примат? – удивился Митрошка.

– Посмотри на себя, примат, – сказал Дом. – Манипуляторы втяни, развесил, как плети.

– А чего там? Оценивать прекрасное я могу, – сказал Митрошка. – Абстракции не только создаю, но и живу в них, если хочешь знать, вся математика абстрактна. А уж отличить истинное от ошибочного… Да Званцев чаще меня ошибается, а уж он-то точно примат!

– Настоящие приматы сейчас гонятся за вами, – сказал Дом. – Исконные, можно сказать, природные. Сородичи.

– Слушай, Дом, – раздраженно и сухо сказал человек. – Нам тут сейчас голову запросто отвинтить могут, а ты рассуждаешь. Слишком спокойно себя ведешь!

– А я этого не боюсь, – сказал Митрошка. – Ну подумаешь, голову открутят. У меня там все равно кроме сенсорных датчиков ничего нет. Ну открутят! А мы ее обратно прикрутим.

– А обо мне ты подумал? – укоризненно поинтересовался Званцев.

Сзади опять затопали, загукали, заревели – как Званцеву показалось, уже почти рядом.

Обезьянам было легче, они двигались по деревьям, тогда как Званцеву казалось, что ему каждый сучок, каждый побег мешает, каждая лиана за ногу схватить норовит.

– Эволюция, – не оглядываясь, заметил Митрошка. А чего ему было оглядываться? У него зрение было панорамным, он одновременно на триста шестьдесят градусов видел, фиксируясь лишь на том, что считал важным для себя. – Если предки людей были такими, я понимаю, почему вы начали создавать «вторую природу». Техника решает все ваши проблемы.

– Не то время выбрал для философии, – ускоряя бег, бросил Званцев.

– Да вы не спешите, – посоветовал Дом. – Сейчас джунгли кончатся, будет большое рисовое поле, там я вас и встречу. Тут деревушка одна. Я тебе так скажу, Званцев, даже не ожидал, что в двадцать втором веке люди еще так живут. Каменный век!

– До твоего поля еще добраться надо, – мрачно сказал вулканолог. – Митрошка, если тебе нетрудно…

– Возьми дядю на ручки, – закончил за него робот. – Ты же человек, Званцев! Ты же звучишь гордо! Это же позор – сидеть у робота на руках!

Судя по реву и воплям, позади них собрались все обезьяны острова. И каждой из них хотелось стать именно той, что схватит Званцева. Митрошка на ходу легко подхватил его манипулятором, устроив на плече что-то вроде удобного седла. Званцев перевел дух.

– Сидя на плече у робота легко ощущать себя царем природы, верно? – сказал Митрошка.

– Иди ты! – огрызнулся Званцев и тревожно позвал: – Дом, ты где?

– Здесь! – отозвался Дом.

Джунгли оборвались неожиданно, под нижними конечностями Митрошки жирно зачавкала грязь. Званцев обернулся.

Обезьяны толпились на опушке леса. Званцеву было трудно разглядеть выражение их морд, но он не сомневался, что обезьяны испытывают разочарование.

Дом поднялся перед ними огромным голубоватым яйцом.

– Слезай, венец эволюции, – с явным облегчением сказал Митрошка, хотя Званцев для него был не тяжелее пушинки – на испытательном стенде робот поднимал груз весом в пятьдесят тонн.

– Смотри! – удивленно вскричал Званцев. – Смотри, что они делают!

Обезьяны пали ниц перед поднимающимся вверх Домом.

– Умные существа, – сказал Митрошка. – Вот они-то сразу поняли, кто является действительным царем природы!

– Не знаю, как у них с умом, – сказал Дом, – а разум действительно присутствует.

– С чего ты взял? – не выдержал вулканолог.

– А ты сам посмотри, – не спеша, объяснил Дом. – Они приняли меня за какое-то божество, так? А чтобы признать само наличие божества, надо обладать фантазией. Наличие же фантазии говорит о разумности существа. Званцев, надо связаться с зоологами, им во многом предстоит разобраться. Обезьяны этого острова совершили эволюционный скачок.

– И признали тебя своим божеством, – съязвил Званцев.

– Нет, Дом, – с сожалением сказал Митрошка. – Все-таки логика людей в чем-то ущербна. Они не возражают и даже с благосклонностью принимают, когда божеством признают их самих, но готовы спорить, если божеством начинают считать кого-то другого. Ты же атеист, Званцев!

– Если верить Дому, – мрачно сказал Званцев, – у меня нет права называться разумным существом. Если я не верю в бога, значит, у меня нет фантазии, а следовательно, я существо неразумное.

– Званцев, – сказал Дом. – Успокойся! Просто ваша фантазия в результате технического прогресса эволюционировала до того, что в этой гипотезе вы не нуждаетесь. Правда, во всем остальном вы ушли не слишком далеко от этих обезьян!

Дом плыл над лесом, Званцев плескался в душе, а Митрошка смотрел на обезьян, которые, собравшись на опушке леса, тянули к улетающему Дому лапы и что-то ревели.

– Слушай, Званцев, – Митрошка постучал в стенку душевой комнаты, где плескался Званцев. – Ты не задумывался, для чего люди развивали технику?

– Как это для чего? – удивился человек, появляясь в комнате с полотенцем на голове. – Чтобы собственную жизнь облегчить.

– Я в философском плане, – нетерпеливо сказал робот.

– Что ты имеешь в виду? – качнул головой Званцев. – Давай договаривай. Думаешь, я не вижу, что у тебя что-то нелестное для человечества на языке вертится.

Митрошка опустился в кресло.

– Все люди инвалиды, – объявил он. – Потому вы эволюционно не развиваетесь. Какие-то гены в процессе исторического развития потеряли. Вот и создали технику, как протезы, а теперь ее совершенствуете, совершенствуете… До конца дней вам не вырваться из этого тупика.

– Значит, еще не скоро, – с облегчением сказал Званцев.

– А это как сказать, – заметил Митрошка. – Ученые подсчитали, что в таком состоянии вы можете прожить не более трехсот тысяч лет. А потом геном исчерпает возможности своей модификации и – мементум мори!

– Ты за нас не волнуйся, – успокоил робота вулканолог. – Триста тысяч лет мы еще поживем. А там, глядишь, что-нибудь придумаем. Ты лучше вот что скажи: какие местные факторы повлияли на развитие обезьян, что их подтолкнуло на пути к сапиенсам?

Митрошка задумался.

– Не знаю, – сказал он. – Мне кажется, их подтолкнуло осознание собственного несовершенства. Тоскливо ведь жить на деревьях, когда столько свободных пещер, и питаться бананами и орехами, хотя можно и не сидеть на диете.

– А я думаю, – включился в разговор Дом, – сужение жизненного пространства и ухудшение условий существования. Поневоле начнешь изобретать пращи и катапульты, чтобы отбиться от врага. А еще больше – мечтать о хороших и добрых богах, которые тебе помогут.

– Поздно они спохватились, – сказал робот Митрошка, глядя на проплывающие под Домом джунгли.

Отсюда, с высоты, сразу бросалось в глаза, какие они редкие и как мало места занимают на острове. Мелькали проплешины полей, огороженные периметрами из колючей проволоки, дороги, разрезающие джунгли от одного населенного пункта к другому, опоры линий высоковольтных передач, шагающие прямо через леса.

– Ну, почему поздно? – удивился Дом. – Внимание людей они на себя обратили, теперь придется для них обширную резервацию создавать, может, весь остров за ними останется. Будут помаленечку развиваться до первобытного человека, а там, глядишь, к современному человеку подтянутся. Да и люди товарищей по разуму в беде не оставят. Верно, Званцев? Уделите внимание младшим братьям?

– Уделят, – подтвердил Митрошка. – Только от их внимания младшим братьям легче не станет. Они бизонам внимание уделили, странствующим голубям, потом индейцам американским. И что? Где бизоны и дюгони? Сколько тех индейцев в резервациях осталось?

– Трепач, – сказал человек.

– Куда летим, Званцев? – деловито поинтересовался Дом.

– Домой, – отозвался тот.

С высоты остров был весь на ладони. Зеленовато-коричневый, с желтой каймой песка по краям, он казался драгоценным камнем, врезанным в лазурь океана.

Откровенно говоря, Дом был прав, и робот Митрошка тоже был прав, и Званцеву было грустно от несовершенства мира, и жалко бестолковых обитателей острова, которые так долго топтались на месте, а потом вдруг опомнились и сделали решительный шаг, еще не понимая, что безнадежно опоздали к переживаемому человечеством лету.