Читать книгу За несколько лет до миллениума - Сергей Синякин - Страница 6

Портреты двух столетий, или Миллениум на берегу Волги
Галерея субъективных литературных портретов, или Краткий путеводитель по волгоградской литературе
Часть первая
Сидящие в баре
Дайте неба страннику Земли

Оглавление

Его пронзительный фальцет всегда слышен всем. Особенно на собраниях, где он спорит по любому поводу. Лысый крепыш с ясным взором голубых глаз, многолетний бессменный руководитель поэтической секции при отделении Союза писателей, ниспровергатель, да ему молоко надо выдавать за личную вредность и въедливость! А еще он работает в журнале «Отчий край» и читает весь самотек, поступающий в журнал. Я видел этот самотек. На месте главного редактора я бы закрепил за Макеевым пожизненное право на фронтовые сто грамм. Каждый день читать все это? Нет, вы как хотите, а что-то героическое в этом есть.

И еще он интересный собеседник, прекрасно понимающий поэзию и знающий других поэтов. Правда, авторитетов у него не так уж и много, ведь он вошел в поэзию семнадцатилетним мальчишкой, когда девятый стихотворный вал заливал аудитории Политехнического института, ниспровержение авторитетов в те времена было сутью поэтического бытия.

Он окончил Литературный институт. Институт не мог научить писать стихи, этот талант ему дало детство, но институт расширил горизонты, повысил внутреннюю культуру и дал возможность общаться с интересными собеседниками, которые позже вошли в литературу, как вошел в нее и он – поэт Василий Макеев.

Вся его поэзия неразрывно связана с деревней. Неяркие бузулуцкие просторы, тихая речка, необъятная степь с лазоревыми цветками, ковылем и горьковато-безнадежной печальной полынью вдохновляют его на творчество. Не зря же он каждый год, оставив городскую суету, устремляется в деревню – набраться сил и вдохновения, обрести уверенность в себе и еще раз вдохнуть аромат казацкой степи.

Казак живет волей. А воля – это семья, в которой все складно, это друзья, с которыми можно и выпить, и сыграть песню, это добрый конь, которого Макееву заменяет верное перо.

Главные темы его творчества – мать, семья, природа. И, разумеется, любовь. Как всякий баловень Музы, Василий Макеев озорник.

Прикладки сена высятся курганно,

Подмяв собой старинную межу.

Когда на сердце зябко и погано,

Я к ним прощально руки приложу.

И будто лето побежит по жилам

И руки вспомнят шорох травяной

И женщину, которая блажила

На сеновале рядышком со мной.

И загуляют в памяти покосы,

И защекочут страстные репьи

Ее полынно пахнущие косы

И те же руки жадные мои…

Увяли мы в житейском беспорядке,

Как после бури крылышки стрекоз.

Остались эти теплые прикладки,

И впереди – последний сенокос.


А вы думали, он сено ездит косить? Как бы не так! Поэтических впечатлений он ездит набираться. А в этом деле без косы – никак!

Сам он не раз женат. Причем каждый раз удачно. В том смысле, что избранницы его – хорошие поэтессы. И трудно сказать, природный дар или тесное общение с любимым человеком сделали их такими.

Долгое время он руководил поэтической секцией при Союзе писателей. За это время через нее прошли десятки людей. Не все оказались хорошими поэтами, но имена тех, кто стал литератором, могут впечатлить любого. Сергей Васильев и Александр Леонтьев, Лев Вахромеев, Александр Полануер, Елена Котова, Юрий Ерохин. Маленькие и большие звездочки зажигались на небосклоне, и кружились музы, и сияло солнышко макеевской головы. Молодые не признают авторитетов, а вот к Макееву они прислушивались и прислушиваются сейчас. Старый конь верную дорогу знает! Да и демократичен был Василий Степанович, если чувствовал в человеке жилку таланта, вслушивался в него, как терапевт, озабоченный лишь одним – убрать ненужные шумы и оставить чистую музыку. Да и в другом плане Василий Макеев верен своим воспитанникам – горло за них перегрызет, костьми ляжет, а уж о душевных рецензиях и говорить не приходится. Не жалеет хороших слов для чужого таланта. А еще Уильям Блейк говорил, что высший поступок – это поставить другого человека впереди себя. И литератор он истинный – не чужд всему земному.

Его стихи могут многое сказать о нем самом. Например, о его любви к матери и отчему дому.

Жить осталось меньше чем на треть

Лет земных, судьбе необходимых.

Господи! Позволь мне умереть

Раньше всех родимых и любимых.

Я же знать не знаю наперед

И гадать не стану омертвело,

Кто из них заплачет, кто запьет —

Это их таинственное дело.

И еще, не в мыслях оскорблять,

Но просить осмелюсь оробело:

Господи! Позволь мне проводить

Матушку в небесные пределы.

Не держи на праведницу зла

И поверь почтительному сыну,

Чтоб она Тебя не прокляла,

Если я вперед ее покину.


Хорошие стихи? А кто бы спорил! Стихи – это не только слова, не только рифмы, это еще и чувство; и когда чувства автора доходят до читателя и пронизывают его ударом тайного тока, заставляющим сострадать и ощущать себя таким же открытым всем бедам и радостям человеком, вот тут-то и начинается эта самая поэзия, о которой по школьным учебникам знают все и о которой никто ничего доподлинно не знает. Почему слова одних песен исторгают у слушателя слезы, а слова других вызывают чувство гордости за свою страну? Откуда берется неведомая энергетика слова?

У деревьев слова сокровенней людских,

Потому что деревья немногое просят.

Им весною роса обливает листы,

И прожекторы зорь ослепляют их осень.

И деревья поют и тоскуют в тиши.

Человечеству дарят второе дыханье…

Хорошо бы послушать деревьев стихи

И поведать бы людям об этом стихами.


Энергетика эта из наших просторов, тех самых просторов, которые дают жизнь творчеству Макеева. Она рождена седым ковылем, что стелется под ноги коню, всполошным пряным привкусом прикушенной полыни, кугой, тихо шепчущей над сонной бузулуцкой водой, деревьями, вытянувшимися вдоль Бузулука, деревенским бытом, от которого поэт так и не отвык за годы городской жизни. Она – из встреч с интересными людьми, которых на веку В. Макеева было великое множество. Она из его души, которая любит окружающий мир и болеет за него.

Возьмите его книгу «Нет уз святее» и вы узнаете, что тревожит его в сегодняшней литературе, увидите краткие, но интересные портреты современников, окунетесь в деревенский быт с его хуторами, где все – земляки, а каждый второй – кум, где смотрят «Санта-Барбару» и лузгают семечки и где неспешно, но от заката и до рассвета работают на земле. И там он зорко высматривает молодые и не очень таланты, отмечая то котовского судмедэксперта Владимира Михотина, то клубную работницу Светлану Гунько, а то и вовсе ядреные частушки какой-нибудь бабки Матрены, в которых живет крестьянская душа:

Эх, ударить бы вприсядку,

Чтобы танца жаркий ток

Из носка метнулся в пятку

И обратно перетек!


Василий Макеев из совестливых людей, и это лучшая его аттестация как поэта. И как человека. И он плоть от плоти своей земли. И потому смело вводит в поэтический оборот слова родного говора:

Я все еще от века не отвык,

В моем двадцатом – страхи и привады,

Кулючу впрок, кочующий кулик

У кулича родительской левады.

О том, что тень свалилась на плетень

И к неминучей горестной досаде

Крестьянство обломали, как сирень

Сноровистую в сорном палисаде.

Но все же, осиян иль окаян,

Век близок мне не бомбою ато́мной,

А как хмельной колодезный ирьян,

В жару даримый матушкой укромной.


Сам он однажды сказал с некоторой горечью о себе и любимой родине:

Не бранил житья,

Не хвалил,

А людей квелил,

Красоту ломал копья,

И в итоге сих полумер

Голова моя

И страна моя

Поусохли вдруг на размер.

Я детей узнавал в лицо.

И душой в тернах

Широко шалил

В стороне от былых лесов.

И не зряч, не слеп,

Сыплю соль на хлеб

И сулю судьбе неуют.

Коль теряет крепь

Гулевая степь

И сверчки зарю не куют!


Вот он, веселый, отчаянный на фотографии в журнале «Отчий край» с копной пахучего сена на вилах. Тащит ведь и не надорвется! Вот ведь городской житель с живой крестьянской душой!

Читатели всегда ждут его стихов. Поэзия его пахнет чабрецом и донником. Иначе и быть не может – Хопер и Бузулук, откуда он родом, испокон веков были истинно казачьими местами. Удивительный поэт, которого любят и знают в России.

За несколько лет до миллениума

Подняться наверх