Читать книгу За рекой Гозан - Сергей Суханов - Страница 6

– Приветствую тебя, царь.

Посол намеренно не назвал ассакена «великим царем царей». Новый хвастливый титул Гондофар принял после удачного индийского похода. Сказать так – все равно что признать себя вассалом. Оставалось надеяться, что обмен сигналами на этом закончился, все-таки он сюда не ссориться приехал.

В переводчике присутствующие не нуждались – ассакены говорили на степном диалекте, понятном кушанам. После формальных вопросов о здоровье близких и таких же формальных ответов Тахмурес обернулся к свите и жестом показал, что пора вручить царю пишкеш.

Двое воинов вынесли вперед хурджуны[38] из красной сафьяновой кожи. Разложили на ковре подарки: золотую посуду, инкрустированные самоцветами клинки из узорчатой булатной стали, рулоны ханьского шелка – ровно девять предметов, согласно этикету.

Гондофар улыбнулся одними губами.

– Спасибо за подарки, я посмотрю их позже. А сейчас я прошу тебя и брата разделить со мной трапезу. Твоих воинов накормят в казарме.

Царь хлопнул в ладоши, и тотчас из боковых дверей высыпали слуги, в считанные секунды внесли и накрыли длинный стол, подставили три кресла. Виночерпий разлил по ритонам вино.

Хозяин первым начал беседу: расспросил о дороге, поинтересовался, нет ли в посольстве больных, раненых. Разговор терял официальный тон по мере того, как наполнялись и опустошались сосуды.

– Ну что, понравился мой город? – Гондофар самодовольно ухмыльнулся.

Видимо, считал, что необъятные размеры столицы и ее величественная архитектура, которая создавалась веками, должны произвести на гостей неизгладимое впечатление. Его не смущало, что город был построен эллинами, а не ассакенами. Он перенес сюда резиденцию из Массаг всего несколько лет назад.

– Да, – сдержанно ответил Тахмурес. – Мы заметили, что ты не испытываешь недостатка в камне.

– Город большой, подданных много: в основном греки и македоняне, я их поселил в шахристане, есть также бактрийцы, иранцы, карийцы… Всем нужна крыша над головой, в том числе рабам и их семьям.

– Хорошо, когда рабочих рук в избытке.

– В избытке? – переспросил царь с деланным удивлением. – Да у меня каждый каменщик на счету. Тяжелый труд, грязная работа – где я возьму столько ремесленников?

– Ремесленников? – теперь удивился Тахмурес. – А обычные горожане разве не подлежат принудительному набору?

Гондофар досадливо поморщился.

– Бактра – не просто город, это полис. Я так договорился с эллинами, потому что они иначе не могут. Зачем мне волнения? Они все – клерухи, то есть землевладельцы, а значит, обязаны служить в ополчении. Вернее, думают, что клерухи: земля-то теперь моя… они за пользование наделами платят мне ренту. Царских рабов мало, потому что я, как и великий Искандер Румийский, покоренные народы не разоряю. Эллины не хотят, чтобы их храмы строились из глины. А бактрийцы с камнем работать не умеют, привыкли все строить из самана и пахсы. Только мы, ассакены, умеем все. Но мы – воины. Лучшие!

Царь довольно расхохотался. Он уже опьянел от выпитого, а может быть, только хотел казаться пьяным. Тахмурес мотнул головой и что-то невнятно буркнул, схитрил – вроде бы и согласился, но ничего конкретно не сказал, не придерешься.

Куджула, который не вмешивался в разговор старших, на этот раз не удержался:

– Эллины пропитаны духом Платона и Аристотеля. Для них полис – это выражение божественных законов мироустройства, идеальная форма общественной организации… А быть свободным – означает быть гражданином, участвовать в суде и народном собрании. Искандер Румийский отверг стремление колонистов к греческому образу жизни, и это закончилось восстаниями Филона и Афинодора, которые диадохам пришлось потопить в крови.

– Ты хорошо осведомлен, – заметил Гондофар, бросив на юношу внимательный взгляд. – Селевкиды считали полисы опорой царской власти, поэтому я тоже позволил Бактре сохранить автономию, а также освободил македонское и греческое население от всех налогов, кроме земельного. Разумеется, царь стоит над собранием общины. Я держу в узде эллинов, а они – всех остальных… Но я прервал тебя, прости.

Куджула продолжил:

– Я не согласен с Аристотелем в том, что мы, «варвары», как он нас называет, – прирожденные рабы. Он считает, что в основе тирании у «варваров» лежит склонность к подчинению. Этой идеи придерживались также Исократ и Демосфен. А я лично считаю, что раб-грек ничем не отличается от раба-«варвара» – он так же заискивает перед господином и так же со временем привыкает к неволе, как и другие. При этом философ утверждает, что тираническая власть «варваров» стоит прочно только потому, что ее основой служат традиции и закон. Так что же в этом плохого?

– Вот именно, – довольно подтвердил царь, ход беседы ему явно нравился.

Он подался вперед, оперся на локти и, переводя взгляд с одного гостя на другого, безапелляционно заявил:

– Бактра – полис только потому, что я грекам это позволил, хотя мог бы сделать их всех рабами, а землю отобрать. Так я мудрый царь или нет, справедливый или нет? Может, я не дальновидный, не милосердный? Считают себя особенными, а не понимают, что пользуются привилегиями исключительно благодаря моей милости. Раз так, мне легко доказать обратное, если начну вешать греков наравне с другими. Сразу оценят то, что имеют!

Высказавшись, Гондофар снова откинулся на спинку кресла.

Куджула все не мог остановиться, вино ударило ему в голову.

– Аристотель считает живущие в холодных странах народы мужественными, но глупыми и не способными к самоорганизации, а тех, кто живет в теплых, – рассудительными и склонными к искусствам, но трусливыми. Греки, находясь в сердце ойкумены, сочетают в себе все самое лучшее, а значит, способны властвовать над другими народами. Им лишь не хватает политического единства.

– Хорошо, – сказал Гондофар. – Греки были объединены при Искандере Румийском, да, завоевали полмира – и что? Время не пощадило ни их самих, ни греческую культуру на завоеванных землях. Кстати, он ведь из Македонии, а значит, для греков – варвар. А теперь ими управляю я. Тогда чем я отличаюсь от него?

Тахмурес отмалчивался, делая вид, что поглощен едой. Он был воином и хорошо дрался, а ученые разговоры вести не умел. Но начитанность брата его сильно удивила – так вот чему он учился у Ипполита.

Наконец, заметив, что посол заскучал, царь перевел разговор на другую тему.

– Пора о деле. Мы с Гераем заключили мир еще зимой. Что привело тебя сюда… или он хочет мне что-то сообщить?

– Отец просил передать, что останется верен слову.

– Хорошо, а я со своей стороны окажу Куджуле должное уважение. Ты будешь участвовать в играх?

– За меня остается он, – Тахмурес хлопнул брата по плечу.

– Пойдешь домой? – продолжал расспросы хозяин.

Теперь предстояло самое трудное: Тахмурес должен сообщить, что двинется за пределы Паропамиса, не раскрывая, куда именно. Гондофар – союзник парфян и, если заподозрит неладное, то не пропустит посольство к Синдху. Из Барбарикона кушан собирался на корабле пересечь Индийское море, чтобы добраться до Александрии Египетской и отплыть в Рим. В Александрии он должен быть до начала месяца Атар[39], когда закрывается навигация по Средиземному морю, так что времени в обрез.

– Нет. Отправлюсь через Брагуйские горы[40] за Синдх, в Пайтан, столицу Андхры, чтобы встретиться с царем Пулумави из династии Сатаваханов[41]. Отец поручил мне договориться о поставках черного перца, пряностей и сахари – тростникового меда. Ты сможешь брать с караванов хорошие пошлины. Герай просил в знак дружбы не задирать их слишком высоко – золото и так потечет в твою казну рекой. Надеюсь, ты позволишь мне пройти через твои земли?

Это был удачный ход. При упоминании о золоте глаза Гондофара зажглись алчным огнем.

– У нас говорят: каждый смотрит в свой карман. Но я поступлю как добрый сосед, Герай не останется в накладе. Когда ты вернешься, мы обсудим размер пошлин.

Аудиенцию пора было заканчивать. Гости поблагодарили царя, после чего в сопровождении стражников отправились в предоставленные покои.

Как только их шаги смолкли, в опустевший зал вошел воин, молча встал за спиной Гондофара. Тяжелый, такой же, как у отца, взгляд из-под густых бровей, борода заплетена в толстую короткую косу, а обритое темя иссечено ритуальными шрамами.

Не оборачиваясь, царь задумчиво произнес:

– Боги снова помогают нам. Купцы из Эрши[42] сообщили, что Герай серьезно болен и долго не протянет. Такой момент упускать нельзя. Оба наследника у нас в руках…

Лицо Гондофара вдруг стало жестоким, казалось, он решился.

Искоса взглянув на сына, резко бросил:

– Вот что, Пакора, через пять дней игры. Подумай, как помочь младшему щенку неудачно свалиться с лошади. О старшем я позабочусь сам. Путь до Андхры неблизкий, по дороге всякое может случиться. Это мои земли! Когда Герай умрет, наследовать трон будет некому. Начнется борьба за власть, мы воспользуемся неразберихой и нападем первыми. А пошлины… Завладев Кушаншахром, я получу неизмеримо больше.

– Отец, ты дал слово…

Гондофар затрясся от бешенства и грохнул кулаком по столу. С перекошенным лицом, глядя снизу вверх на сына, заорал:

– Кто ты такой, чтобы попрекать меня? Слово – это оружие. Дал его – прикрылся как щитом, а забрал – все равно что всадил меч в грудь врага. В бою все средства хороши! Ты мой наследник, подумай, кем ты хочешь стать – данником Артабана и Герая или хозяином земель от Синдха до Сырдарьи, с которым будут считаться.

Пакора выслушал тираду отца с каменным выражением лица.

Отпустив сына движением руки, царь грузной походкой усталого человека отправился в спальню.