Читать книгу Латники зачумлённого города - Сергей Валерьевич Суворов - Страница 4

Вдоволь порефлексировав, я нашел в себе некоторую толику сил, чтобы подняться с пола и оглядеться. Мы с Алесей, которая тоже встала и теперь, пыхтя, стягивала с себя опостылевший жаркий ОЗК, находились в выложенном кафельной плиткой помещении, которое можно было бы назвать душевой, если бы не стойка с висящими защитными костюмами. По моему разумению, это была камера санитарной обработки, поскольку в следующие комнаты вела ещё одна герметичная дверь, хотя и более  лёгкая, чем в тамбуре. Помимо обычных душевых леек тут присутствовали форсунки, о назначении которых можно было только догадываться. Распрыскивание дезинфицирующих веществ? Паровоздушной смеси? Как впоследствии выяснилось, предположения оказались верны.

Рядом застыл перепуганный Никита, который на автомате пробормотал:

– Ещё у нас есть скважина.

«Отличная новость, – подумалось мне, – Значит от жажды мы не умрём, и можно не жалеть о тех двух литрах, что остались в чайнике». Я тряхнул нашего техника за плечо и предложил показать мне источник воды. Знакомство с хозяйством должно было для начала отвлечь всех от смятения, царящего в головах, от ужаса, который отражался в лихорадочном румянце и расширившихся зрачках каждого второго из спасшихся, от отчаяния, которому молча предавались остальные. Сразу за санитарной камерой тянулся довольно длинный коридор, в обеих обшарпанных стенах которого были двери с непонятными надписями-аббревиатурами. Никита гордо тряхнул связкой ключей, и начал распахивать перед нами тяжелые створки. По правую руку была дизельная, где стоял генератор электрического тока, следующая дверь вела на склад ГСМ, потом мы попали в фильтровентиляционную камеру.

С противоположной стороны за первой же дверью обнаружилась прачечная, а за второй створкой – душевая, уже не для смывания всякой дряни с костюмов, а просто для личной гигиены. Оба помещения покрыты скучным серым кафелем, холодные и сырые. Еще одна дверь с двумя нолями вела в общественные уборные. Далее мы попали в большой зал, вдоль двух стен которого рядами тянулись двухъярусные пыльные нары, при ширине около двух метров больше напоминающие топчаны. В этой комнате я насчитал двадцать лежанок, по пять в ряд вдоль стен с широким центральным проходом между ними. В конце помещения еще один широкий проём, за ним новый зал и еще двадцать мест для сна.

Затем снова дверь, небольшой коридорчик, из которого мы попали в другой, поперечный. Направо – отрезок в четыре шага и комната со скважиной. Налево – длинный коридор с новой чередой плотно закрытых тяжелых створок. Именно здесь были склады с запчастями, оборудованием, свёрнутыми матрасами, жесткими казёнными подушками и пыльным солдатским бельём. Несколько дальних помещений пустовали, в одном из них уже мерно жевали сено козы с овцами. Затем мы попали на кухню с большими электроплитами, потом в медпункт, а последняя дверь вела к пульту управления. Впрочем, нет. Дальше в торце коридора я увидел еще одну тяжелую створку, без ручек и других отпирающих механизмов. Просто стальное полотно с небольшой матовой пластинкой около правого края. Попасть за неё не представлялось возможным, да и любопытство во мне не проснулось.

Мы вернулись в первый зал, где столпились практически все, кто спасся. Большинство сидели на пока ещё голых деревянных лежанках, буквально плечом к плечу, безвольные, потерявшие всякую надежду. Некоторые из женщин и детей рыдали в голос, кто-то тихо плакал, слышны были приглушённые судорожные всхлипы. Только несколько подростков с интересом разглядывали бомбоубежище, да дети помладше затеяли беготню по коридорам, не понимая всего ужаса случившегося. Для них это было просто приключение. И вдруг в углу первого зала заиграл дутар, причём тот, кто держал его в руках, мастерски владел музыкальным инструментом. Всего лишь несколько струн издавали тягучий мелодичный мотив, в котором угадывались то "Подмосковные вечера", то что-то национальное.

Мелодии, тесно сплетаясь, сменяли друг друга, и все они были добрые, успокаивающие. Люди потянулись в помещение, набиваясь рядами, лишь бы быть ближе к музыке. Стих плач, примолкли дети. Потом одну из довольно известных мелодий подхватила гитара. Я взглянул в ту сторону. Непривычно серьёзный, Рамиль перебирал струны. Взгляд его застыл, устремлённый на группку детей, родителей которых не оказалось с ними рядом, когда случилась катастрофа, и лишь благодаря соседям ребятня оказалась в убежище. Ролевик смотрел на их заплаканные глаза, а по его щеке скатывалась слеза. Видя всё это, я и сам почувствовал тугой комок в горле.

Через час бывший директор предприятия (который, кажется, счел себя начальником и здесь) педантично составил поимённые списки спасшихся, с которыми я, узнав об этом, сразу ознакомился. Когда захлопнулась гермодверь, в убежище успели укрыться семьдесят три человека. Вроде бы немного, исходя из огромной площади подземных помещений, но для жизни было приспособлено всего два зала, где стояли двухэтажные деревянные нары, рассчитанные на сорок человек. Конечно, разместить удалось всех, тем более, что семейные могли спать по два-три человека, ширины лежанок хватало, но было душновато. Причем по большей части от того, что спальные места огородили, навесив брезентовые пологи, благо, что этот материал обнаружился в избытке на складе. Мы были ошеломлены запасливостью местного завхоза: много запасных частей для всех систем и коммуникаций, сменные платы и блоки для аппаратуры жизнеобеспечения. Всё это лежало еще с советских времен, забытое за запертой стальной дверью. Как оказалось, завхозом здесь ещё с начала перестройки в СССР бессменно был всё тот же Рустам-ака.

– А как же, – объяснял он мне после осмотра запасов, – доверили, значит нужно беречь. Даже получалось пополнять. Однако, только до независимости. А вот консервов нет. Собачки скушали.

Оказывается, были когда-то на складе и запасы продовольствия, в основном тушенка, опять же завозимая при Советском Союзе. Но когда колосс рухнул и распался на отдельные республики, поставки в бомбоубежища делать стало некому, продовольствие уже не обновлялось. А на территории предприятия жило много собак. Вот заботливый сторож-завхоз и начал подкармливать четвероногих помощников потихоньку списываемой "порченой" тушенкой, когда стало ясно, что она скоро придет в негодность, будучи просроченной. Жалеть о давно канувших в собачьи желудки запасах было глупо, но сейчас над нами нависала угроза голода. Мы перенесли на склад продукты, что оказались в клади у всех, кто попал в убежище, и тщательно спланировали дневные нормы и порции. Несколько человек из-за скудности пайков начали возмущаться, но их урезонили тем, что когда они съедят свое, делиться с ними никто не станет. Однако, что будет дальше? Этот вопрос я и решил поднять:

– Прошу внимания. – Я вскарабкался на ближайшие нары и хлопал в ладоши, пока все лица не повернулись ко мне, и в зале не наступила тишина. – Не умею ораторствовать перед большим количеством людей, но деваться некуда. Тут многие были недовольны дневными нормами продуктов. Но если мы съедим всё за неделю, каждый своё, что нам останется, кроме как умереть от голода или превратиться в каннибалов? Даже если зарежем коз и овец, надолго мяса не хватит. У меня есть предложение. Можно посадить картошку, которой и так слишком мало, чтобы насытить всех. Использовать семена овощей. Возможно, у кого-то появятся ещё идеи, думать и искать решения должны сообща.

Меня поддержали почти все, кроме недовольно поджавшего губы директора, которого звали Рахматулла Олимович, и ещё нескольких человек, возмущавшихся ранее из-за пайков. На собрании приняли решение создать оранжерею. Тут же приступили к осуществлению задуманного. Взяв некоторое количество сена, и смешав с навозом, которого оказалось в избытке в первый же день, мы получили некий субстрат. Заложили его в найденные на складе ящики и мешки, и посадили весь оказавшийся среди продуктов проросший картофель.

В сумках, собранных женой, оказался ноутбук, за что я был ей безмерно благодарен. Среди файлов нашлась информация о выращивании растений при искусственном свете, в частности – преимущество светодиодного освещения, необходимость красного и синего спектра, и, периодически – ультрафиолета. Мы сразу установили над посадками люминесцентные лампы, которые были во всех помещениях убежища. Ультрафиолетовые оказались в достаточном количестве на складе, для замены перегоревших в камере санитарной обработки. А двое умельцев сели паять красно-синие светильники, используя диоды с некоторых плат, что вызвало крайнее негодование нашего дорогого завхоза.

Помимо прочего вместе с продуктами мне повезло кинуть в сумку мешочек с семенами амаранта, которые я выращивал в прошлом, увлекшись мечтами стать фермером. К слову, отсюда и наличие огромного количества информации по сельскому хозяйству в ноутбуке. Кто бы мог подумать, что мои мечты сбудутся таким странным образом. Так вот, эти семена сорта Гигант мы посеяли в нашей «оранжерее», сделав подобие почвы из навоза и песка, который был найден в больших мешках возле пожарного щита на одном из складов. Амарант должен был стать кормом для загнанных добросердечными парнями козы с козлёнком, молодого козла и четырех овец с барашком, а также дать нам новые семена, пригодные в пищу как людям, так и десятку цыплят, оказавшихся у одной из пассажирок автобуса. Для полива приспособили воду из скважины, поначалу она шла с песком, и нужно было дать поработать насосу несколько суток, чтобы можно было пить. Все работали по шестнадцать часов в сутки, стараясь сделать всё для выживания. И всё-таки запасов было мало, только на месяц. Нужно было идти на поверхность.

Первая трудность, с которой мы столкнулись, планируя выход наверх, заключалась в полном незнании действия системы санитарной обработки. А ведь тем, кто выйдет наружу, предстояло вернуться назад (если ничего не случится, о чем думать совершенно не хотелось). Второе – у нас не было оружия, кроме кухонных ножей. Впрочем, этот вопрос быстро был решен благодаря двум работникам нашей мастерской, которым в день, когда на Ташкент обрушились бомбы, до дома было слишком далеко. Они ограничились звонком родным, которые, к счастью, жили возле Чкаловской станции метро, в Шумиловском городке. Далее, как выяснилось, эти двое охламонов от нечего делать взялись перетаскивать доспехи, мечи, алебарды и прочую экипировку с инструментами в бомбоубежище. Всё это они сложили в одном из углов складских помещений и благополучно забыли до того дня, когда возник вопрос о вооружении. Теперь же нужно было только заточить клинки и топоры. Среди готовых изделий нашлась пара луков и арбалет, что обеспечило нас и стрелковым оружием, хотя стрел и болтов было очень мало.

Что же касается санитарной обработки, здесь нам неожиданно помог Рахматулла Олимович. Этот типичный чиновник постоянно изучал все инструкции и предписания, в том числе и касающиеся гражданской обороны, вследствие чего вызубрил их почти наизусть. Он начал нам перечислять с крайне нудным лекторским тоном все действия по зарядке дезинфицирующих веществ в картриджи и резервуары для первичной и вторичной очистки, деактивации и дегазации, причем сам явно не понимал практически ничего, о чём говорил. На складе был запас перечисленных реактивов и препаратов, и в итоге камера санитарной обработки вскоре была готова к первому, пробному пуску. Испытания показали, что всё функционирует. Осталось снарядить участников экспедиции.

В первый поиск вызвались пять человек, уже знакомых с защитными костюмами, в числе которых был и я. После небольшого совещания в тесном кругу, мы решили максимально обезопасить себя от возможных неожиданностей. Натянув ОЗК, каждый из нас надел сверху специальную стеганую одежду, использующуюся для смягчения ударов в спортивном историческом фехтовании, а затем – комплект доспехов, изготовленных нами ранее. Полных латных было всего два, остальным достались пластинчатые. Бригантины, то есть, броню, у которой пластины приклёпаны с изнаночной стороны, решили не использовать, чтобы проще было по возвращении дезинфицировать доспехи.

Поверх противогазов на головы опустились прочные стальные шлемы с мягким подбоем, все без исключения с забралами, полностью закрытые. Было ужасно жарко и душно, пот выступил сразу, заливая всё тело и пропитывая одежду, но деваться было некуда, лучше перетерпеть, чем умереть. Двое вооружились алебардами, еще пара бойцов помимо мечей взяли луки, я же в дополнение к своему двухстороннему топору прихватил арбалет. С Алесей мы уже попрощались, что сопровождалось её слезами наряду с требованиями обязательно вернуться, и моими клятвенными уверениями быть крайне осторожным.

Стоя перед внутренней дверью тамбура, я оглядел отчаянно потеющую команду. Рядом топтались, приноравливаясь к неуклюжей экипировке, Костя и Матвей, оба чуть ниже меня, они удерживали круглые щиты на левых предплечьях, слегка согнув руки. Мечи в ножнах, луки наготове у каждого в «щитовой» руке, стрелы в колчане на поясе. Я арбалет сжимал в правой, заткнув секиру за ремень. Бахром и Арсен замерли сзади, с алебардами Перед нами распахнули гермодверь, мы тяжёлым размеренным шагом двинулись вперед, тяжелая створка тихо отрезала нас от убежища, и у меня начался мандраж. Но деваться уже некуда, нам нужны продукты, и цель поиска – магазин в пятистах метрах. Снаружи, возле ворот, осталась тележка-платформа, на которой возили сено, с её помощью, выполнив несколько ходок, мы сможем обеспечить себя провизией как минимум на полгода. Кроме того, нам нужна кузница, которую было решено хоть частично переместить вниз.

Закрыв за собой вторую дверь, мы миновали распахнутую решетку и начали осторожно подниматься по лестнице. Из-за противогазов и шлемов мы совершенно ничего не слышали и обменивались только жестами, которых сами же не понимали. Матвей нёс счетчик Гейгера, но он показывал нормальный фон, и это успокаивало, однако я хорошо помнил яркую вспышку и был уверен, что ядерная боеголовка взорвалась неподалеку от города. Миновали кузницу, в глубине которой, осветив коридор мощным фонарём, зажатым в щитовой руке, затянутой в прорезиненную перчатку, я увидел несколько бродячих кошек. Старясь ступать как можно бесшумнее, поднялись выше, прошли цокольный этаж и оказались в фойе.

Открыв двери на улицу, мы с опаской вышли на крыльцо, освещенное заходящим солнцем. Я пытался держать под контролем всю улицу, направляя жало болта то вправо, то влево. Один из алебардщиков нашел возле стены тележку и мы двинулись вверх по улице. Уже через несколько десятков метров трое из бойцов остановились и резко отвернулись от дороги. Я спокойно переношу вид мертвых, но и мне стало не по себе: впереди на всём обозримом пространстве гнили сотни трупов, сидящих в автомобилях, лежащих на проезжей части, зачастую прямо под колесами, и на тротуаре. По ним ползали насекомые, в воздухе кружились полчища мух.

Очевидно, ребятам было нелегко справиться с рвотными позывами, которые были бы очень некстати с надетыми противогазами, и мы задержались минут на десять, прежде чем решились углубиться в этот лабиринт смерти. А как иначе назвать узкие промежутки между телами, в которые приходилось протискивать тележку, то и дело сворачивая, чтобы найти путь в обход очередной группы покойников. Мужчины, женщины, дети, старики и старухи – все они были давно мертвы. Даже пол погибших определялся с большим трудом, в основном по одежде, настолько раздуты и обезображены разложением были их тела. Местами плоть была изъедена кишащими в ней личинками насекомых.

Иногда попадались мертвые птицы, а вот погибших собак и кошек я не увидел ни одной. Либо они успели спрятаться, либо убежали дальше в город, преследуемые надвигающимся отравляющим облаком, и умерли уже там. Мы миновали заправку, на которую я решил потом вернуться с добровольцами, когда найдем емкости для горючего. Возможно, некоторое его количество придётся потратить, чтобы сжечь хотя бы часть окружающего нас кошмара, устроив большой погребальный костер.

На дороге в потоке машин затерло машину инкассации, и мы все, словно по команде, двинулись к ней. Видимо, у каждого перед глазами всплыл образ бравого человека в форме с кобурой на поясе. А где кобура, там и пистолет. И вот у нас первое огнестрельное оружие – два ПМ и один ПММ, к каждому по дополнительному магазину. В бардачке мы наши коробку патронов под калибр 9 миллиметров, что нас очень порадовало. Тела трогать не стали, просто срезали ремни. Деньги нам тоже были ни к чему, они давно обесценились, но, осмотрев машинально салон, я никаких мешков не увидел. Кто-то прибрал государственную валюту, хотя неясно, кому она могла понадобиться, когда гораздо ценнее противогаз или хотя бы респиратор, хорошо упакованная пища и вода в баклажках. Поняв, что есть выжившие, я взял в левую руку пистолет, оставив щит свободно висеть на ремнях.

Еще четыреста метров, и мы подошли к двухэтажному зданию, в котором и был продуктовый магазин, на первом этаже, рядом с пивной, при виде которой парни оживились и начали пихать друг друга в бока. Я ткнул латной рукавицей в дверь супермаркета и бойцы, кажется, вспомнили, за чем мы пришли. Впрочем, я не собирался оставлять горячительные напитки и пиво, нам пригодится всё. Впрочем, так думали и те, кто через несколько секунд заступили нам дорогу. Из «наливайки» вышли восемь весьма болезненного вида мужчин, с топорами, монтировками, ножами. У одного была пневматическая винтовка, способная как средство поражения противника вызвать разве что гомерический хохот. А вот явный лидер этой группы тыкал в нашу сторону стареньким пистолетом ТТ, что мне совершенно не нравилось, поскольку наши доспехи пуля с такого расстояния пробьет наверняка. Даже не смотря на противогаз и подбивку шлема я услышал истошный вопль:

– Моё! Это всё моё, уроды! Вы чего припёрлись, укурки?! Спёрли в каком-то театре железки и думаете, что самые крутые? Да я…

И вот тут его вырвало. А потом согнулся пополам ещё один «боевик». Не переставая извергать из себя почти прозрачную жидкость, главарь направил пистолет в нашу сторону и нажал на курок. К счастью, мы все внимательно следили за противником и просто отшатнулись в стороны, так что пуля просвистела между нами. Я не стал ждать продолжения и от пояса выпустил стрелу из арбалета в живот блюющего стрелка, пулю на него тратить было откровенно жалко. На таком расстоянии промахнуться было невозможно: отшатнувшись назад от толчка вонзившегося в грудь болта, болезный "князёк" мешком повалился под ноги подельникам. Из уголка искривленного и испачканного в рвотных массах рта стекла струйка крови, ею же быстро набухала предельно грязная рубашка.

Оставшиеся без предводителя, противники замерли на секунду, но тут же с ревом кинулись к нам. Впрочем, выучка не подвела. Луки были уже бесполезны, поэтому Костя и Матвей бросили их под ноги, обнажили мечи, и встали рядом со мной, образовав стену щитов. Когда по ним забарабанили монтировки и топоры, из-за наших спин на головы противников опустились алебарды, потом еще раз. Осталось только несколько раз махнуть мечами и секирой, которую я выдернул из-за пояса, повесив арбалет на специальный крюк за спиной. Те, кого поражали остро отточенные клинки, с криками или молча валились навзничь. За считанные секунды всё было кончено.

Никто из нас не был готов убивать в первом же рейде, и потому все мы ошалело смотрели на дело рук своих. Однако, так или иначе, до продуктов осталось всего несколько шагов, а до темноты не больше полутора часов. Не глядя друг на друга, мы вытерли клинки и лезвия топоров об одежду поверженных врагов, не раз и не два роняя оружие на землю. Подрагивающими руками начали грузить коробки и упаковки с водой на тележку, стараясь пореже смотреть на лежащие у пивной тела. В неё в эту ходку так никто и не вошел, что, впрочем, не помешало опустошить полки в следующий раз, прибавив заодно к трофеям изрядно потёртый ТТ с запасным магазином.

Из подсобки продуктового магазина мы в итоге вытащили около сорока упаковок минеральной воды, макароны и муку в герметичных пакетах, растительное масло. Нашли даже яйца, запечатанные в специальные контейнеры с ячейками, В пивной добыли с десяток ящиков водки, столько же вин и шампанского, и втрое больше упаковок пива. Нашлись и нераспечатанные бочонки разливного. Пустых бутылок повсюду валялось вдвое больше, склад торговой точки был изрядно разграблен местной ватагой. Всё, что сочли пригодным для употребления, перевезли в фойе предприятия за четыре ходки, каждый раз вынужденно минуя жуткий участок дороги. Затем, попеременно открывая и закрывая внешнюю и внутреннюю двери тамбура, заносили добытое в камеру дезинфекции.

Сначала прошли через помывочную, где на доспехи обрушились струи воды, там же обработали все пакеты и бутылки с баклажками. Дальше на нас поочередно лились хлоргексидин и гипохлорид натрия, мы прошли под воздушно-паровым душем, перетаскивая тем же маршрутом и обрабатывая будущие запасы. Пройдя все санитарные процедуры, мы сняли доспехи, еще раз прошли под струями дезинфицирующих веществ, освобождаясь от стёганок, затем сняли ОЗК, оставив только защитные перчатки. В них мы и перенесли всё тканное в прачечную, загрузили в мощные промышленные стиральные машины и запустили максимальный режим обработки. Чтобы оттащить продукты на склад, собрались почти все жители убежища, поэтому управились минут за десять.

Мы рассказали обо всём увиденном, ужаснув тех, кто ждал нас с новостями. Решили, не откладывая надолго, сделать ещё один или два выхода: за продуктами в другой магазин, и последний – за горючим, с бочками, о наличии которых в одном из цехов вспомнил Рустам-ака. И, попутно, за кузнечным оборудованием. После этого герметичная дверь должна была закрыться надолго, нам нужно было тщательнее готовиться к следующим поискам на поверхности, готовить бойцов. Теперь мы знали, что почти наверняка многие выжившие отнесутся к нам враждебно. С принесенными продуктами и при условии, что оранжерея даст урожай через три-четыре месяца, мы могли продержаться целый год, хотя кто-то пессимистично пророчил, что загнёмся уже через месяц, от занесенных снаружи болезней или из-за того, что испортится вентиляция. В любом случае, у нас появилась надежда выжить.