Читать книгу Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев - Страница 4

К друзьям, что ли, в гости куда-то,

Сто грамм опрокинув «на бис»,

Я шёл по ночному Арбату,

Орехи какие-то грыз.

Листва кувыркалась, кружила,

Гитары звенели, и мне

Достаточно весело было

Шагать по родной стороне.

Я был относительно молод,

Не глуп, не ленив и не вял,

И верил в удачу, и холод

Мозги мне ещё не сковал.

Я рылом тихонько ворочал,

Не так уж он сложен и крут,

По городу путь среди ночи,

Когда тебя помнят и ждут.

Меня-то как раз ожидали,

Осталось дойти до угла,

У скульптора Славки в подвале

Гулянка в разгаре была!

И мысли, как божьи коровки,

Порхали в башке у меня,

Мы вместе росли на Покровке,

Мы были там все, как родня.

Он выпал из нашей обоймы,

Нашёл свой единственный путь,

И вот у него в мастерской мы

По рюмке решили махнуть.

В сто раз веселее дорога,

И сам ты красив и хорош,

Когда, поднапрягшись немного,

Ты вспомнил, куда ты идёшь.

В то время менто́вская тема

Была от меня далека,

Я сам был участник богемы,

А, значит, безумен слегка.

С каким-то тупым постоянством

Привыкнув затылок чесать,

О людях искусства роман свой

Сперва я хотел написать –

Как хлопотно это – шедевры

С живых персонажей ваять,

Какие иметь надо нервы,

Чтоб вечно юлить и вилять,

Чтоб в общей рабочей рутине

Заказчик тебя не порвал,

Чтоб в статуе и на картине

Он светлый свой лик узнавал.

Банкиров лепить, депутатов

Поди ты ещё полепи,

При них, если платят, всегда ты

Как пёс на железной цепи.

Ещё я скажу про банкиров –

Для Славки оно не впервой,

Что даже похлеще вампиров

Они выступают порой.

Мол, сделай, слепи, покумекай,

Уж если ты бабки берёшь,

Чтоб я на античного грека,

На Цезаря был бы похож! –

Чтоб эту глубинную правду

Увидел и понял народ!

…В ту ночь на Арбате, как автор,

Я сделал крутой разворот.

Не то, чтоб до Славки раздумал

В конечном итоге дойти,

А то, что мента – вот так юмор! –

Сумел повстречать на пути.

Не в плане какого-то культа

Легавый главней, чем поэт,

«Он даже главнее, чем скульптор», –

Скажу я спустя много лет.

Я шлёпал дорогой прямою,

И парень с поникшей башкой

Внезапно возник предо мною –

Корявый, нескладный такой.

На старой скамейке убитой,

Душой отдыхая от дел,

Он, всеми на свете забытый,

С гитарой в обнимку сидел

И голосом тихим, усталым,

Что впору на месте заснуть,

Не пел, а, скорее, шептал он,

Мусолил какую-то муть.

От мути от этой у многих

То искры в глазах, то круги,

Да сохнут ещё руки-ноги,

И тремор терзает мозги.

Мне было вдвойне интересней

В чужой погрузиться вокал,

Поскольку я сам эту песню

Когда-то давно написал.

Да, с песней такое бывает –

Впадёшь в мимолётную блажь,

И вот уж её исполняет

Неведомый мне персонаж.

Певцы, гусляры, скоморохи,

О них я, как мог, в меру сил,

О горькой и славной эпохе

Куплеты свои сочинил.

«Пропадай, голова, мне свой лоб разбивать надоело,

Я по крови скользить, на костях спотыкаться устал.

Пусть, как волк из капкана, душа моя рвётся из тела,

Ей пора на покой, на последний и вечный привал.

Пропадай, голова, только вот по ночам часто слышу

Голоса из могил, из лесов, из болот, из огня:

«У опричнины пир, а про нас, а про нас кто напишет?

А про нас кто споёт?» – люди спрашивают у меня.

Что ж, споём, я готов, подпевайте мне, если не страшно,

Кого хватит на целый куплет, сгинут прочь без следа,

В подземелье сгноят нас и скажут, что сдохли от кашля,

И про нас не узнает никто ничего никогда.

Жизни нет никакой впереди, если песня не спета.

Мы под тяжестью лет, как под глыбами снега и льда,

Пропадём без имён и без лиц. Были люди – и нету.

И про нас не узнает никто ничего никогда.

Мы сидим по углам, языки прикусив от испуга,

Наша память тихонечко тает, как в небе звезда.

Жизнь становится смертью, когда мы не помним друг друга,

И про нас не узнает никто ничего никогда.

Веселей, гусляры, я спою вместе с вами, не струшу,

Эх, ей-Богу, ребята, без песен наш дом не жилец!

Помню, помню друзей, всех, кто жил, кто сберёг свою душу.

Если мы позабыли друг друга, то всем нам конец…»