Читать книгу Чтоб человек не вымер на земле… - Сергей Владимирович Киреев - Страница 5

Вот так вот он скрипел сухой гортанью

И струны рвал. Я слушал, как во сне,

Тревожное глухое бормотанье,

Неясное кому-то, но не мне.

В лиловом полумраке под луною

Его застывший облик без примет

Казался мне равниной ледяною,

Где жизни сроду не было и нет.

Но где-то этот голос одинокий

Уже я раньше слышал, и не раз.

Откуда он их знает, эти строки,

Пропетые сейчас, как на заказ?

«Давай глотнём», – я рядом с ним уселся

И флягу ему молча передал.

И он в меня внимательно вгляделся:

«А, это ты, привет, не ожидал».

«Чего «привет»? – скажи уж, чтоб я понял».

Он продолжал, как мумия, сидеть.

Ему листва летела на ладони,

И фляга, опустевшая на треть,

Мне пробудила память в организме, –

Я с ним делил когда-то кабинет.

Мы вместе с ним служили в прошлой жизни.

С тех пор прошло почти двенадцать лет.

Не то чтоб мы с одной тарелки ели,

Но если вместе пили, то до дна –

В одном и том же следственном отделе

Пахали от зари и дотемна.

Ну, в общем, это друг мой закадычный,

Витюха Маслов, был у нас такой,

Ликёр любил отведать земляничный

И закусить капустою морской.

Не слишком сочетается, я знаю,

Но у Витюхи тут ответ простой,

Что если жизнь – хреновина сплошная,

И жребий твой – болото и застой,

То надо с этим жребием бороться –

Не на коленках ползать и дрожать,

А к свету, как из старого колодца,

Из серости и скуки вылезать.

Витюха был бунтарь в известном смысле,

В его речах всегда сквозил подтекст,

Что мы немного рожами не вышли,

И скоро нам печаль всю плешь проест,

Что вот же он, удел наш неминучий,

Нам никуда не скрыться от него!

Всё разное – прекрасно и живуче,

А всё, что одинаково – мертво́!

«Ребята, – он однажды подытожил, –

Вот в том и дефективность наших рож,

Что слишком друг на друга мы похожи,

Тут даже слов других не подберёшь».

Чего их подбирать? И так всё ясно –

Мы тащим, как положено, свой крест.

И это ничего, что Витя Маслов

Немного был нацелен на протест.

А как еще советскому майору

В те годы можно было бунтовать?

Ну разве что наливки и ликёры

По собственным рецептам создавать –

Не в уголочке жалобно кукуя

Ввиду судьбы безрадостной своей,

А жизнь вокруг себя создать такую,

Чтоб было как-то всё покрасивей.

Ваниль, корицу в палочках и цедру

Он в ковшик с самогонкою совал

И вместе их с корой и хвоей кедра

На медленном огне разогревал –

Экстракты типа, там, ингредиенты –

Он в этом шарил так, что о-го-го!

И будь хоть академиком, хоть кем ты,

Едва ли ты дотянешь до него!

Тут мысль одна в башке моей засела, –

Скажи мне, мой читатель дорогой,

Тебе известно слово «лимончелло»?¹

Вот я в таких делах ни в зуб ногой,

_________________________________

¹Это сейчас все знают про «Лимончелло», что есть такой ликёр, а советским людям такие слова были неведомы, почти никому.

Ни в морду лаптем, значит, хуже лоха,

А Витька этих слов потенциал

Ещё тогда, в советскую эпоху,

До всяких перестроек понимал.

Короче, братцы, эта лимончелла

Рекой на наших праздниках лилась.

Витюха Маслов тоже её делал,

Чтоб нашу укреплять взаимосвязь.

У этой крепкой штуки было сходство

С портвейном, но она была вкусней

И придавала пьянке благородство,

И как-то нам спокойно было с ней.

В портвейне дремлет привкус безнадёги,

А лимончеллу пили мы до дна,

И утром пролонгация изжоги

Практически была исключена.

Витюха говорил, сверкая взором,

Пыхтел, как спринтер, выигравший забег:

«С бокалом ароматного ликёра

Совсем другой я в жизни человек!

Я, как бурлак, что выпрягся из лямки,

На белый свет глазею свысока.

Я прямо как барон в старинном замке,

Где острый шпиль пронзает облака,

Где у меня карт-бланш, прерогатива

Вращаться средь графинь и баронесс,

Способных грациозно и красиво

На клавесине сбацать полонез!

Такая, извините, моя карма,

Что всё вокруг меня со всех сторон

Должно быть по возможности шикарно,

Иначе никакой я не барон,

И даже не маркиз, а замухрышка, –

Тут, даже если ты формально жив,

То всё равно каюк тебе и крышка.

У замухрышек нету перспектив!»

Чтоб лишних избежать инсинуаций,

Он родословной собственной своей

Подробно начал интересоваться:

А как насчёт там княжеских кровей?

В архивах – тех, куда его пускали,

Витюха погружался в пыль веков,

Мы вместе там в корнях его искали,

В родных и близких признаки графьёв.

Да, это был тогда серьёзный вызов –

Из тех, кто есть, хотя б кого-нибудь,

Баронов там каких-нибудь, маркизов

К Витюхе ненароком подтянуть.

Мы это дело с треском провалили.

Там всё про всех известно в аккурат.

Мы ни черта в архивах не нарыли.

Но Витька всё равно аристократ.

Он шёл путём извилистым, тернистым

В своих попытках время обскакать,

При этом был таким аккуратистом,

Каких ещё на свете поискать.

Он ногти стриг в неделю раз по двадцать,

Ботинки чистил, брился каждый день,

И шляпу, чтоб таинственней казаться,

Он надевал немного набекрень.

А ты вот, мой читатель, носишь шляпу,

Имеешь ты в душе такой каприз?

Нет? Так и ходишь молча тихой сапой?

Вот потому-то ты и не маркиз.

У нас начальство всё охреневало

От Витькиной настойки «вырви-глаз»,

При этом никогда не забывало,

Что он в работе лучшим был из нас.

В нём страсть одна горела и не гасла:

На бабах, заселивших наш район,

Обжёгшись пару раз, Витюха Маслов

Не в бабу, а в работу был влюблён!

Такой вот экскурс или, как его, эскиз

Я посвятил Витюхе, – шутка, блажь, каприз, –

Вникай, читатель дорогой, и помни, кстати:

Советский мент – он есть начало всех начал!

К чему я это? Чтоб ты лучше понимал,

Кого я встретил среди ночи на Арбате.