Читать книгу Петр Великий, голландский. Самозванец на троне - Сергей Юрьевич Соловьев - Страница 17

Царь вернулся

Фёдор Юрьевич стоял службу в Успенском Соборе. Архирей вдумчиво читал проповедь, в кадиле курился благовонный ладан, и его облачка при каждом взмахе служителя поднимались к куполу церкви, где был изображён сам Иисус Христос. Вседержитель взирал на молящихся строгими глазами, словно обещая им новые и тяжкие испытания. Не был милосерден Бог в эти дни, лишь взыскивал тяжко с людей.

Князь- кесарь глубоко вздохнул и перекрестился, глядя на святые иконы. Красота и спокойствие, вот чего жаждал Ромодановский, но не сподобился заслужить это.

Свеча горела в его холёной руке, как и у других бояр, стоящих около иконостаса. Всё это позволяло не думать о делах. Верфь в Воронеже, Азовские и Таганрогские крепости, да ещё и набор драгунских полков, что к счастью, взял на себя князь Голицын.

– Батюшка, – зашептал на ухо вездесущий Сенька, – гонец вас ожидает, срочно очень… Из Посольского Приказа…

– Пусть обождёт… Немного уж осталось. А станет шуметь, батогов ему…

Как сказал такое боярин, так прямо на душе полегчало. Будто выплеснул из себя тяжесть и страх. Да, проклятый страх сидел в его душе, с того часа, как умер Пётр Алексеевич, и решились на этого иноземца… И заснуть толком не мог, всё страшные сны мучали. То таким казался Пётр, то сяким, то приходил в виде мёртвого. Или придёт, усядется около кровати, и молчит…

Наконец, служба закончилась, и Фёдор Юрьевич неспешно начал продвигаться к выходу из собора. Мимо прошёл Автомон Головин, а вот Борис Алексеевич Голицын держался рядом, хитрец эдакий. Верно, заметил Сеньку-то, понял, что не просто так холоп в Успенский собор заявился.

– Да дела, дела, Борис Алексеевич не отпускают, – решил объясниться Ромодановский с Голицыным.

– Так служба наша такая, при государстве. И недоспим когда, и то и недоедим.

Фёдор Юрьевич промолчал, только усмехнулся в густые усы. Любил Борис Алексеевич цветисто выражаться. Вместе вышли к ступеням собора. Тут и явился гонец, отдал грамоту с висячими печатями.

Князь- кесарь развернул грамоту прочитал несколько первых слов послание, сердце ёкнуло, да противно ослабели колени.

– Через день Он прибудет в Преображенское. Всем семерым собраться надо,,,

Голицын повернулся к куполам церкви, долго кланялся и крестился.

Свидание в Преображенском

Питер сидел и смотрел в оконце кареты на селения, словно проплывавшие мимо них, вдоль узкой дороги. Необычная одежда обывателей, виденная им до этого только на гравюрах была странной, но кажется, удобной. Лошади, были помельче голландских, но кажется, обыватели держали много тяглового скота.

Совсем другие дома, непоожие на столь любимые, голландские. Здесь даже небогатый крестьянин имел дом из толстенных брёвен, но, не во всех были окна из стекла.

Но, просторы России завораживали. И, что было ещё более удивляло невероятно, везде, на много миль от Новгорода до пригородов Москвы, говорили на одном языке! В его маленькой и милой Голландии тоже так, но в княжествах Германии и Франции, он твёрдо знал, такого не было вовсе. Провансалец и парижанин изъяснялись различно, и уж тем более мекленбуржец и баварец. Попривык здесь к щам и бане, но вёз с собой целый запас разных там сыров, без которых не мог существовать. Так всё раздумывал, припоминая по рисункам лица ближних бояр, своей жены, царицы Авдотьи, генералов его армии – Головина, Гордона.

– Мин херц, а когда бороду себе станешь отращивать? – как бы невзначай спросил Меньшиков и нахально улыбался, как всегда.

– Пошёл к чёрту, – был дан краткий и емкий ответ, – а то в морду дам.

Денщик не стал уточнять, где искать обиталище чёрта. Сам примерно знал или чувствовал, где надо поискать . Да и получить крепким кулаком в морду не хотелось.

Но и голландец примолк, и отчего -то провёл по чисто выбритому лицу. Достал альбомчик, и принялся изучать лица своих велтмож. Пока по карандашным рисункам.

– Кто там из них самый хитрый? – наконец спросил Пётр.

– Да уж хитрее Бориса Алексеевича Голицына, пожалуй и не найдёшь. Умник такой. Начитан, очень умел… Самый деловитый из них, конечно, Фёдор Юрьевич Ромодановский. Лев Кириллыч Нарышкин деньгу любит, владеет железоделательными заводами в Туле. Родня твоя Лопухины. Фёдор-то хитрый, всё поймёт… А так Семеро ближних бояр- и есть Совет. Андрей Иванович Голицын, дворцовый воевода, Бутурлин Иван, Ромодановский Михаил Григорьевич, генерал известный и толковый. Вот они сейчас и ожидают, кондиции тебе дадут подписать… Да ты, мин херц, наплюй на них, хитрее сделай…

И Алексашка что- то тихо зашептал на ухо новому государю, и сам заулыбался, сам себя в уме похвалил.

– Только одного тебе не спустят- если попробуешь Алексея Петровича от трона отстранить, – уже серьёзно произнёс Меньшиков.

– Про то меня уже все упредили, не только ты, либер Aleksashka. И очень доступно, что бы сразу дошло, – и Пётр гортанно и зло рассмеялся.

Вздохнул Меньшиков, немножко так скосил глаза на царя, да и подумал, а не ошиблись ли бояре, что такого вот ероя себе да и всей Руси на шею накачали? И как они им управлять собрались? Это как дома дикого кота завести. Такой, если не по его, и хозяев насмерть задерёт…

***

Первая остановилась карета, из которой вышел генерал Лефорт, Головкин и дьяк Возницын. Прошли мимо караула пребраженцев, которые им лихо отсалютовали.

– И нам пора, мин херц…

– А вещи?

– Не беспокойся, государь. Ты же царь Всея Руси. Холопы всё занесут. Не твоё это, не царское это дело!

Пётр воззрился на Меньшикова своими круглыми глазами, и только плечом повёл. Знал Алексашка, что злится царь, но не очень. Около ворот всё было чисто да прибрано, дорога камнем покрыта, и то- царский дворец.

Пётр шёл быстрым и уверенным шагом, опираясь на трость. Вдруг пара гвардейцев, не сговариваясь, скрестили перед ним багинеты своих фузей.

– Чужим не велено… – строго прозвучал голос преображенца.

Меньшиков аж обомлел… Лефорт, швейцарский- о гад, пропал службу! И чего теперь? Ну вышло всё по- другому..:

Пётр, не говоря ни слова, в два удара кулаком сбил обоих солдат на землю, так, что шапки и ружья отлетели в стороны.

– Царя в лицо знать надо! – громко сказал он оторопевшему сержанту, – но, за службу спасибо! Нечего чужим в моём дворце делать!

И Петр вложил в руку преображенцу шесть червоных, на весь гвардейский караул.

– Но чего стоишь, столбеешь, Алексашка? Ждут нас, пошли!

Теперь царь говорил только по-русски, правда, с небольшим неправильным выговором. Денщик удивлялся этому человеку. Не терял совершенно присутствия духа. Он то, не зеал ы что сейчас лелать, а этот- толтко шаг печатает крепко. Вдруг он обернулся, глянул на солдат словно решая нечто важное.

– Веди, Алексашка , меня к преображенцам и семёновцам. Да денежный ящик мой прихвати. Дело важное затевается.

– Понял, мин херц. Как не понять?

Оценил Меньшиков и этот ход нового Петра. Умно. конечно… Как говорится, деньги все любят…

Полки были построены рядами, а царь лично, не чураясь служивых, обходил каждого, и одарил всех серебрянными ефимками. Теперь-то уж гвардейцы узнали царя, и были согласны, что он- и есть истинный государь Руси.

– Солдаты! Построится у Преображенского дворца и ожидать меня там! Покуда не вернусь, не расходится! – дал он жёсткий приказ.

Возвращался Пётр теперь не как одинокий странник, а как истинный полководец и предводитель, за которым была настоящая сила. А власть- это не слабые слова, а гордая сила. И сила основана на людях, готовых сражаться за предводителя, и делать то, что он ни прикажет.

Он был горд собой, и довольно улыбался. Человек с силой, это впечатляет каждого, и челядь мигом признала, кто в доме хозяин. И не было ни единой попытки сопротивления, или там, сомнения!

Тут уж прибежали спальники, поспешно отворили двери, и самый важный из них, видно, постельничий, пошёл впереди Петра, распахивая двери. Тот был ловок. и как-то по особому ловко наклонялся, ни разу не ударившись о низкие косяки. Проводник распахнул двухстворчатые резные двери, и низко- пренизко поклонился. Пётр обернулся к Меньшикову и громко и ясно произнёс:

– Здесь меня обожди !

Бояре у Трона государева

Перед ним открылся портал в неизвестность. Перед ним, на небольшоим возвышении, стоял трон, украшенный двуглавым орлом. Стены были богато расписаны, и них стояли низкие лавки, на которых сидели Семеро. Семеро долгожданных вельмож, зазвавших его на российский трон. Не привык он сомневаться, и быстрым шагом прошёл мимо них и сел на трон самой большой христианской монархии мира.

Ожидал чего-то невероятного, но ни земля не разверзлась, что бы поглотить чужестранца, ни молнии не сожгли, являя мощь Провидения. Ничего такого. На него просто смотрели семь пар удивленных глаз людей, наряженные в парчовые богатые шубы, отороченные мехом. Наконец, встал, и заговорил , которого Пётр узнал, как Фёдора Юрьевича Ромодановского.

– Здравствуй, царь -батюшка… Наконец-то опять свиделись. А возмужал-то как, и не узнать…

– Сам на себя похож, и то ладно, – ухмыльнулся Пётр, – слышал я, опять мятеж в Москве, а виновных мало наказано?

– Так чего их казнить? – не понял Ромодановский, – служилых людей немного. И тех не хватает. И ты бы, батюшка, надел на выход царский бармы, да одежды православные…

– Нет, ни к чему…

– То что в письмах обговорено, не вызывает ли сомнений? – хитро выразился Борис Алексеевич.

– Права Алексея Петровича не будут оспорены.

Бояре зашептали довольно, и закивали. И уже не выглядели столь настороженными.

– Вот ещё… – начал неспешно говорить Борис Алексеевич Голицын, – решились мы на всё , чтобы худа не было в государстве Российском. А ты должен подписать сии Кондиции, – отдал голландцу писанное на орошей бумаге послание. Piter принялся читать:

« Через сие наикрепчайше общаемся, наиглавнейшее моё попечение и старание будет не токмо о содержании , но и о крайне всевозможном распостранении православныя нашей веры греческого исповедания, такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять, ещё обещаемся, что что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденную Боярскую Думу в семи персонах всегда содержать и без иного согласия:

1, ни с кем войны не начинать

2 . миру не заключать,

м. верных наших подданных никакими податями не отягощать,

4. в знатные чины, как в стацкие, так и в военные сухопутные и морские , выше полковничьего ранга не жаловать, ниже к знатным делам не определять, а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного Тайного Совета

5 .У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать,

6 . вотчины и деревни не жаловать,

7. в придворные чины, как иноземцев, так и русских, не производить,

8. государственные доходы в расход не употреблять, и всех своих подданных в милости содержать, а буде чего по сему обещанию не исполню, то лишен буду короны российской.»

– Так и умно, – и неспешно расписался поданным ему пером..

Оставил регламент на столе, а сам ходил, а не шествовал по палате, заложив руки за спину, словно громадный ворон..

– Царица Евдокия уехала в монастырь. Так что мешать тебе она, батюшка, не станет, – проговорил Фёдор Лопухин.

И это понял новый царь. Что бы еще наследников престола, от его крови не появилось.

– Зовите меня герр Питер, ну, или Пётр Алексеевич, – жестко приказал новый царь.

В дороге он много читал, и раздумывал. Знал, на чём основана сила бояр- на старом укладе и служилых людях. Там, в дормезе, на дороге между Ревелем и Новгородом, и надумал это, что вырвалось из него, как лавина:

– Между теми стрельцами приказываю розыск учинить. Кто меня немцем называл, да хотел и вас, бояр извести. Про то мне цесарь Леопольд сказывал, и сильно пенял . И указ объявите- тех стрельцов свозить в Преображенское, да пытать, узнать, кто ещё в этом воровстве замешан.

– Да почто? Не было никакого заговора, это точно. Ни подмётных грамот, ничего не нашли! – ответил князь-кесарь.

– Плохо искали… И, тебе наказ, Борис Алексеевич – набрать десять драгунских полков. А стрельцам на Москве лелать нечего.

– А Стремянные? – подал голос Лев Кириллович.

– В Азове посидят, потише сделаются. Так вернее станет.

Припоминал Пётр, то что прочитал Дмитрия Ивановича… На трон-то сел, да и слетел стрелецким пожеланием. Да еще и полетал из пушки, на манер пушечного ядра, пусть и после смерти. Такое ему было ни к чему… Да и в Москве сидеть неуютно было, неласково… Своё надо было строить, своё…

– Так вот…Стрельцов с монастырей свозить в Преображенское. Сам поспрошаю, раз вам не сказали. Ничего, не испачкаюсь. А крови я,бояре не боюсь.

И засмеялся чужим, незнакомым и злым смехом. От которого даже у бывшего не в одной битве Михаила Григорьевича Ромодановского всё внутри перевернулось. Только подумал бывалый воин:

« Вот, нашли себе на голову… Теперь и наплачемся. Хотели то как лучше, вышло хуже некуда…».

Но и он рта не раскрыл. А как раскроешь? Иноземец этот теперь Царь и Великий князь всея Руси, истинный самовластец. И казнить и миловать всех вправе .

Другие же, будто напряглись, схватились за свои посохи, ловно желали пустить их в дело. Пётр же за свою шпагу не брался, эфес был у бедра великана. Надо было вельмож пока словами взбодрить:

– Да и вот что, бояре… Моя лейб-гвардия признала, что я и есть истинный царь. Они, детки мои настоящие, стоят и меня ожидают. Как мол их отец сердешный, без них… Так что, бумага ваша, Кондиции эти, ни к чему, – и разорвал на части, и бросил на пол документ.

Тут уж бояре поняли, что хотели они изловить жирного голландского гуся, которого и съесть хорошо с квашеной капустой, да под зелено вино, а поймали, пожалуй, что льва. И он сам их сожрать может. И даже без хрустящей капустки .

ГЛАВА 4 Анна Монс

С дороги посетил Пётр Алексеевич баню, где с удовольствием полежал н полке. а Алексашка шустро охаживал его веником. Сейчас денщик потел куда больше, чем царь. И больше не от жара печи, а от волнения. А то, ежели не понравится, осерчает ведь…

– Ну всё, мин херц. Теперь и отдохнуть можно… Посидим в предбаннике.

– Попить бы чего…

– Да вот, квасу испей.

Пётр попробовал, одобрительно кивнул головой. Отпил разного. больше всего понравился смородиновый.

– Знатно… Давно уж не пивал, – протянул слова он, осушив глиняную кружку до капли, – Надо на Кукуй съездить. К Аннушке.

– Так и вправду, мин херц… Лучшее это дело после бани! – и Меньшиков понимающе улыбнулся.

– Молчи. зубы выбью!

Сказал Петр такие слова, в общем, беззлобно и налил себе опять полную. Пил, и смотрел на Алексашку своими кругыми глазами через край кружки.

Вскоре скромная карета с парой лошадей везла Петра в сопровождении Меньшикова. Ну, ещё небольшого конвоя из шестерых драгунов. Совершенно глупо было ехать по городу, кога опасаешься, что тебя прирежут или отравят.

Дом, где теперь жила фаворитка Петра, был отстроен из камня, о восьми окнах. И рядом во дворе стояли пара сараев, амбар и конюшня. Работник привез сено для лошаей хозяйской упряжки, а другой начисто выметал землю от соломы и грязи. Всё как всегда, было чистенько и опрятненько.

– Ну вот, приехали, – прошептал Меньшиков и шустренько открыл дверцу кареты.

Пётр поджал губы, резко встал на землю, отряхнул полы кафтана, и чуть прищурившись, посмотрел на дом. Непонятно было, нравится ему это всё, или нет, а лезть Алексашка к царю с расспросами не хотел. Потом, словно решившись, распахнул входную дверь, а привратник при этом едва не вылетел на улицу.

Пётр довольно рассмеялся, и дружелюбно хлопнул по плечу лакея.

– Чего, тебя ждать, что ли? – крикнул он Меньшикову.

– Уже бегу, мин херц!

Они поднялись на второй этаж в жилое. Комната выглядела по -голландски. Стропила под крышей, стены украшены бело-синей плиткой, по углам стоят шкапчики с посудой и книгами, рядом основательный накрытый стол, и резные стулья.

На пороге стояла остроносенькая, чуть полноватая девица в красивом, но не роскошном платье с рукавами до локтя, украшенном кружевами. Волосы чуть прикрывал ажурный чепец, по новой моде. В руках был поднос с рюмкой водки и пирожок по русскому обычаю.

– С возвращением тебя, Питер, – с небольшим очаровательным акцентом произнесла дама.

Пётр залпом выпил водку, тут же заел пирожком, и грубо и жёстко поцеловал Анну, отчего та вскрикнула.

– И я рад, что к тебе вернулся. Ну, корми, что ли…

С обреченным видом немка повела гостей ко столу. Еда такая имелась, в немецком стиле- запеченый окорок, жареные колбаски, картофель. Всё так миленько и чистенько.

Пётр быстро и резко ел, кидая жадные взгляды на хозяйку, словно та была очередным блюдом этого обеда.

– Ну что, поел? – спросил царь у Меньшикова, – езжай в Преображенское, и там меня жди…

Алексашка поспешно встал, раскланялся и быстренько удалился, не желая мешать государю. Ему, несомненно, предстояло здесь важное дело.

ГЛАВА 5 Новый обычай

С утра Пётр был необыкновенно весел, сразу же вызвал цирюльника. Бритьё доставляло ему удовольствие. Затем набил трубку, и закурил.

– Ну что, либер Алексашка. Сегодня предстоит важный день. Меня либо убьют, либо всё в Россию станет по-моему.

– Так может быть, не стоит, мин херц? Чего сразу-то на арапа?

– По чуть-чуть здесь нельзя, не выходит, – и в задумчивости пустил к потолку облачко дыма.

На лавках суетились и дрались ради забавы и царских наград карлы государевы. Выглядевшие припотешно в боярских длинных шубах, высоких шапках и с криво приклеенными бородами длиной аж до пола.

Затем приказал принести ему кафтан Преображенского полка, придирчиво осмотрел себя в зеркале, и, кажется остался доволен.

– Столы ставьте, – командовал Пётр, – да водки побольше выставляйте, побольше. И анисовой, и калганной. Ну и закусок добрых. Буженина, грибки…Алексашка, мастера приехали с Немецкой слободы?

– Да ожидают, правда не понимают, зачем их всех созвали?

– Ничего, гордится скоро своим ремеслом станут. Я и для этих создаю возможность заработать! – и опять засмеялся своим деревянным смехом.

– О, мин херц! Да кажется, уже первые к нам пожаловали…

Во дворе стали скапливаться боярские кареты, крытые возки думских дворян и прочих служилых людей. Все приехали, чтобы красоваться друг перед другом, нарядно разодетые и значительные.

– Алексашка, иди, поставь караулы, что бы не выпускали никого .., А то они, черти побегут ведь…

– Понял, мин херц! – ответил , рассмеявшись Меньшиков, и убежал исполнять приказ царя.

Стольники, совсем юные дети боярские, стали открывать ворота. Вельможи пошли первыми, что бы поклониться царю- батюшке, упасть на колени перед отцом родным..

Только зашли в палату, а там- пустой трон, а рядом с ним ходит от стены до стены схожий лицом с царём человек, только в иноземном, злом платье.

– Привет вам бояре, думные дьяки да дворяне! Смотрю я на вас, да сердце кровью обливается!

– Да отчего е, батюшка? Мы же тебе верой и правдой служим! – пробормотал князь Долгорукий.

Царедворец подошёл к царю. Тот посмотрел на князя, положил свои сильные руки ему на плечи. И вдруг оглушительно засмеялся.

– Да где же ты свою бороду потерял, князь? – и опять деланно захохотал.

Долгорукий испуганно схватился за своё лицо, и точно- борода-то и отрезана! А под лавкой сидит карла, и, подлец, к своему рылу бороду княжескую приклеивает. Тыкнул в него палкой Долгорукий, а тот как заверещит!

– Да ты уж ради Христа прости, его глупого да недалёкого… – и посмотрел царь улыбаясь, на вельможу, – вот и цырюльник, в порядок тебя приведёт, лицо побреет… А ты выпей за моё здоровье! – и сам, лично, поднёс чарку.

Долгорукий аж прослезился от такого обращения, да и выпил полную. И его усадили за стол, налили ещё, да положили грибков и солёных огурчиков.

Так день и завертелся… Без бород все вельможи и остались, с босыми лицами, без мужеской красы.

– Тяжёлый мне день выдался, Алексашка… – устало, но гордо, произнёс Пётр, – теперь на меня косится не станут, дескать, царь, а без бороды. И у них бород теперь нету!

ГЛААВА 6 Визит датчан в Преображенское. Пытки и кровь

– Да, дело важное… Надо царя Петра повидать, – проговорил, перелистнув бумаги, секретарь Алекс Дитрихс

– Я слышал, про то, что творится в Преображенском. Весьма любопытно посмотреть на это…

Фридрик Янсен был неплохим письмовыводителем и прекрасно знал русский и латынь. Умело выправлял грамоты и в порядке содержал архив посольства. Так же был милым собеседником и неплохо играл в карты.

Конечно, в Москве скучновато, не задавали балов, приёмов и не имелось театров, но, очевидно, царь Пётр решил всё это заменить

– Не советую, Фридрик. Плохой сон и дурной аппетит вам будет обеспечен. Да и караулы гвардейцев русского монарха перекрыли туда все дороги.

– Говорят, уже сотни стрельцов согнаны в это адское узилище.

– Пётр, хочет превзойти английского короля Генриха своей кровожадностью.

– Тот не пытал военных. Это дурная мысль, дурное побуждение да и дурное занятие, – изрёк многозначительно датский посол, вытрясая пепел из выкуренной трубки, – другие это заметят, запомнят, и сделают выводы. Потом не следует жаловаться на предательство.

– Константин Великий разогнал преторианцев в Риме.

– Верно, разогнал, но не казнил. С кем, с каким войском Пётр собирается воевать с турками или шведами? Это безумие…

– Я слышал, собираются записывать в солдатские полки даточных крестьян… Их много, и они соберут много новых полков.

Тут посол весело рассмеялся, и с хитрым прищуром посмотрел на помощника.

– Стрельцы с малых лет приучены к стрелянию из ружей, мастерски владеют саблей. А вчерашний крестьянин? Не знает, где лево где право, читать и писать необучен, к стрельбе непривычен. Новобранцев нужно учить не меньше года, если в роте есть опытные воины. И три года, если никто ничего не умеет. Я не высоко ставлю умения Петра. Он излишне жесток, и так всё погубит. Вспомните про две осады Азова. И, вы не знаете, но я прочёл в старых столбцах, как казаки в 1632 году взяли Азовскую крепость. А было их всего пять тысяч. Потом сели в осаду на три года, отбивая беспощадных турок . Вот в чём разница между крестьянами, наряженными в военные кафтаны, и истинными воинами. Такой солдат скорее обуза, а не настоящий боец.

– Ну так расскажите это царю? Он же союзник нашего короля.

– Пётр вздорен и зол. Такой заигравшийся ребёнок, так и не понявший, что хорошо, а что плохо. Жизнь сама должна его наказать. Без этого любые слова не имеют смысла. Ну ладно, – сказал он, глянув в окно, – кони готовы, слуги тоже. Едем, а то в это время уже быстро темнеет.

Оба, натянув плащи, так, что бы лица стали не заметны, вышли во двор.

– Андреас, – обратился посол к своему денщику, – вы с Витусом останетесь у коней. Будьте умны и осторожны.

– Всё сделаем!

– Ну, тогда с Богом!

Четыре всадника лёгкой рысью поскакали по улице. Солдаты, стоявшие на карулах у ворот Китай-города пропустили датчан, показавших грамоты от Посольского Приказа.

– Я же говорил, что это будет просто.

– Простым всё будет, когда мы вернёмся в нашу усадьбу. И ляжем спать в своих тёплых постелях, с грелками под перинами.