Читать книгу Привет с кораллового облака. Роман о муравьях - Сергей Зыболов - Страница 2

Синий

Серебристо-сиреневый монорельсовый трамвай, слегка поскрипывая, выскочил из-за скользкого поворота и, плавно снизив скорость, остановился. «С-с-с-ш-ш-ш!» – беспечно выдохнул он. Летевшая вслед за ним, мелкая серебристая пыль, словно призрачное одеяльце, мгновенно замерла и тут же растворилась в воздухе.

Сияющая Кэси вместе с другими муравьями зашла в ослепительно-сверкающий сказочными солнечными зайчиками салон и мягко приземлилась на двойное воздушно-кожаное сиденье возле приоткрытого окна. Транспорт тронулся, оставляя на остановке одиноко сидящего сухого старичка, склонившегося к рекламному светящемуся стенду. Едва заметные восьмиугольные звездочки вокруг пожилого муравья проявились, пульсируя в такт уходящему электросоставу, сделали несколько вздохов и тут же погасли.

Нельзя сказать, что вагонный салон был заполнен под завязку, но полусонные пассажиры занимали почти все места для сидения, и лишь парочка молодых муравьёв стояла возле передних дверей и мирно беседовала.

За стеклом, из разноцветного кехидупанского городского пейзажа чудесным образом проявлялась чёрно-белая картинка из заснеженного Аристоккинена. Памятные воспоминания детства – они такие… Страничка – за страничкой… Причём, без особого разбора – плохие ли, хорошие ли, светлые ли, тёмные… Всё – в одну кучу… Когда захотят, тогда и неожиданно нагрянут в гости, и, заметьте, выгнать их не повернётся ни всевластная лапка, ни чувственный внутренний рычажок. Они просто-напросто приходят и всё! И живут своей жизнью, в своём мудрёном прошло-настоящем времени…

Малонаселённый старинный городок, который и городком-то сложно назвать (скорее всего – самый обыкновенный рабочий поселок) на северо-востоке Государства развивался по заезженному лекалу стандартных правил, которые так присущи моногородам. Градообразующим стал один-единственный машиностроительный заводик, на котором рабочие муравьишки собирали строительно-дорожные машины, столь востребованные не только в Государстве, но и далеко за его пределами. Статуса города Аристоккинен был удостоен почти три десятка лет назад, как раз спустя пару годков после рождения промышленного предприятия. Но всё же официальной датой основания северного поселения считается первое десятилетие аж XV-го века. Именно тогда был возведён старинный собор, – статный, белокаменный, высоченный, – вокруг которого и стали прирастать хлюпенькие домишки прихожан: медленно, но верно. Храму, на величайшую редкость, несказанно повезло, он до сих пор чудесно живёт и здравствует в своём первозданном виде, радуя туристов и жителей. Единственная в городе выжившая постройка того времени, все остальные – беспощадно сравнял «холодный ветер времени».

Сегодня древнейший красавец-собор – главная достопримечательность невесёленького северного городка, и в его стенах раз от раза устраиваются изумительные концерты органной музыки. Культурные мероприятия проводятся, в основном, под афишей крупнейших фестивалей для туристов. В далёком-предалёком детстве Кэси несказанно повезло побывать на огромном торжественном новогоднем представлении в городском соборе с друзьями-детишками. Тогда изумительная концертная программа и сам собор оставили незабываемые воспоминания. Многочисленные шикарные радужные витражи с изображениями библейских сцен и безразмерный, просто необъятный каменный зал, в котором чудесным образом всегда было тепло и уютно, и волшебная, чудотворная музыка, всепроникающая – лёгкая и волнительная, одаривающая бесконечно-живым, искренним, душевным теплом, укрывающая бархатистым магическим покрывалом в суровый зимний денёк. Фееричные праздничные звёздочки вперемежку с религиозными крестиками – и те, и другие, словно колдовские светлячки, остались в памяти Кэси летающими розовыми огоньками. Они «танцевали» с ней всю жизнь… Маленькой муравьишке тогда казалось, что все вокруг неутомимо вальсируют в невероятном, фантастическом танце под божественную мелодию. Световые и звуковые эффекты растворились в её Книге памяти навсегда, примешав к порции беззаботного детства теплоту и розовую нежность.

Муравьиха родилась в обычной рабочей семье: и отец, и мать всю жизнь трудились на сереньком заводике, отец – фрезеровщиком-универсалом, мать – обыкновенной кладовщицей, точно так же, как и их родители… Из поколения – в поколение. Безоглядно и добросовестно. За десятилетие, отработанное на предприятии, рабочей муравьиной семье вручили серебряные ключики от новенькой однокомнатной квартирки. Кэси в тот год отпраздновала двухлетие, и её семья была безумно счастлива своему жилью, ведь до этого они ютились в клетке-комнатушке общежитского типа – три на три метра. Новое жильё ненамного отличалось по метражу от предыдущего, но это была своя (сколько душевного веса в этом слове «своя-я-я»! ), отдельная квартира, на четвёртом этаже только что отстроенной десятиэтажки. Крохотная Кэси как раз только начала ходить в ясельки при родном заводе, а трудолюбивые родители бегали на работу, и, возвращаясь поздно домой, забирали малышку. По воскресеньям вся семья ходила на службу в тот самый древнейший храм. Без этого никак нельзя в Аристоккинене.

Ещё в детских туманных воспоминаниях Кэси осталась огромная одинокая скала Аристоккин, которая по мифическим преданиям северных народов, выросла на пустом месте, посреди северного озерка, бесконечно холодного до того, что даже в тёплые летние денёчки в нём никто не отваживался купаться. Мудрые сказатели из поколения в поколение передавали дивную историю. Легенда про «появившуюся ниоткуда скалу посреди озера» обрастало седым временем и присказками.

Однажды, когда ещё язык птиц понимал почти каждый муравей, а великие праздники Солнца и Луны отмечались в начале каждого месяца, именно в такой холодный весенний день, к верховному богу Адалину (самому главному правителю всего живого и неживого на Земле) пришёл всезнающий молодой крестьянин по имени Аристоккин, на самом деле очень умный и сообразительный, и посватался к его красавице-дочери зеленоглазой Текиде, в которую он безоглядно влюбился с первого взгляда. А в тех краях было всё довольно просто: раз влюбился, стало быть надо свататься. Вот Аристоккин и решил действовать по обычаям своего народа… Отчего же не решиться?

Приближался большой дворцовый праздник – день совершеннолетия Текиды, и принцесса решила самостоятельно приготовить праздничный обед. Муравьиха, дочь бога, с детских лет с огромным удовольствием познавала секреты кулинарии, её обучал придворный повар. Но в этот раз молодая богиня решила сама пойти на рынок за продуктами, аргументируя свой поступок тем, что хочет самостоятельно пройти буквально по всем ступенькам приготовления блюда. Именно на продуктовом рынке её и заметил Аристоккин, попробовал с ней заговорить и познакомиться, но молодая красавица никак не реагировала на слова неизвестного муравьишки. Тот всё никак не мог успокоиться и попытался продолжить «атаку влюбленного муравья», пока его не оттеснили охранники, сопровождавшие величественную особь. Тут до рассудительного сознания простого муравьишки долетело, что вряд ли он общается с простой смертной муравьихой… И высокомерная фраза, пущенная ядовитой стрелой напоследок из уст заносчивой богини, окончательно добила влюбившегося крестьянина:

– Я – Текида, дочь самого Адалина! Слышишь? Дочь са-мо-го Адалина! Даже не пытайся сравняться со мной!

Кто разберёт, что случилось тогда – тысячелетия назад… Много воды утекло с тех пор, и чистой, и мутной, как говорится… И древнее сказание навсегда останется красивой легендой. Но разум не смог побороть бушевавшие чувства, и через день влюблённый Аристоккин появился в нерукотворном храме богов, умоляя об аудиенции с Адалином. Добиться встречи с верховным богом было не так уж сложно, гораздо легче, чем в наше время. Современные боги наблюдают за всеми и вершат судьбами мурашей с башни гораздо большей высоты…

И тогда поднебесный Адалин предложил справедливую, на его великодушный взгляд, сделку. Он решил экзаменовать всезнающего муравьишку, и если тот в течение одной ночи сможет правильно ответить на все вопросы, то Текида станет его невестой, а ежели нет… Ежели нет, то Адалин сам решит, что сделать с заносчивым крестьянином. Соревнования начались тут же, и вопросов было задано немало, причём, на все – изворотливый крестьянин находил достойный ответ и выкручивался из любого лабиринта загадок: на одни загадки он отвечал быстро, на другие – слегка задумывался. Но вот когда ночь перевалила за добрую свою половину, Адалин задал вопрос, который поставил в тупик Аристоккина: «Скажи мне, уважаемый, мы общаемся с тобой так долго, что всё небо усеялось золотыми искорками. Вот ты мне ответь, сколько над нами, на этом самом ночном небе звёзд?» И Аристоккин, не задумываясь и не исхитряясь в поисках какого-нибудь остроумного ответа, простодушно принялся считать яркие горошинки… Миновал долгий час, за ним – другой, но уже с большей скоростью пролетел, затем и третий, и четвёртый, а влюблённый муравей продолжал считать яркие пятнышки, словно заворожённый магическим звёздным ковром. И лишь когда начало светать, и первые белёсые лучики принялись волшебной кистью любовно перекрашивать романтическое небо из тёмного в туманно-светлый цвет, всё больше и слаще разбавляя густую синь, Аристоккин решил сдаться, надеясь на благосклонность верховного бога. И только он обратился:

– О, великий Адалин, тебе известно всё! Ты – самый мудрый из всего муравьиного рода! Звёзд на ночном небе – бесконечно много, но увидеть мы, простые смертные, можем далеко не все! Не счесть все звёзды, часть звёзд – запредельны и мы их сможем увидеть лишь спустя годы, века, а те, что мы видим сейчас – их тысячи тысяч…

Только произнёс эти слова Аристоккин, как вдруг, верховный бог муравьёв развернулся во всей своей красе, распахнув разноцветный халат, словно пятнистые крылья великанской бабочки-махаона, которые в тот же миг почернели до непроглядно-угольной тьмы. Адалин всевластно взмахнул двойным жезлом и вокруг него засияло золотистое облако. Всевышний яростно указал на испугавшегося Аристоккина, и из этого самого жезла стрелой вылетел разряд колючей молнии, который поразил Аристоккина, в одно мгновение подхватил его и увлёк из божественного храма, обратив его в исполинскую каменную глыбу. Ответ на загадку про звёзды так и не был услышан Адалином. Так и родилась красивейшая, но неприступная со всех сторон, скала Аристоккинен посреди северного голубого озера. Народные мифы – мифами, а вот неразрешённые вопросы остались необъяснимыми загадками и по сей день. Как из маленького муравьишки выросла огромная скала? Какое-то объяснение всё же должно было быть… Или раньше муравьи были совсем другого роста? Логическая цепочка в поисках ответа вьётся, следуя обстоятельствам, высоко-высоко в поднебесные горы… Одним словом, гордая исполинская скала, со всех сторон поросшая лилово-розовым иван-чаем и скромно украшающая озеро, носит имя влюблённого крестьянина. Местные жители рассказывают, что ранним утром, в лёгкой туманной дымке, можно разглядеть, как по скале лазает здоровяк-муравей: он то невозмутимо сидит на склоне, швыряет каменные «блинчики» или смотрит на малиново-радужную гладь спокойного озерца, то грустно стоит на самой вершине, и умиротворённо протягивает лапки вверх, будто бы взывая к верховному богу в скользкой надежде, что страшный приговор будет пересмотрен, и Аристоккин сможет вернуться к своей возлюбленной, к Текиде. Ведь всё, о чём мечтал обыкновенный муравей – это просто быть всегда с любимой.

От цветастого мифического Аристоккина очнувшаяся Кэси вернулась в заоконную серенькую реальность, несмело посмотрела вокруг себя, – всё те же муравьишки в салоне новенького трамвайчика, всё так же многие дремлют, всё так же стоит парочка и почти беззвучно балакает о чём-то, о своём. К её удивлению, транспортное средство проехало всего одну-единственную остановку, и до места назначения осталось прокатиться ещё три таких же дистанции, и муравьиха, улыбнувшись, снова включила памятный калейдоскопик, ведь в нём все картинки изощрённо складывались наивной многокрасочной мозаикой, и так приятно, и неисчерпаемо душевно, ласково и беззаботно веяло наивно-молочным детством так, что нисколько не хотелось напрягаться и думать о сегодняшнем, о будничном, о проблемном…

По узенькой улочке пробежала весёленькая кошка: вся – с лап до головы в пятнах – бело-серо-рыжая, и тут же следом родилась новая картинка… Новая в том смысле, что «хорошо забытая старая»… Да-а-а, случается и такое… Картинка, повествующая о том, как совсем в малышовом детстве, увидев как-то пёстренького котёнка на шатком деревянном заборчике, Кэси по сказочному восхитилась его невероятной способностью передвигаться всюду, с лёгкостью перепрыгивать через большие преграды, и с невозмутимым пружинным настроем скакать по крышам. Рабочие муравьи – тоже не лыком шиты, могут очень и очень многое: некоторые виды муравьёв (это напрямую относится к «неленивым» видам) спокойно (если есть необходимость, а не шутки ради) поднимают тяжести в сотню раз тяжелее своего собственного веса. В сотню раз тяжелее! Первые муравьи-тяжелоатлеты появились более ста миллионов лет назад. Причём, некоторые современные муравьи нисколько не отличаются по виду от стомиллионно-прошлых: как они с удовольствием работали много-много лет назад, так и по сей день продолжают трудиться. И, заметим, между делом, в скобочках, что изнурительный труд не сделал из простых рабочих муравьёв – особей высшего вида, с более развитым разумом или другими животными характеристиками. Этот наивный вывод звучит совсем не в пику теории великого Дарвина, а просто как констатация факта.

Одним словом, муравьи – очень приличные и довольно развитые живности в нашем огромном мире. Но, вот, муравьихе Кэси, да и не только ей одной, очень уж хотелось стать кошкой… «Какой-такой кошкой?» – спросите вы. Да самой обыкновенной, совершенно беспородной котейкой! Уличной котярой или домашней мурлыкой, пушистой кисонькой или совсем маленьким котёночком, задиристым рыженьким Васькой или приветливой серенькой Муркой – всё равно. Принялось бы совершенно любое кошачье обличие «на ура!» Хотя бы на коротенькое время, на пару часиков, хотя, нет, на денёк-другой, чтобы можно было сладко урчать и звучно «мотористо» мурлыкать, и мурлыкать, и мурлыкать, и беззаботно, бесконечно нежиться и игриво шалить на ленивом утреннем солнышке, выгибать спинку и дерзко вонзаться коготками в изодранный дверной проём, и чтобы спать-спать-спать, и затем беспечно, бесцельно бродить всюду, где проклёвываются мало-мальские лазейки-тропинки, и даже там, где их совсем нет, и чтобы до отвала кормили заботливые, добрые хозяева, и любовно брали их на руки, и нежно гладили им мягкое, тёплое пузичко, и временами примитивно, но всё же ласково и умилительно, играли с ними каким-нибудь цветастым шнурочком или узорчатым бантиком, и иногда чего-то там, не совсем уж чтобы по – злому, бурчали на них, и ругались из-за разгрызенных проводов наушников или наваленной мимо кучки… В общем-то, всего-всего этого хотелось, но палочки под лапками в нужный момент не оказалось… Самой примитивной волшебной палочки не было… Как-то не сложилось…

Так наивное детское желание Кэси и осталось сказочным воспоминанием. Пёстренькая кисуля за окном проезжающего трамвая потешно спрыгнула с песочной скамейки, будто бы зацепившись за невидимую ниточку, подбросила задние лапки, и поначалу хотела пойти вперёд, – сделала пару ровных шажочков, но вдруг резко развернулась и невозмутимо уселась под скамьёй, прижавшись к земле. Мурлетка сухо чихнула четыре раза кряду, встряхнула головой, будто бы смахивая капельки невидимого дождика с макушки, и успокоилась, уставившись прямо перед собой.

По ходу движения трамвайчика, с отдыхающей котейки взгляд Кэси плавно пополз-пополз-пополз, и зацепился за старенькую пятиэтажку с бледно-зелеными и желтоватыми квадратами-панелями с довольно странными ярко-расписными балкончиками, которые были будто бы шутливо разбросаны по всему домику в шахматном порядке – по диагонали и через окно. Тут шустрый трамвай обогнул пятиэтажку, оставив в стороне малозаметную площадь, и притормозил на остановке, да так резко, что от неожиданности все пассажиры дёрнулись, а «сладкая парочка» чуть было не упала. Муравей в грязном мышином костюме громко ругнулся, встал и вышел в открывшуюся дверь.

С одной стороны стояли каменные жилые прямоугольники, с другой – белоснежная церковь с яркими куполами. Фантастический городской уголок! Кэси не могла припомнить, видела ли она раньше этот религиозный островок: вроде где-то он мелькал своим магическим сиянием, но она не могла окончательно осознать, где он проявлялся или проявляется, – то ли в затертом прошлом, то ли в туманном будущем…

«Красота какая здесь! Красота совсем непривычная… Вроде и город, и, даже, центр города, а вот всё же, всё не так… всё как будто бы пропитано другим миром… и дышит, и живёт какой-то особенной жизнью… Это видно и чувствуется на расстоянии…»

Трамвайчик секунду-другую постоял, будто отдыхая от скоростного марафона, экспрессивно выдохнул, настроился на новый забег и двинулся дальше, оставляя за собой белостенный храм, с огромными уличными расписными иконами, со скромным, почти детским, кирпичным заборчиком, с муравьишками, которые спешили на службу…

Следующие дистанции Кэси провела в полудрёме, и, лишь когда монорельс начал притормаживать на её остановке, она встала и живенько подошла к выходу. За скользким окном ещё не остановившегося экспресса успел промелькнуть перевёрнутый на оживлённом перекрёстке фургончик, повсюду были разбросаны маленькие деревца с поломанными ветками, и грязный чернозём заботливо прикрывал их своим мрачным одеяльцем. Прохожие столпились вокруг лежащего муравьишки, который еле-еле шевелился. Из заваленного набок автомобильчика вылез водитель и направился, сильно хромая, к толпе, окружившей распластанного муравья. Вагон с воздушной ленивостью пшикнул и открылся, вместе с Кэси вышла ещё парочка муравьёв.

Гостеприимная остановка пестрела указателями основных направлений. Прямо, как в народном сказании на волшебной тропинке, подходя к важному дорожному перекрёстку, встречаешь: «Пойдёшь направо – найдёшь коня, налево – найдёшь жену, а прямо пойдёш-ш-шь…» И вот задумываешься: «А не пойти ли не протоптанной дорожкой, а вот тут, вот р-р-раз так, и между ними… Между этими самыми тропинками… Своим путём… Ведь так хочется и резвого коня, и супруга – умного, весёлого, надёжного, красивого, и быть бесконечно счастливой и богатой! Ох, уж эти судьбоносные перекрёстки!»

На самом взлёте мысли Кэси мышиный монорельс ещё разок грузно выдохнул и тут же умчался дальше, оставив призрачный шлейф. Муравьиха поначалу хотела было подойти к месту аварии, посмотреть «что», да «как», но резко передумала, и направилась по своим делам. По жизни она была натурой настроения, как, впрочем, и многие из нас. Только что мы хотим одно, а через минуту-другую – мы мечтаем о противоположном… Иногда даже сами не знаем, что нам хочется больше всего в какую-то определённую минуту.

Навстречу Кэси попался автомобильчик «скорой помощи», а за ним следом – дорожная полиция. Звучные спецсигналы машин резали, кромсали воздух.

«Значит, всё будет в полном порядке, раз они приехали так быстро!»

– О-о-ох, опять тут чего-то не того… опять не того, говорю… – неожиданно услышала Кэси за спиной, обернулась и остановилась, с надеждой спросить у пожилой муравьихи, про что это она бухтит. Но та продолжила и без посторонних вопросов, как будто бы разговаривала сама с собой. – Опять штой-то произош-ш-шло… У нас тут всегда так: то одно, то другое… То ещё што-то новое… Всё-всё…

– Вы про что? Про что толкуете-то? – решила спросить всё-таки на всякий случай Кэси.

– Да-а-а, у нас тут опять што-то не то-о-о… Всегда так… То у нас взорвался дом… Дом, домик тут… Квартира газом жах-жах, и всё-ё-ё… Я говорю, что у нас тут странный район какой-то… Страшный… Или просто раз за разом што-то не так… Што-то всё не так…

– Плохие гадости происходят что ли?

– Да-да-а-а… Есть такое! И плохие… и гадости… и всё-всё происходят у нас… То вот дом, то авария – за аварией, одна – за другой… То вот машина тут…

– Ясно! Ну, плохие – это… – Кэси не успела начать говорить, как бабулька продолжила повествование.

– Плохи-и-ие, ой-ой, плохие, точно! Всё – не так! То на этой улице, на перекрёстке на этом… и дня… нет, ни дня, наверное, ну—у-у, недели – уж точно, не проходит, чтобы штой-то не произошло! То машины дружка об дружку ударются… то в прошлом месяце в светофор ночью грузовик въехал… Ой-ой-ой! И как он умудрился-то, ночью, и в светофор… Когда и машин-то нету, и пусто совсем вокруг… Аварии и аварии… И сегодня – вон чего… опять чего-то там… сбили муравья, што ли… плохое дело, раз так… А тогда-то он, тогда прямешенько – в светофорик и въехал! И так – всегда, и всегда… и частенько у нас тут…

– Да уж ничего хорошего, я думаю…

– Да уж, да уж…

– Ну, вот «скорая» уже тут – может, и всё обойдется?

– Будем верить, что обойдется… Пущай всё будет хорошо! Нам ведь…

– Да-да-да! – Кэси почему-то улыбнулась, простилась с бабулькой и потопала проторенной дорожкой. Как-то своим путём, про который ещё минуту назад она думала, всё не получалось идти: то одно отвлекает, то – другое, то – третье, и так – до бесконечной круговерти. Но в голове всё крутилась жужжащей пчёлкой мысль, что надо закрывать на некоторые вещи глаза и идти своей дорогой. Просто делать шаг за шагом, преодолевая все мыслимые и немыслимые преграды, превозмогая боль, побеждая своего внутреннего дракона. Только так путь и будет преодолеваться дальняя дорога.

Жёлтый

Солнечные лучики просачивались сквозь матовую паутинку штор в комнатку, где Кауни сидела на своём рабочем месте в ателье, за швейной машинкой и стучала уже несколько часов кряду. Заказ был довольно непростой, надо было пошить комплект оригинальных платьев для группы участниц карнавального шествия – цветочные костюмчики. Всё ателье уже на протяжении трёх месяцев только и работало на предстоящий праздник. И это было замечательно, потому что когда были постоянные заказы и перевыполнялся план, то всем работникам заведения полагались дополнительные выходные дни, и их можно было брать по согласованию с начальством. Но Кауни, как и большинство муравьих, редко когда использовала трудовые бонусы, боясь однажды уйти в «отгульную неделю» и сбиться с наезженного ритма, и по хитрому Трудовому кодексу «свободные дни» обнулялись каждые два года. Но что делать, стабильно работать хотелось каждому. А в этом году муравьиха настраивалась через парочку-тройку недель взять коротенький перезагрузочный отпуск, и была бесконечно рада, что заказов предостаточно.

И ещё на днях случилось что-то необычное. Вдруг Кауни, жизнерадостная муравьиха, но иногда слишком закрытая в личных делах, обратила внимание на вполне заурядного (хотя, кому она врёт?), на достаточно привлекательного муравья, который приходил к ним в ателье вчера с просьбой срочно пошить новогодний костюм. Сегодня вечером он снова должен был забежать и уже прикинуть – так или не так начат пошив карнавального наряда, хотя он сходу заявил, что «любой костюм из Ваших лапок будет для меня волшебным!» Это, конечно же, был льстивый и неприкрытый комплимент, но он всё же зацепил красавицу Кауни, и она умудрилась неоднократно вспомнить об этом мурашике в течение рабочего дня, что раньше за ней не замечалось. До этого момента были только трудовые часы, а теперь неизвестно откуда появились и свободные личные секундочки, в которые проскакивали непонятные мечтательные искорки. Ей было необычайно приятно, что кто-то обратил на неё внимание.

– Ты как себя чувствуешь, как…? Всё – хорошо, всё – в порядке? – во время обеденного перерыва Кэси атаковала Кауни. Они всегда приносили еду из дома в пластиковых контейнерах, разогревали в микроволновке в чайной уютной комнатке, наскоро перекусывали, отдыхали за разговорами с четверть часа и снова принимались за работу.

– Да-а-а, вроде бы всё в полном порядке… Не знаю… Наверное, всё в порядке… – промямлила немного растерянно Кауни, не совсем понимая, что с ней не так. – А-а-а, у тебя – как жизнь? Как выходные прошли? Я-то что? У меня – всё без изменений…

– Выходные – очень хорошо! Просто неподражаемо, по высшему разряду! Я думаю, так же, как и у тебя – просто великолепно! – Кэси улыбнулась с иронией и добавила: – Или ты уже запамятовала, что мы на выходных работали?

– Как работали? – Кауни закатила глаза под самый потолок.

– Работали-работали, не покладая лапок!

– Слушай, точно уже всё… Уже пора нам в отпуск пойти… Пора? – спросила муравьиха сама себя и тут же ответила. – Точно, пора-пора! А то без отпуска, без отдыха сложновато трудиться… Уже реально ничего не соображаю… Совсем ничего…

– Вот всем всё переделаем и пойдём! Как только, так сразу…

– Да-а-а, осталось всего-ничего… Просто всё переделать! Все-все дела!

– Точно-точно, пойдем! Какие наши годы? – засмеялись подружки в один голос.

– Нам бы ещё себе костюмчики успеть…

– А чего не успеть-то, почти всё сделано! Осталась самая малость – мелочи жизни, так сказать, присандалить самую красоту – аксельбантики, шеврончики… Ну-у-у, и ещё чуток… Главное – желание и немного времени… Желание у нас есть, а вот времени – совсем в обрез…

– Аксели – эт-т-т точно! Самая красота! Надо сделать… Надо успеть…

– Я всегда за них! Они могут изменить любой костюм! Ну, в смысле – в лучшую сторону изменить! Самая изюминка.

– Вот-вот! Мы – молодцы! Самую мелочь и оставили напоследок, но без неё – никак ведь… Надо выбрать вечерок и посидеть до ночи.

– Надо-надо… Ну-у, давай сегодня, я – совсем не против.

– Хорошо, сегодня, так сегодня!

– Вот ведь, сказала, а ты и подхватила…

– Что не так? Не так что-то сказала? Не сегодня тогда?

– Нет, всё нормально. Давай вечерить сегодня вместе. Делать-то надо, а то время поджимает…

В тот день подружки остались, но так и не довели до ума свои морские наряды. Их бессовестно отвлёк, муравей со своим национальным нарядом. Он заявился в ателье, когда рабочий день уже закончился, хотя все работницы были на местах и не собирались расходиться по домам. Кауни прикинула на артиста костюм, тот практически был в идеальном состоянии, оставалось немного прострочить и подогнуть. Или подогнуть и прострочить… Всё в голове у муравьих путалось… Надо сказать, ткань муравей выбрал «капризную» – сатин стрейч, и с ней Кауни пришлось довольно-таки повозиться, она ни в какую не хотела слушаться мастера. В конце концов, работы были практически завершены и муравьи договорились, что к завтрашнему вечеру всё уже будет полностью готово.

– Спасибо Вам огромное за помощь!

– Завтра завершим все дела, вот завтра и скажете «спасибо»! А пока что, всё – в процессе рабочем и завершающий стежок не сделан, так сказать… Всё – в процессе, всё – в процессе…

– Не-не-не, спасибо! Мне очень понравилось с Вами… с Вами… – тут муравей замялся, не зная, как выразить свою благодарность, посмотрел прямо в очаровательные глаза Кауни, окончательно стушевался и тут же, словно уколовшись, потупил взгляд.

– Обращайтесь к нам! Мы всегда готовы помочь! – выпалила подошедшая Кэси. – Мы всегда-всегда готовы… Если что, то мы – тут!

– Да, я-я-я… Я пошёл… Я завтра приду… Обязательно приду завтра…

– Конечно, мы очень будем стараться, и раз уж пообещали, всё сделаем в наилучшем виде! Всего хорошего! Будем стараться Бу-у-удем! – блеснула обворожительной улыбкой Кауни.

Как только скромный актёр растворился за дверью, Кэси, державшаяся из последних сил с глазами навыкате, взорвалась, как праздничная петарда, звонко прыснула со смеха, а за ней не устояла и Кауни.

– Ты дава-а-ай… Ты чего? Ты чего, чего-о-о ты? – захлебываясь глоточками приятной весёлости, еле выговорила Кауни.

– Как чего-чего? Ты не видишь разве? «Чего» говоришь… Мурашик-то твой, похоже, голову потерял… – Кэси особенно сделала ударение на слове «потерял».

– Да, брось ты, брось, говорю! Какую там голову? Ерунду ты говоришь, настоящую ер-р-рунду! – ответила Кауни, сияя так, что во всей ательешной комнатке стало светло от ее разлетавшейся энергии.

– О-ой-ой, видно же… Он, как увидел тебя, так и всё… всё-всё он… – Кэси развела лапками, показывая насколько это «всё-всё». – Он… он просто остолбенел от твоего вида… от твоего взгляда… Знаешь, как будто кролик повстречал удава, который как раз и охотится… Вот так это было со стороны! Точно тебе говорю!

– Ничего и не всё, – вдруг оборвала ее Кауни. – У нас сейчас работа есть. Давай дела свои довёрстывать! Работаем! Хватит уже о пустом говорить…

– Давай-давай, будем довёрстывать-навёрстывать, раз ты говоришь… – ослепительно просияла Кэси.

– Ну, чего? Что-то не так? Чего? Говори, давай!

– Да-а-а, почему же? Всё так! Всё в порядке! Всё очень прилично даже! – и хитро стрельнула глазками куда-то в сторону.

– Ты – как всегда! Юморист! Давай уже про другое, про жизненное что-нибудь…

– Давай-давай… Давай про жизненное, раз хочешь… Вот погода вроде налаживается! Налаживается, да-а-а… – и через свистящую минутную паузу снова: – Бедненький он, бедненький! Ведь, он же бедненький? Как же он так? Как он… – всё никак не унималась Кэси. – Пропал в омуте твоих неотразимо-обаятельных глаз! Утонул, можно сказать…

– Ничего страшного-ужасного! У каждого бывает… Иногда такое случается…

– Ну, как это – ничего страшного! Очень даже…

– Так вот! Во-о-о-от так! Всё будет с ним хорошо! Выплывет! Ничего не случится! Выплывет, если останутся силы, – Кауни достала праздничные матроски и принялась прилаживать к одной из них аксельбант.

– Ой, и беспощадна-а-я-я-я ты! Опасная! Страсть, какая опасная!

– Хм-м-м, а я-то тут причём? Он всё – сам, всё – сам! Я – совсем не виновата!

– Угу, сам-сам… Кто ж ещё-то? – выскочила ещё одна хитрая улыбка от Кэси.

– Конечно же, и только – так! Только так и никак иначе!

– Ладно-ладно, посмотрим… Завтра – следующая серия? Какой-то сериал начинается у нас тут… Интрига интриг…

– Завтра-завтра будет новая серия! Куда ж без новых серий? Правильно ты говоришь – жизненный сериальчик продолжается! – сочно просияла Кауни.

Вечер подходил к концу, на экране подвесного телевизора крутились мировые новости. На маленьком прямоугольнике один сюжет сменялся другим, бежала информационная строка. Никому из присутствующих не было дела, что происходит где-то далеко-далеко… Ни крушение пассажирского лайнера, ни лесные пожары, ни побег президента южной страны в соседнее государство из-за революционных выступлений, ни климатические изменения на планете, ничего не трогало за душу муравьёв. У каждого хватало своих личных забот, чтобы думать о вселенских вопросах.