Читать книгу Привет с кораллового облака. Роман о муравьях - Сергей Зыболов - Страница 7

Синий

На следующее утро златолицее солнце позволило себе немного припоздниться, и вылезти из-под одеяла ленивых пушистых облаков только ближе к полудню. Огромный сияющий шарик выглядел неважно, похоже, он отвратительно спал всю ночь, а причиной тому послужил грозный гулкий гром, который почти всю тягостную ночь бесперебойно грохотал где-то вдали, но всё никак не мог подобраться к самому городу или прислать жуткие колесницы со свинцовыми дождевыми тучками. Всё бы ничего, но приближался большой праздник, и было бы совсем не кстати пасмурная погодка.

Кауни прошлась по узкому, но светлому коридору, разделяющему рабочие комнаты, затем вернулась обратно, остановилась возле вертикальной картины. Коридор был настолько тесным, что одна муравьиха и могла еле пройти. Но если кто-нибудь другой шёл ей навстречу, то они смогли бы разминуться, только аккуратно встав заднеспинками к шершавым стенам, разрисованным лубочными картинками лет так …дцать назад. Совершенно никаких пожарных безопасностей не предвиделось, здание было исторически-старым и перекраивать рабочие коридоры в целях противопожарной безопасности, вряд ли кто-то озадачился бы. Пара ярких ламп с синевато-леденящим жутким оттенком: в самом начале коридорчика, над входной дверью и в ярко-сиреневом тупике, – дежурили денно и нощно. Этот самый лабиринтовый проходик с фольклорной росписью каждый божий день по несколько раз не сильно, но довольно неприятно ударял Кауни невидимой битой по затылку: у них в махонькой хижинке, в том самом домике, который она помнила с детских лет, висела точно такая же картинка у родителей на кухонке. Добродушные коты, отливающие всеми цветами радуги, весело скакали на длиннющих ходулях и пели, – некоторые по одному, а некоторые – и целыми хорами-гвардиями, играли на народных инструментах, – тут и балалайки, и гусли, и невероятных размеров барабаны, и дудочки, и чего только нет, – целый сказочный мир, беспечный и ветреный, легковесный и бездумный, но, отнюдь, нисколько не простой, а содержащий острые народные мудринки, иногда вырастающие и до настоящих мудростей. Тут как будто бы оживали народные поговорки и пословицы. Возле самого входа настенная узорчатая роспись обрывалась белой пустынной пропастью, будто бы у художника вместе с фантазией закончилась краска. И на том самом месте живописно играла картина, притягивающая сейчас бродивший взгляд Кауни.

Два огромных цветных слона: один – оранжево-жёлтый, а другой – травянисто-небесный, – игриво купались в мелкой речушке, поливая яркими струями друг друга. Художник, а написанная картина была оригиналом, а не отпечатанным в соседней типографии дешёвеньким постером, что довольно здорово удивило Кауни, решил применить все-все краски весёлой радуги в одной работе. Откуда взялась в их скромном ателье настоящая картина – совершенно неразрешимый вопрос. Сказочные слоны дарили прекрасный настрой всем коридорным путешественникам. Широколистые раскидистые деревья, радовали приглушённым многоцветным фоном, с повторным нанесением границ всех и вся белым цветом, словно кто-то нарочно обрисовал, обвёл призрачную сказку.

– Вот, смотри, как тут! Всё-всё предельно просто! Для кого-то мечта – просто искупаться в лужице! Это – с-с-с-счастье! Получить невеликое наслаждение от чего-то такого… от самого обычного, от необходимого! Вот слоники радуются… Иди, взгляни, если забыла?

– Это – здорово!

– Это не то слово! Это – бесконечно здорово!

– Да, слоники-то радуются, все так… Но мы-то – точно не слоники! Нам мало радости от купания в лужицах. Нам подавай чего-то большего! Значимого нам подавай! А лужицы – пусть остаются слониш-ш-шечкам!

– Слушай, ну, вот, у слоников надо учиться просто наслаждаться жизнью. Она есть у нас, и уже всё – прекрасно!

– Хорошо, уговорила-уговорила, будем учиться у этих самых толстячков!

– Да, надо наслаждаться сегодняшним моментом! То, что есть сейчас!

– Хорошо-хорошо! Никто не протестует! – звонко засмеялась Кэси. – Мы – только «за»!

– Точно? – подмигнула Кауни.

– Да-а-а, точно-точно! Ты мне поверь! Если я говорю…

Кэси развернулась и направилась работать дальше, и совершенно не заметила, как мягко соскользнула в своё детство. Из каких только памятных уголков берутся разноцветные картинки?

Вот начало затяжной осени, которая как пришла, так и осталась на долгие месяцы и всё никак не хотела подпускать к себе и близко метелистую зимушку-зиму, вот – широкое поле пушистой пшеницы и грустно вечереет. Ещё часок и полусонное солнце из ярко-белого съёжится в лимонно-оранжевый диск, и будет опускаться всё ниже и ниже, и ниже к бесконечно-дальнему горизонту, постепенно раскрашивая нежное небесное полотно экспрессивными акриловыми красками, а затем и вовсе исчезнет, беспробудно провалившись в тёмную ночную бездну.

И вот среди необъятного природного простора стоит муравьиха со своими детьми – с Кэси и Трееми, младшим на годик братишкой Кэси. И перед дружной семейкой – только одна дорожка в пшеничное поле. Тёмная тропинка очень хорошо выделяется на золотистом морском ковре, она немного виляет, будто при работе над картиной у пейзажиста дрожала рука, пишущая дорожную полоску, и затем облачно исчезает где-то на правом фланге. Кэси прекрасно помнит это пшеничное полотно, эту ниву. И помнит, как они собираются идти, а беспокойный Трееми всё оглядывается и оглядывается в немом ожидании отца, а мать уверенно говорит ему, что отец придёт домой, но чуть позже… позже… позже… На самом деле, он уже не придёт никогда, но муравьиха твёрдо верит и сеет зёрнышки надежды в сердца своих детишек, что всё же произойдет ма-а-аленькое чудо и её супруг каким-то волшебным образом появится на пороге дома. Надежда – она как вода в стакане, как сказал один стародавний философ: если посмотреть сквозь стакан, куда-то вдаль, то будет виден только горизонт, а если приглядеться, то можно различить саму плотность воды. И это – не физические особенности организма – видения близких, или наоборот, дальних предметов, а умение включить внутреннее зрение, тонкое душевное восприятие действительности.