Читать книгу Привет с кораллового облака. Роман о муравьях - Сергей Зыболов - Страница 3

Жёлтый

Огромный серый пароход беззвучно скользил по загадочной ночной реке. Полусонные, скучающие берега еле слышно всхлипывали, провожая редкого гостя. В прибрежных густых высоких зарослях раз от раза звучно шебуршунились какие-то склизни – то ли игривые пресноводные змейки, то ли инфантильные черепашки, то ли заботливые выдры, то ли ещё кто, – но кто-то точно пытался решить свои полуночные скрытные дела. По зеркальной глади реки стелилась пушистая туманная дымка, местами просвечивающая переливающимися золотистыми и перламутровыми чешуйками взошедшей на самый-самый небосвод полной луны. Тихоходное плавучее средство, ловко подминая под себя милю за милей, дышало гребными колёсами с лёгкой одышкой, временами вздрагивая всем телом, что приводило в тихий ужас Кауни, которая лежала на диванчике в одноместной каюте эконом-класса и безуспешно пыталась уснуть.

Ей всё время казалось, что где-то внизу, вот прямо под ней, глубоко-глубоко, на самом дне таинственной реки, затаился какой-то злобный монстр-ящер, и только ждёт момента, когда уставшая муравьиха выключится, чтобы напасть на судно и всех пассажиров до одного уничтожить. Почему ей так казалось, она не могла понять. Вроде бы всё в её жизни было хорошо и без каких-либо «минусиков»…

«Что ж такое-то? А ведь так хочется…» – тяжёлый вздох с переворачиванием на другой бок. – «Так хочется умиротворённого спокойствия, по-настоящему затишья, безмятежной тишины… Чтобы только весенние птички насвистывали и радовали своими сочными трелями… Хочется спокойствия и чудесного отдыха… Забыть обо всём, напрочь забыть обо всех проблемах, отключиться от всего и сладко поспать денёк, другой, третий… Устали мы все от этой жизненной гонки, мы – словно бесконечные бегуны на дальнюю дистанцию. Как стартовали в раннем детстве, так и продолжаем по сей день, и финиша не видно! Он запредельно-о-о… Жизнь – словно огромный стадион, закольцованный „правильными“ беговыми дорожками, на которых никогда не прекращаются соревнования! Слышна звонкая команда: „На старт! Внимание! Марш!“ Раздаётся выстрел и ты уже шпаришь вперёд, без оглядки… Тут же тебе – и бегуны-друзья, и судьи, и болельщики, и даже тренеры, и бог весть кто ещё…»

В полудрёме чего только может не померещиться, и каких нелепых фантазий не родится… Но тут вялая Кауни открыла глаза, – сна, как не бывало, она вытянула лапки вперёд и потянулась, радостно всхлипнув, подумала минуту-другую и решила-таки прогуляться на палубу, несмотря на поздний час. Муравьиха села на жёсткой кроватке и уставилась на полосочки нежно-голубых светодиодов, подсвечивающих аквариум, который колоритно размещался в стене напротив спального места. Огромный сомик Сёма, серо-зелёный с песочным брюшком, похоже, переживший многих своих подводных друзей, хлёстко булькнул несколько раз на самой поверхности, махнул пурпурным хвостом и принялся тщательно сканировать каменистое дно в поисках пищи. Сверкающая стайка ярких беспокойных неонов тут же всполошилась и резко переместилась на противоположный край водного чемоданчика.

– Ну, что, рыбёхи-рыбки, как вам живётся на нашем кораблике? Чего молчите? Чего думаете, говорю, не слышите? Да-а-а, интересно было бы, если могли хоть что-то сказать. Наверное, много интересных секретов раскрыли бы! Молчите? Молчите… Думу какую думаете, или не знаете, что ответить? Как настроение у вас там, в водичке искусственной? – Кауни сквозь дремотное сознание сыпала бесконечными вопросами, но морские обитатели почему-то упорно молчали.

– Бр-р-р-мяу-у-у… – услышала муравьиха в ответ, и тут же увидела белого пушистого котишку, с остроугольными ушками, забредшего на незнакомый голос в каюту через приоткрытую дверь.

«Почему дверь-то незакрытая? Я же, вроде… И откуда ты такой взялся? Беленький бродячий котофеич… Откуда взялся-то?»

Кауни решила дальше не размышлять, а действовать. Муравьиха поднялась, умылась в маленькой раковинке, энергично фырча и бормоча что-то под нос, тут же, из каюты, выпустила мурлыку, который уже начинал пристраиваться на сон грядущий на её кроватке, накинула на себя лёгкую ветровку, на всякий случай подхватила свой любимый оранжевый рюкзачок, посмотрелась в зеркало, и направилась на палубу.

Поднимаясь по лесенке на свежий воздух, Кауни встретили бесперебойные приглушённые звуки. Сначала ей показалось, что ритмично отбивают барабаны, но, «какие могут быть тут барабаны, да и тем более, в ночное время!»

Налетевшие вместе со свежим ветерком, шалопутные мысли закружились, как-то слишком быстро и беспросветно заплутали в пустынном межлесье, разбираться особо не было времени, и муравьиха, слегка притормозившая на ступенях, двинулась дальше, по уже определившемуся маршруту. Ступеньки, похрустывая, провожали муравьиху.

Насупившиеся облака, обрывистые, длинные и худые, экспрессивно поднимались под острым углом от линии горизонта, и казалось, что они вылетают легко и чудодейственно, будто бы из самой глади реки, оставляя расходящиеся волны, вырастая в безразмерно-гигантские пушистые стрелы, которые одну за другой пулял спрятавшийся под спокойной, на первый взгляд, водной гладью Гулливер. Серенькие, с ярко-белой проседью и багряными разрезами пухлявости ползли медленно и бесконечно, нисколько не останавливаясь, создавая сказочную иллюзию.

Тем временем Кауни появилась на корабельной палубе и обомлела от неожиданности. На залитой яркой луной площадке, образуя непомерно большой магический круг, поджав под себя лапки, сидели, покачиваясь, муравьи в пушистых индейских костюмах: с перьями на головах, раскрашенные в подобающем стиле и звучно жужжали под бесперебойный там-там. В центре живого круга пылал самый настоящий костёр, и было странно, как вообще разрешили проводить национальные пляски на курсирующем судне. Божественный огонь пылал высоченный, жадно поднимаясь к самому небу, связывая рубиновыми и оранжевыми обрывистыми нитями мир живой и мир запредельно-небесный. Мерцающие крохотные искорки отлетали от пламени живыми светящимися жучками, словно получали долгожданную свободу, и разлетались подальше от парохода, в тёмную ночь, в розоватую гущину речного тумана, в трансцендентную неизвестность…

Вокруг бушующего огня двигались фигурки, – одни были чёрные, как уголь, когда закрывались, другие – ярко-золотистые, в момент, когда поворачивались к костру. В это мгновение Кауни почему-то ясно припомнились школьные годы, когда мураши изучали мифологических героев: здесь как раз не хватало Гефеста, бога огня, самого главного повелителя неукротимой стихии.

Кауни не могла прийти в себя минут десять, как ей показалось, и она, будто бы под всевластным гипнозом, наблюдала за происходящим на сказочном корабле.

Муравьиха безвозвратно утонула в многослойных глубинах сознания, перемешавши реалии с мистическим действием, происходящим на рядовом судёнышке, которое направлялось по Мийсе вниз по течению, к её родному Кехидупану. Все эти завораживающие ритуальные танцы выключили её блуждающее сознание, и уже среди сидящих муравьёв она разглядела себя: бесконечно счастливую и фанатично настроенную на позитивный ритм жизни. Она правильно, будто зная, что надо делать, пританцовывала вокруг святого огня, – то вскидывая лапки вверх, то пряча их в бесстрастном спокойствии на груди и зажимаясь всем телом в крохотный комочек. Раз за разом Кауни и иже с ней команда повторяла одно движение за другим, – самый настоящий ритуальный танец, а что тут такого? Раз, и шаг – в одну сторону, два, шаг – в другую, три, и просто проходим ещё пару маленьких шажочков вперёд!

Белоснежный пушистик брёл неотвязным горошком за муравьихой, и в момент её самозабвенного пребывания в несколько шальной параллельности, принялся фырчать и тереться своей длинношёрстной спинкой о нижние лапки муравьихи, что заставило её нервно встрепенуться и окончательно очнуться от заклинившей в сознании иллюзии.

Кауни с опаской огляделась по сторонам: на тёмной реке, вроде, все было спокойно. Всё тот же молочный туманчик ирреально поднимался над водой совсем на незначительном расстоянии, – равномерном и довольно спокойном, и без всяких признаков эфемерного рассеивания. На палубе всё так же в упоительно-самозабвенном экстазе бесподобно тряслись раскрашенные мураши, – одни сидя и монотоня пение, другие – неутомимо пританцовывая вокруг божественного кострища.

– И-и-и, как это вы тут такие… такие все… – еле слышно прошептала Кауни, но её никто не мог услышать, – как это вы танцуете, и костёр тут… Нельзя же здесь никак… Посмотрите на них, посмотрите, что тут… – обратилась она куда-то в сторону, в ожидании, что кто-нибудь из темноты придёт ей на помощь.

Потерянная Кауни не успела договорить, как возникшая неизвестно откуда огромная стена холодной воды обрушилась прямо на корабль. До этого момента, река было настолько спокойна, что после внезапного водяного душа Кауни успела лишь подумать: «Неужели, это всё виноваты эти муравьишки, вызвавшие беспощадную бурю, пробудившие своими громкими шаманскими барабанами и священными танцами спящих морских богов, и те решили всех наказать за столь дерзкую ночную выходку…»

За одной неожиданной волной, пенно жахнула другая, и сразу без перерыва – колючая третья, следом – чёрная четвёртая… Пароход, крепенький и надёжный, безмятежно-устойчивый, как казалось ещё совсем недавно, мотало из стороны в сторону, затем он жутко накренился, безнадежно запал на правый бок и всё никак не мог выправиться, будто бы беспробудно застрял в тяжёлой вязкой воде. Резкие рывки стихийной агонии нисколько не спасали. Муравьёв-индейцев смыло всех до единого первым же ударом стихии. Кауни, жутко испугавшись, успела сделать шаг назад и схватиться за выступающий проём, но тут же нещадная волна сбила её с лапок, и муравьиха упала, и сильно ударилась головой, разбила верхнюю губу, и следующая волна уже тащила муравьиху куда-то за собой по предательски-скользкой палубе. Кауни беспомощно пыталась зацепиться за что-нибудь, но пустынная гладкая поверхность не давала ни малейшего шанса на спасение. Муравьиха в перерыве между водными атаками, жадно хватала воздух. Она успела увидеть, как в морскую бездну полетел мокрый, но всё такой же белый, котёнок. Ей показалось, что где-то очень далеко протрубил теплоход. Муравьиха одной лапкой успела крепко схватиться за центральный овальный флагшток и начала подтягиваться в спасительной надежде, но тут новая острая волна безжалостно ударила прямо ей в мордочку: «Н-н-на, получай! Получай сполна!», – и отшвырнула её в пустое беззвучное, мёртвое пространство, где не было совершенно ничего, лишь одна серая мутная вода. Безмолвие… Тишина…

Кауни открыла глаза, сознание выплывало из рассеянного ночного путешествия. Она припомнила чудовищный, жестокий сон, который привиделся ей уже не в первый раз. Детские воспоминания, унесшие жизни её родителей, когда ей только-только исполнилось три годика, записались недобрым корявеньким почерком на страницах в книжке её судьбы, и частенько напоминали ей о своем присутствии. Как и что могло затуманить их, навсегда выбросить из зеркальных жестоких лабиринтов сознания, – никто не мог ответить на этот мудрёный вопрос. Прошло два с лишком десятка лет, а он всё не собирался исчезать и перетёртая многовековыми жерновами спасительная фраза «время всё излечит» почему-то наотрез отказывалась работать.

Муравьиха никогда не давала себе расслабляться и старалась всегда быть весёлой и жизнерадостной, тем более что в мире муравьёв подавляющее большинство особей – одиноки, или, по крайней мере, воспитывались без родительского участия. Такова уж участь муравьиного рода – жить в коллективе и трудиться на всеобщее благо. С раннего детского возраста их учили именно этому. Сначала в детском садике-интернате самозабвенно кормили заботливой «отеческой любовью», а затем – и в школе. Окончив минимальное количество классов – семь, у Кауни особого выбора не было, куда идти учиться… Муравьиха не могла ответить, по какой причине она отправилась обучаться на швею. «Ну, раз надо жить, зарабатывать, содержать себя, значит, надо получить профессию! Как вариант – можно выучиться на швею… Итак, значит, швея, значит, так тому и быть!» – простодушно сказала она сама себе, хотя могла сказать и что-то совсем противоположное. Муравьиха отучилась на «отлично» в спецучилище: за годик с небольшим все основные «па» и «фуэте» пошивочных дел были изучены, а мастерство стало неспешно прирастать с каждым новым заказом, опыт, он – тако-о-ой… Трудовую практику после окончания профессионального учебного заведения, Кауни проходила на крупной швейной фабрике в пригороде Кехидупана, довольно известной на всё Государство, а спустя годик, ей предложили невеликое, но более спокойное для её натуры, рабочее место в скромном ведомственном ателье, специализирующемся на спецпошивах для полицейских служб, и она недолго раздумывая, сбежала с огромного зашоренного комбината, где, как ей казалось, всё было выкрашено дикими серо-буро-коричневыми красками… Или это и вправду так на комбинате было? Ну-у-у, или просто ей показалось… А если показалось, значит, что-то похожее и было… Как будто бы всё вокруг беспросветно заросло задурманенной застойной полынью так, что ей стало невыносимо за каких-то двенадцать месяцев пребывания на рабочем месте. Да и к тому же от нового ателье выделялась служебная крохотусечная квартирка: метров девять-десять, не больше. Далеко не каждое предприятие заботилось о своих работниках… А тут – свое жильё! Это же фантастика!.. Но, на самом деле, фантастика оказалась не такой красивой и безмятежной. За такую «реальную фантастику» теперь надо было пяток лет отработать за ничтожно-мизерную зарплату. Но Кауни уверенно мотнула головой, с лёгкостью подписала рабочий контракт и принялась пахать, как породистый вол, частенько забывая про выходные, и про стандартный рабочий день.