Читать книгу Собрание сочинений. Том пятый. Рассказы - Сергий Чернец - Страница 7

На реке и кое-где около заросших лесом крутых берегов поднимался туман. Эти невысокие издалека клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили над рекой, заслоняя прибрежные деревья и кусты. Эти клочья тумана и над лугом, по которому шла грунтовая наезженная дорога, каждую минуту меняли свой вид. И казалось, что одни фигуры из тумана обнимали друг друга, другие кланялись, пригибаемые легким ветерком, дующим по направлению течения реки, третьи поднимали к небу свои руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились….

Вскоре, Сергей Петрович погрузился в это облако белого тумана, как только вошел по дороге в лесок и начал пока плавно спускаться к журчащему роднику; именно к нему и вела грунтовая дорога. К роднику ездили на машинах и местные и приезжие, набрать воды, – говорят, вода в роднике лечебная, содержащая кальций, магний и другие минералы.

Спуск к берегу по крутым, кем-то прокопанным ступеням, начинался в нескольких шагах, не доходя до родника. Сергей Петрович спускался, держась за ветки небольших деревьев и кустов, между которыми вилась зигзагами спускающаяся тропа.

На довольно широком пляже, усыпанном камешками известняковыми и галькой, как будто щебенкой, омываемом волнами реки, он остановился. В метре под облаком тумана виделась гладь реки, – удивительно спокойная ранним утром текущая вода несла на поверхности мусор, который легкими бурунами закручивался около встречной коряги, лежащей поперек течения.

Тут же сразу у родника рыбачить Сергей Петрович не стал. Он прошел по щебёнке пляжа вниз по течению метров триста, к дереву, свисающему над водой ветками с размытого берега, за который еще цеплялось корнями.

Но за деревом уже сидел какой-то рыбак. Он взмахнул удилищем, закинул снасть и поставил удочку на рогульки, воткнутые в щебенистый берег.

Подойдя поближе и узнав одного из местных жителей, Сергей Петрович улыбнулся, он был обрадован неожиданной встрече. Дело в том, что местные рыбаки вообще не рыбачили с берега. Они всегда на лодках становились на якоря вдалеке от берега или уезжали на другую пологую сторону реки, где между островов и песчаного дна рыбы было непременно больше, из-за донной растительности, которая была на мелководье в обилии.

Для лодок был создан огороженный кооператив «Речник», в котором были небольшие железные гаражи для моторов, под охраной на берегу. Дорога по деревне, стоящей на крутом склоне высокого берега реки, и вела к этим гаражам. А родник, у которого решил и рыбачил Сергей Петрович, в паре километров был выше по течению. Вода из родника смывала в мутную воду реки жучков-паучков, а кроме того, приносила свежую струю чистой водички, и рыба сюда подходила, как подумал Сергей Петрович уже в первый же день, когда приехал отдохнуть в деревне. Лодки у него, естественно, не было, а с местными жителями он имел только «шапочное» знакомство, чтобы попросить у кого-нибудь лодку. Он знал многих и его многие знали, помнили старожилы маленького мальчика, который приезжал к бабушке из города на летние каникулы.

– Рад приветствовать местных рыбаков! – поделился своим настроением Сергей Петрович. – Что ж так-то, с берега, не на лодке? – спросил он у местного мужичка-рыбачка.

– А… Это ты? Из Жуковых, приехал который? – вопросом на вопрос ответил мужичек.

Да я, – Сергей Петрович меня зовут – преподаватель я, профессор в институте в (городе) N, – сразу для знакомства сказал Сергей Петрович.

– Ну, а я – Иван Кузьмич, – колхозник бывший – пенсионер. Будем знакомы, из Приваловых я, – сообщил о себе мужичок-рыбачек, протягивая руку для пожатия.

Новый знакомый, виденный ранее Сергеем Петровичем в середине деревни мимоходом, выглядел довольно молодо, на вид не скажешь, что пенсионер. Он был невысокий, чуть пониже Сергея Петровича, рост которого под метр восемьдесят, но физически крепко сложенный телесно, не толстый, а будто бы накаченный, круглолицый. Сам Сергей Петрович, против Ивана Кузьмича – был сухощавый, с осунувшимся лицом и впалыми плоскими щеками. И его скорее можно было принять за старика-пенсионера. Но местные его знали, знали его бабушку и, вероятно, и деда, которого сам Сергей Петрович не помнил.

– Ну, что ж, и тут рыба есть… – Сергей Петрович не спеша сел на ближайший бугорок земли и достал сигареты. – Вот тут, под деревом ямка и есть, а еще ветки-палки нападали на дно, вероятно, – пояснил он закуривая.

– Я будто-то твое место занял… – извинительно обратился к нему Иван Кузьмич, на ты, как к младшему по возрасту и запросто как к своему, деревенскому.

И это понравилось Сергею Петровичу, – «признают своим», -подумалось.

– Ничего. Вон их сколько – указал он на наклоненные над рекой деревья, махнув в сторону вниз по течению реки. – Я пройду пониже и там ямку найду… —

Рыбачек-мужичек, Иван Кузьмич тоже закурил – клева не было.

– Удачи! – сказал Сергей Петрович, бросив окурок и затоптав его носком резинового сапога, и пошел искать место для рыбалки. Через некоторое время он уже сидел на берегу, и удочка была закинута.

_____________________

Летнее утро. Светло было уже в три часа, а в четвертом часу было бы светло как днем, если бы не густой туман, сквозь который Сергей Петрович не видел даже противоположного берега реки. Да и смотреть было особенно некогда, потому что начался утренний клев и надо было рыбачить: а это значит, всякий раз через минуту, вытаскивать рыбку, снова насаживать червячка и забрасывать поплавок снасти подальше от берега, а для этого он даже в воду заходил, для того и одел высокие резиновые сапоги.

Туман всё выше поднимался и исчезал на фоне голубого неба, а с первыми лучами солнца, багрянец зари и розовый цвет восточного горизонта приобрел яркую голубую окраску, и с появлением самого краешка яркого солнечного круга, природа вокруг вся преобразилась и ожила.

(Жалко, что рыбаки этого не замечали, у них, кроме ершей и мелкого окуня клевали и подъязки и крупная красноперая сорожка (плотва) попадались даже подлещики, видимо рыба подошла к родниковым водам).

Затренькали в прибрежном лесу птички и зазвучали в траве кузнечики, ящерка, прошуршав в прошлогодней листве, выбралась на пригорок погреться, а гудящие рои комарья почему-то куда-то исчезли, видимо испугавшись солнечных лучей. (Помогал утром рыбакам спастись от комаров репеллент).

А с оживлением природы, в связи с выходом на небосклон солнечного круга, ожила и река. Ветерок будто бы сильнее подул или река стала течь быстрее, – на воде появилась рябь и небольшая волна мешающая наблюдать за поплавком и видеть поклевку рыбы.

Вскоре, прошла по реке первая утренняя баржа, груженная ровными оранжевыми кучками то ли щебня толи гранитной крошки, почти беззвучная, только уханье едва доносилось с середины реки, ровно в такт работали двигатели: «Ух-так, ух-так, ух-так!». Время можно было проверять по первой барже, это заметил Сергей Петрович еще когда первые разы выходил на берег реки. Ровно в 7 часов, как проходила первая баржа, и через несколько минуток (3 или 4) после этого на берег обрушивались волны одна за другой. Поплавок рыболовной снасти качался на волнах, поднимался на гребень волны и падал в яму, а от этого и насадка на крючке – то ложилась на дно, то резко подпрыгивала, – тем самым отпугивая только рыбу, и о рыбалке уже не могло быть речи. Только-только большие волны от первой баржи улеглись, как прошла большая моторная лодка-катер, с рыбаками быть может; а за ней снизу по реке уже шел какой-то речной корабль.

Таким образом, рыбалка заканчивалась, ловить на волнах было невозможно. Сергей Петрович быстро собрался и пошел по берегу к спуску. Однако рыбачек-мужичек, Иван Кузьмич, сидел на берегу, видимо у него тоже не клевало. Удочка была закинута очень по-хитрому: установленная на рогульках удилище кончиком было выше волны на сантиметров 20, а поплавок на леске установлен был недалеко от кончика, леска внатяжку уходила в волны реки., – так что колебания воды никак не отражались на поплавке и на леске.

Сергей Петрович, как заправский рыбак знал о таком способе ловли рыбы и, кивнув на удочки, спросил Ивана Кузьмича:

– Скользящее грузило поставил? —

– Да. Вот волна поднялась…. А я так только пришел, отдохнуть от тяжестей мира. Молодежь меня только расстраивает. Дети приехали из города, так пусть помогают там со внуками бабушке в огороде: копают, сажают и прочее, – проговорил Иван Кузьмич.

– Да уж, – молодежь нынче подарок. Новое поколение приходит, – начал рассказывать Сергей Петрович присев и достав сигарету. – Я вот преподаю уже более двадцати лет и замечаю, что измельчала молодежь, в смысле умственном и духовном. Всяческие идеалы отсутствуют, нынче стало хуже.

– Конечно. Претерпело изменение всё воспитание. В школьной программе изменения. А потом и в институты неграмотные идут к вам. Ну-ну, и что же с молодыми у вас? – спросил Иван Кузьмич присев на положенный на берег кусок бревна, (он себе место для рыбалки оборудовал – мелькнуло в мыслях Сергея Петровича), и приготовился слушать.

– Если бы меня спросили, что мне не нравится в теперешних студентах, то я отвечу на это не сразу и не без оптимизма. Есть некоторые отдельные студенты, которые совсем не так плохи. Недостатки их я знаю, и мне поэтому не надо прибегать к таким «туманным общим фразам», типа: и такие они и сякие. Нет.

Мне не нравится, что они курят, употребляют спиртные напитки, хотя есть движение – «за здоровый образ жизни», однако основная масса остается в далеке от него. Потому что спортивные и всякие фитнес-клубы все платные, а у бедного студента, как всегда, нет денег.

Как сказал мне однажды пожилой завхоз и сторож наш, который всю жизнь в нашем институте проработал: «нынешние студенты не лучше и не хуже, чем раньше. Это он в отношении житейских бытовых недостатков. А мне видно чуть побольше: и новый у них язык появился, сленг поменялся. Но они плохо знают простые истины науки, которые им в школе должны были дать – и по физике и математике и по другим. А языки иностранные, как и раньше, – в школе учили-учили, а знают от силы 5—10 слов на немецком или английском.

– Помню и свои годы, – сказал Иван Кузьмич, – я тоже учил немецкий и вообще не знал ничего. А по наукам, тоже, – эти формулы по той же химии не каждому давались. А математика вообще: логарифмы были для меня загадкой. Но вот сыновья мои выучились – в люди пошли. Один по строительству, чуть не прорабом Строительный техникум окончил. А другой, помоложе, теперь уже замдиректора фирмы, – тоже по стройке, только институт в вашем же (городе) N.

– Наука, слава богу, еще живёт. Но тоже кризис во всем…, – что-то хотел было сказать Жуков Сергей Петрович, но его перебил Иван Кузьмич, – клюнула рыба и со словами: «стой, стой!», он дернулся к удилищу и схватил его за комель рукой. Не сразу, а постояв пару секунд в согнутом положении и держа удочку одной рукой, Иван Кузьмич дождался быстрых рывков поплавка на натянутой леске, – и только тогда резко поднялся и поднял удилище, сняв его с рогулек, тем самым совершил «подсечку».

В глубине реки, видимо, металась крупная рыба, попавшая на крючок, это видно было по леске, которая то в одну то в другую сторону отклонялась и по согнувшемуся удилищу, вершинка которого изогнута была в дугу и то и дело дергалась от рывков рыбы. Вываживание, сам процесс адреналиновый, для рыбака был главным. И этот процесс продлился довольно долго, – минут пять, если не больше, топтался на берегу Иван Кузьмич…. Но вскоре рыба сдалась и притянута была к мелководью и вытащена на берег. Это оказался довольно большой и красивый с красными нижними перьями плавников – язь!

– Ого! Здоровенный! – Обрадованно воскликнул Сергей Петрович. – На сколько потянет? —

– Да, килограмма три может быть! – тоже радостно и даже тяжело и быстро дыша от волнения, улыбнулся в ответ Иван Кузьмич.

– Да уж! – Сергей Петрович уже захотел тоже порыбачить. – И мне на своё место пойти бы надо. Я ж прикормил там. —

– Конечно. Еще до обеда – сколько времени, еще утро совсем. Поставь скользящее грузило, – есть у тебя? – поддержал его желание и спросил Иван Кузьмич.

– Есть-есть, – заторопился Сергей Петрович. Он снова одел свой рюкзак, снятый было с плеч, взял удочку и торопливо, чуть не побежав, направился к своему месту рыбалки.

2

Рыбалка продолжалась до самого обеда. Но когда солнце поднялось до своего пика на небосклоне и светило сквозь редкие белые облака, которые иногда закрывали его на минутку – наступила летняя жара и клев рыбы стих совсем.

Достаточно нарыбачившись, Сергей Петрович свернул все свои снасти, вытащил из воды, укрепленный на палке садок с рыбой, упаковал его в целлофановый пакет, собрал свой рюкзак и тронулся идти домой. Он дошел до Ивана Кузьмича, который сидел на своем месте и перед ним был расстелен кусок материи, на котором стоял термос и лежали продукты: огурцы, помидоры, лук зеленый, хлеб и другие. Он обедал.

– Привет. А я вот не взял ничего! – сказал Сергей Петрович, подойдя к Ивану Кузьмичу, – приятного аппетита! Ты, как вроде, не собираешься никуда? —

– Да уж. Дождусь вечернего клева. Какой день вот вырвался на рыбалку, в тишине посидеть… – сказал Иван Кузьмич.

– Хорошо! А мне бы домой надо, есть там работка: и трава выросла на участке заброшенном, кое-где и забор покосился…. Ремонт и в доме требуется, – поделился своим Сергей Петрович.

– Конечно. Дом тот пустой стоял уж несколько лет, после смерти Ивановны, бабушки твоей. Все в деревне её уважали. Она травница была и всем помогала…. Все заметили, как ты приехал: и калитку покосившуюся отремонтировал и забор уличный подновил. Тебе бы покрасить передок дома, чтобы не казался таким брошенным старым, – посоветовал Иван Кузьмич.

Сергей Петрович потихоньку пошел вдоль берега в сторону ручья, впадающего в большую реку от родника на крутом склоне. Он задумался о своей бабушке – не был тут лет 10, до самой её смерти. А её, оказывается, «вся деревня уважала» – по словам Ивана Кузьмича. Он подумал, что не зазря висели в сенях многочисленные пучки травы засохшей. Возможно их много и на чердаке, – не зря в сенях такая лестница на чердак построена: с широкими ступенями и «только место занимает» – тогда подумал он, когда только что приехал. Каждый раз лестницу надо было обходить: нижний конец лесенки в сенях стоял на пути – от дверей с улицы в сени до дверей в дом. «Вот оно в чем дело!» – а он сжег травы, которые и в прихожей висели черными пучками по стенам, рассыпая мусор на пол.

Сергей Петрович начал подниматься вверх в другом месте. – Он прошел дальше от тех ступенек, по которым спустился и увидел уже сам ручей, который журчал по камням широкой полосой, метра в три в своем русле. В этом месте верхний слой почвы, лежащей на известняковом каменном склоне, был очень тонким, во время весеннего половодья землю смывало. Камни поросли только мхом и мелким кустарником, мох зелеными пятнами скрывал бело-серые камни берега.

Подъем был крут, градусов под 60, и кустики волчьих ягод и тоненькие березки слабо держались корнями между камней. Всего этого Сергей Петрович не учел. А поэтому случился несчастный случай: он влез до половины или больше на крутой склон, когда поскользнулся на мху, вырвавшемуся из-под ноги, а деревце, за которое он схватился рукой, легко оторвалось от камней – и он полетел вниз навзничь, головой он ударился об острые углы торчащих камней и потерял сознание. Он слетел вниз, к самой реке, едва не коснулся воды головой. Сколько времени он так пролежал он не помнил. А очнулся уже окончательно у себя дома.

Он вспоминал, отрывочно, как сквозь туман, что его лицо сбрызгивал водой туманный силуэт лица Ивана Кузьмича, потом его трясло – это когда его поднимали на склон и несли в деревню какие-то люди.

Иван Кузьмич услышал шум его падения, хотя находился довольно далеко. Когда он нашел Сергея Петровича у ручья на берегу, он позвонил местным мужикам в деревню. Прибежавшие мужики вытащили Сергея Петровича и перенесли в дом, в деревню. Вызвали скорую помощь, и так он узнал, что весь переломан: обнаружилось, что поврежден и позвоночник, и трещина на голове на черепе. Его увезли в больницу не сразу, врачи долго совещались по телефону, прежде чем решились его перевозить с наложенными шинами: привязанными досками, изготовленными тут же мужиками. Сергей Петрович попал в операционную и там потерял сознание уже от наркоза.

За окном потемнело, скоро ночь.

Жуков Сергей Петрович, недавно прооперированный и только что освобожденный санитаркой от капельницы, которую она унесла со штативом с пустым пузырьком, – приподнялся на кровати и говорит вполголоса:

– Слышь, Пал Ваныч? Мне всё сон такой снится: что плывем мы, много людей, на длинной лодке по широкой нашей реке, берегов не видно, туман вокруг, как будто мы в океане, – а из воды показывается спина большой рыбы, как кит, но типа осетра с шипами и чешуей по всей спине, и под нашу лодку. Днище проламывается, лодка ломается пополам, все люди в воде барахтаются…. И я просыпаюсь весь мокрый от пота: и рубашка мокрая, и лицо, и голова. —

Человек, к которому он обращается и которого называет «Пал Ваныч», по его же словам-представлению, молчит, как будто не слышит. Он лежит на противоположной кровати у окна с другой стороны узкой длинной палаты-реанимации на четыре койки, две другие койки у дверей пустые. В палате они вдвоем.

Пал Ваныч тоже перенес операцию на черепе, ему вставили пластину, и теперь его голова полностью забинтована: ушей нет, щек не видно, и лицо выглядывает узкой полоской среди бинтов, как медсестры в перевязочной постарались. У него и позвоночник сломан был в нескольких местах, так что и грудь его была забинтована полностью, дышать ему немного трудно.

Опять в палате наступает тишина…. И до этого Сергей Петрович говорил почти один, Пал Ваныч односложно отвечал на вопросы, хотя вчера было наоборот.

За окнами районной больницы в два этажа, растут деревья. Они не только затеняют свет с улицы в палату, но стучат ветками по окнам и внешнему железному подоконнику и это раздражает Жукова.

– Ветер, как с цепи сорвался… – говорит Сергей Петрович, прислушиваясь к шуму веток.

На этот раз Пал Ваныч сдержанно, с трудом откашлялся раза три и отвечал даже чуть раздраженно:

– То у тебя лодка на рыбу наехала, то «ветер с цепи сорвался»…. Ветер собака, что ли, на цепи в будке сидеть, чтоб с цепи срываться? —

– Так это ж народная поговорка, так народ крещёный говорит, – оправдался Сергей Петрович.

– И народ, особенно крещёный, невежды и фантазёры как ты… Мало ли чего они не говорят? Надо уже свою голову иметь на плечах, и рассуждать пора уже. А все фантазии давно пора выкинуть из головы: еще бы в кикимор да водяных и леших верили! – раздражался сосед.

Пал Ваныч сильно болел, ему трудно было переносить боли, от одной капельницы и укола обезболивающего, до другой. И когда действие укола совсем ослабевает, он обыкновенно сердится и приходит в раздражение от малейшего пустяка. Пока новая порция лекарства не начнет свое действие, минут через 10 или 15, его трогать не следовало.

А сердиться, по мнению Сергея Петровича не на что. «Что странного, например, – думал он, – в этой огромной рыбе, про которую он рассказал или в том же ветре, что «срывается с цепи». Рыба огромная – это вообще сон был, а потому река и снилась, что болезнь пОтом выходила. А про ветры – это же красивый образ старины: так думали еще первобытные люди, – что там, где кончается земля, на краю земли стоят большие каменные собачьи будки и ветры там прикованы большими цепями…. Если они сорвутся с цепей, то и мечутся ветры по всему миру, как угорелые и рвут и рычат, как собаки!

Решив не затрагивать разговором соседа, Сергей Петрович сам попал под воздействие успокаивающих лекарств, которые получил через капельницу, и незаметно раздумья его перешли в сон: он видел бабушкину деревню, вдалеке широкую ленту реки….

Сон это маленькая смерть.

Сон для науки, до сих пор, – одно из загадочных состояний человека. Во сне, как считается, – сознание отключается, но человек продолжает мыслить, хотя его мышление меняется и подчиняется другим законам. Личность («Я» человека, по Фрейду) – начинает взаимодействовать с подсознанием («Оно» – по тому же Фрейду), тогда как сознание («Сверх Я) ослабевает во время сна.

Подсознание приходит со всеми подавленными желаниями и влечениями, в зашифрованной символической форме проявляющей себя в сновидениях. Человеку снятся смешанные, почти фантастические сны и иногда кажется, что сны реальнее реальности, так отчетливо бывает их ощущение. Сон как другая реальность, в этом случае, ибо для реальности человек почти отключен и тело его не двигается. А во снах он может переноситься куда угодно – в родную деревню бабушки из своего прошлого, как переносился во сне и Сергей Петрович.

А что же такое смерть? Ответ на этот вопрос ищут не только биологи и богословы, но и философы и физики, художники и поэты, и каждый человек в отдельности для себя. Понять смерть невозможно, человек может только сформировать общие представления о ней.

Так как наш Сергей Петрович, преподавал классическую физику, то он знал, что с точки зрения физики – смерть обусловлена стремлением материи прийти в равновесие с окружающей средой. Материя желает приблизиться к хаотическому свободному состоянию, рассредоточиться в пространстве. То есть смерть – это хаос и разрушение.

Вообще, любой организм, с точки зрения физики, – это сложная упорядоченная структура, вопреки физическим законам стремящаяся поддерживать свою упорядоченность с помощью энергетической подпитки извне, при помощи обмена веществ, происходящее в клетках. Но срок жизни клеток не бесконечен, существует предел их деления и изношенности. При каждом следующем делении в новых клетках накапливаются отклонения, приводящие к подавлению жизненных функций. Таким образом, клетки во всем организме стареют и умирают. Когда умирают клетки, обмен веществ прекращается – живой организм лишается подпитки энергией и материя приходит в равновесие с окружающей средой. Этот процесс – сравнивается с кипением чайника, пока горит огонь. Когда гаснет огонь, кипяток остывает до температуры окружающей среды – приходит в равновесие с ней.

И с точки зрения биологии – смерть это полное прекращение жизненных процессов организма. Когда вследствие болезни, травмы или старости жизненно важные органы (сердце, легкие, печень, почки и мозг) перестают функционировать, наступает смерть. Часто смерть связывают с остановкой сердца – прекращается кровообращение, – клетки лишаются кислорода и погибают. Первыми начинают погибать клетки мозга; клетки корней волос и ногтей продолжают жить еще многие часы после смерти.

С развитием медицины остановка сердца и прекращение дыхания перестают считаться окончательной смертью. Необратимая (соматическая) смерть наступает в результате гибели всех клеток мозга. А в клинической смерти человек может продержаться от трех до десяти минут.

__________________________

Сначала в туманной дымке обозначался круг света, который падал из окна; потом Сергей Петрович мало-помалу начинал различать предметы и своего соседа по койке, Пал Ваныча. Он возвращался из своих снов, будто из другого реального мира, погружаясь из мира «сновидения» в больничный мир. Было утро. Изначально приносили штативы с капельницами, потом бывал завтрак – его тоже приносили, слава богу, что кормили не с рук. Кровати у обоих пациентов регулировались, и половина, с головы, поднималась, так что пациенты могли брать с тумбочек тарелки и ложки. Пал Ваныч просил не опускать кровать и дремал после капельниц сидя, так ему было легче дышать, в лежачем положении он задыхался и кашлял.

Лицо его выглядывающее между бинтов было серое, нос стал длинным и острым, глаза, от того что он страшно исхудал, казались громадными. Глядя на лицо нельзя было понять возраста, хотя он был моложе Сергея Петровича на много – более десяти лет. А и сам Сергей Петрович выглядел, наверное, не лучше.

Был обход. Уже в который раз, из дремоты Сергей Петрович слышал отдельные слова врача. А в один из дней пришли сразу трое: «отбиты органы», «возможно надо интенсивную терапию применить», «в общем и целом», – слышал Сергей Петрович о своем соседе. Это был консилиум. Пал Ванычу поставили укол, обезболивающий, по его настойчивой просьбе.

А к нему, к Жукову, врачи не подошли.

Заметив, что Жуков глядит на него, Пал Ваныч, приободрившийся после укола, поворачивается к нему лицом и говорит:

– Я начинаю догадываться…. Да…. Я уже всё понял. —

– Что ты понял? – заинтересованно переспросил Сергей Петрович.

– А вот что…. Есть видимо приказ про вас – пенсионеров, чтобы вас лечить по минимуму. Ты не замечаешь, что ко мне больше внимания уделяют врачи – вот и еще одну операцию назначают. А ты все спишь и спишь, доктора лечат пенсионеров, чтобы только отвязаться – выживешь-не выживешь. Ты всё время во сне и в забывчивости находишься…, бредишь и не замечаешь.

Сергей Петрович был предпенсионного возраста – 59 лет, действительно. Но какое отношение это имело к лечению? Он не понимал Пал Ваныча; думая, что ему делают выговор, за то, что он пропускал обходы, обеды и ужины, находясь в своей реальности сна, и он говорит в свое оправдание:

– Я засыпаю, потому что устаю, сил нет, почему-то, утомляюсь быстро. —

– Возмутительно. Потому что мне-то со стороны видно. Главное, отлично ведь знают они – что вы самостоятельно не перенесете…, под старость все заживает дольше, и кости срастаются еле-еле и так далее. Ладно, я – я молодой, – говорил Пал Ваныч, раздухарясь, хотя он сам выглядел старше Жукова.

Из разговора врача, о себе – Сергей Петрович знал, что у него «тряханулись» внутренности, от того, что он летел с высокого склона ударяясь об каменный берег. Наверное, почки отбил, позвоночник вот тоже…, да и голова у него побаливала. Пока он делал какие-то выводы, он снова уносился куда-то в другой, свой мир, где было лето, кони на лугах, тогда у бабушки в деревне, в колхозе была конюшня. Его научили местные парни кататься на лошади, с уздечкою, но без седла, упираясь коленями на круп.

А что: вот он в институт поступил сам. Потом в аспирантуру и писал кандидатскую, из лаборатории не вылезал. Потом провал кандидатской, и его, еще по-доброму, оставили преподавать начальные знания, почти по школьной программе.

_____________________

Людям снятся сны. Человеку необходим отдых от ежедневных забот. Отдых во сне – это не только сам сон, но это и перемена деятельности. Если долго заниматься чем-то одним, непременно наступит усталость. Мысль, обогащенная тем, что хранится в подсознании, порой дарит нам во сне решения сложных задач. Известный пример – Менделеев, который увидел периодическую таблицу химических элементов во сне. Можно сказать, что сны упорядочивают наше сознание. Во сне человек начинает «разбирать» свой «чердак», и во сне борется с проблемами.

Жуков боролся во сне со своими болезнями: ему снилось, что вот он катается на лошади и падает и больно бьется головой об землю, болят бока, болят все внутренности, но он встает и вновь лезет на лошадь….

Во сне человек выбрасывает со своего «чердака» всё ненужное. После такой «уборки» могут «найтись» завалявшиеся нужные вещи, необходимые для верных решений.

Так, вспомнил Жуков, что бабушка его поила ароматным чаем из трав, которые висели по всему дому, а затем она убирали их по холщевым мешочкам.

Бывают и вещие сны, иногда сон предсказывает событие, которое вскоре случается. В этом случае мышление, анализируя события, о которых человек думал днем, по-новому их структурирует и выдает наиболее вероятный исход.

И Жуков видел Пал Ваныча…

Прошло, наверное, два дня. Пал Ваныч уже не сидел, а больше лежал; глаза у него закрыты, и нос как будто стал острее на худом лице.

– Пал Ваныч! – окликнул его Сергей Петрович испуганно. – Вам плохо? —

– С чего ты взял… – сказал через трудный выдох Пал Ваныч. – Ничего. Вот операция прошла, но еще боль не утихла.

«Когда его забирали на операцию?» – думает Сергей Петрович, – ах да, – вспоминает он вчерашний день, что он не выходил из сна, а только слышал санитаров, перекладывающих Пал Ваныча на носилки с колесами.

– Ну, и слава богу, – говорит Сергей Петрович.

– Жалко мне вас, как сравню себя с вами. Ученый, физик, материю и кванты, там, изучал, а туда же – Бога вспоминаешь. Это к концу когда идет человек, то вот он надежду последнюю, Бога…, за Него цепляется, – теперь уж упреком звучали его слова.

И дальше он снова говорил о религии, этой темы они в разговорах не касались совсем.

Это был откровенный монолог Пал Ваныча, который обвинял все религии скопом во всех грехах, против которых они говорили людям бороться. Сергей Петрович слушал, да поддакивал.

После разговора время проходит в тишине и молчании. Сергей Петрович снова погружается в сон-забытье, бредит о чем-то непонятном, бормоча и издавая несогласованные звуки.

Проходит час, и другой и третий; наступает ночь, но он этого уже не видит – он в другом мире своем живет своей другой жизнью.

Сквозь забытье он слышал, что в палату кто-то вошел, раздавались голоса, но проходит пара минут, и все смолкает. Даже глаза Сергей Петрович не открывал. И только с наступлением тишины «услышав» настороженность, он понемногу очнулся и позвал санитарку, нажав кнопку вызова на стене.

– Что с ним? Операция? – спросил Сергей Петрович у вбежавшей санитарки.

– Помер. Сейчас в морг унесли – наскоро ответила она, – Как у вас? Все хорошо? Может вам надо чего? —

– Да. Воды бы поближе… – попросил он.

– Санитарка налила полный стакан и поставила на край подвинутой тумбочки. Сергей Петрович отпил половину и поставил стакан на место.

Санитарка хотела было сразу убежать, но почему-то задержалась. Она снова наполнила стакан водой и присела на край кровати к нему:

– И вы, больной, не жилец на этом свете, – вполголоса сказала она.

– А это что доктор сказал? – спросил её Сергей Петрович.

– Есть, конечно, и врачебные установки: обычно назначают антибиотики и другие лекарства, а вам только обезболивающие и снотворные даем. Но еще и не в этом дело, по вам видно…. Человек, который скоро помрет, его сразу видно. Вы мало едите, исхудали совсем – глядеть страшно. Я говорю не для того, чтобы вас тревожить, а к тому, – может, вы хотите передать что-нибудь кому-нибудь. – Объяснила спокойным голосом медсестра. Она была так спокойна, потому что в реанимации работала третий год и на этих умирающих насмотрелась и привыкла к ним.

– Да я уже всем написал…. Так что помру, и все уже знают, что и как. Так что расстраиваться немногие будут.

После этого разговора Сергею Петровичу становится немного жутко, и его начинает мучить какое-то желание. Он снова пьет воду – проверяя – нет не то; он смотрит в окно, где ему видны ветви дерева – опять не то; он старается подумать снова о своей «бабушкиной» деревне – и всё не то…. Наконец ему становится душно и трудно дышать. Через волнения, от переживаний о своей участи, он теряет сознание, отключается. А приходит в сознание во «сне», в своей новой, обретенной реальности, в которой он жил большую часть времени, находясь в районной больнице. И тут видится ему жаркое знойное лето, и он на берегу большой огромной реки, когда другой берег едва виден, в руках у него удочка бамбуковая двухколенная, которая была у него в детстве, и которою он гордился перед деревенскими мальчишками. Они все ловят рыбу, и он поймал первый, и рыбка болтается на леске перед его лицом, разбрызгивая капельки воды, в которых отражается яркое солнце, они, капельки как алмазы слепят своим блеском… – и Жуков Сергей Петрович уже не проснулся, оставшись в своем мире всем своим сознанием.

Его заметили часа через два, заглянула в палату та же санитарка и ахнула, не услышав дыхания больного. Потом привезли носилки на ножках, погрузили туда Жукова и увезли в морг, где уже лежал Пал Ваныч, еще не взятый родственниками.

Конец.