Читать книгу Как сделать еврея счастливым - Шмиэл Сандлер - Страница 2

Диагноз доктора Берштейна

Неделю я не заглядывал в каракули Уилла. Бог знает, заглянул бы я туда вообще, если бы Уилл не умер.

В воскресенье утром мне позвонил доктор Берштейн и сообщил прискорбную весть:

– Старина, мне жаль… Мне очень жаль, я не хотел тебя огорчать…

– Что случилось, Аркадий? – спросил я, предчувствуя беду.

– Иванов повесился.

– Как повесился?

– На собственных подтяжках, – последовал циничный по форме и трагический, по сути, ответ.

Берштейн был уверен, что это самоубийство. Но я не сомневался, в том, что кому-то понадобилось убрать парня и этот некто настиг его даже в больнице.

– Кажется, он оставил тебе дневник, – заметил Берштейн, – почитай-ка на досуге и ты увидишь, что он сумасшедший…

Тело Уилла обнаружили ночью в туалетной комнате психиатрической больницы «Абарбанель»

Когда его снимали с петли в глазах у него стояли слезы. Умирая, Уилл плакал и это обстоятельство Берштейн использовал как аргумент для подтверждения своей версии:

– Видишь, – сказал он мне, – перед смертью плачут только самоубийцы. Вспомни Есенина, у него тоже слезы не просохли, когда его из петли вынимали.

Берштейн был педантичным человеком и регистрировал в картотеке все прежние Уилловы попытки произвести расчеты с жизнью. Он представил инспектору полиции документальное свидетельство таковых попыток и следователь, уважая мнение специалиста, не счел целесообразным копаться в этом и без того очевидном деле.

Осмотрев туалетную комнату и тело удавившегося, инспектор принял версию Берштейна и в докладной на имя комиссара бат-ямовской полиции логически обосновал вероятность самоубийства, ссылаясь при этом на авторитетное мнение доктора Берштейна. Полицейский комиссар с уважением отнесся к аргументации медицинских экспертов, тем более что речь шла о душевно больном человеке. Дело благополучно закрыли, но меня не оставляло тревожное чувство. В глубине души я был убежден, что здесь что-то нечисто, и чем больше я вчитывался в Уилловы записки, тем более зрело во мне это убеждение.

За неделю до несчастного случая, я посетил больного Уилла и он сказал мне, что перевел на мой счет пятизначную сумму в долларах. Тогда я был просто ошеломлен – откуда у пьяного попрошайки такие сумасшедшие деньги, теперь же, когда его не стало, я ощущал моральный долг непременно самому разобраться в загадочных причинах его гибели. Честно говоря, разбираться я стал бы, даже если бы он не оставил мне денег. С того времени как он попал в больницу, я чувствовал себя отчасти повинным в постоянно преследовавших его неудачах.