Читать книгу Идущие полем - Снежана Каримова - Страница 7

Когда мы с Гришкой задерживались в школе, то после продленки Анька шла к Кусочковым, дожидаться нас. Она боялась одна ходить через поле, да и нас, если честно, этот вариант не устраивал. За это мы помогали матушке Варваре по хозяйству и с огородом, а заодно и обедали там. У Кусочковых же можно было питаться легально, в отличие от школьной столовой с ее мирской посудой.

Правда, потом обед перестал входить в благодарности за нашу помощь (видно Анька стала есть за троих). Сначала матушка Варвара заменила горячее стаканом молока с булкой, а потом и это исчезло.

А работы прибавилось. К осени матушка Варвара совсем округлилась, и сбор урожая с грядок священника лег на наши с Гришкой плечи.

Потеря обеда совпала с отъездом арендатора, который снял комнату в городе на короткий срок. Денег у нас стало меньше, и десятина для «церкви», честно вносимая ежемесячно мамой с аренды и алиментов, соответственно, тоже уменьшилась.

Потом, правда, в комнате появился другой жилец, но обеды так и остались в прошлом. Да мы, в общем-то, и не напрашивались. Был хоть какой-то повод возвращаться в Серый Дом.

В конце лета Кусочков задумал строить теплый гараж. Но еще раньше он решил, что нашему семейству нужен погреб.

Когда отец Анатолий освящал Серый Дом, кропил углы святой водой, читал молитву и осматривался кругом, то после завершения обряда, за праздничным столом, заметил:

– Хорошо тут у вас, только погреба не хватает.

– Да, это точно, – вздохнула мама, разрезая тортик. – Правда, пока он нам и ни к чему.

– Это сейчас не нужен, – заметил Кусочков. – А на следующий год посадите картошку (я в ужасе бросил взгляд на дикий заросший участок перед домом), морковку, соленья начнете крутить, уже не до погреба будет. А сейчас помощники свободны (отец Анатолий кивнул в нашу сторону, и мы с Гришкой напряженно застыли с десертом на тарелках в руках), да и я подсоблю, не оставлю.

– Ох, спаси Христос, отче! Не бросишь в беде! – возрадовалась мама.

Раз Кусочков сказал, что нам нужен погреб, значит, нужен. У бывших владельцев, тех, которые жили в девятнадцатом веке, а не москвичей, погребом служила отдельная яма с крышей над ней. Со стороны казалось, что просто маленький соседний домик утонул в траве – остались только крыша да дверца. Правда, и те почти развалились от старости.

Когда Анька впервые увидела это полуразрушенное строение и крошечную дверку, словно из сказки про Алису, глаза ее загорелись.

– Это для меня! Здесь буду жить я и куклы! – прощебетала сестра и заливисто счастливо засмеялась.

– Нет, нет! Не смей подходить! – отдернула мама – Там же все уже сгнило! Опасно! – и зыркнула на нас с Гришкой – мол, присматривайте!

Так Анька лишилась кукольного дома, а мы ямы для хранения, потому что там, и правда, все сгнило.

Рыть погреб решили в комнате на первом этаже, той, с земляным полом. Кусочков несколько дней, ближе к вечеру, являлся к нам и копал яму, а мы с Гришкой таскали ведрами глину и землю за дом. Тяжелые ведра оттягивали руки, да, городская физкультура к такому нас не готовила. Теперь я понимал крепких деревенских парней. Побегай тут с лопатой, дровами, ведрами, еще и не таким качком станешь.

Анька сидела на куче глины и пыталась лепить посуду. За два принесенных мною ведра она вылепила какую-то пиалу, которая к третьему ведру стала кружкой. Анька поставила результат на полусгнившую скамейку у дома для просушки. Вечером она попыталась доставить кружку на смотрины домой. Но пока сестра гордо несла за кривулину ручки свое творение, сама кружка предательски отвалилась и разлетелась на кусочки.

А мы закончили с ямой.

Кусочков поглядел на труды рук своих и потянулся, расправляя спину и хрустя позвонками, а потом раздал советы:

– Стены можно цементом обмазать. На дно доски положить. Но это вы уже сами. С тяжелым я вам помог.

Мама принесла кувшин с компотом из сухофруктов, поглядела на яму и закивала болванчиком.

– Да, сделаем сами, конечно. Спаси Христос, отче, за помощь! Чем отблагодарить тебя?

– Да какая благодарность! Грех не помочь, – отмахнулся Кусочков.

– Я блинов напекла, пойдемте поужинаем, – позвала мама, заискивающе поглядывая на священника.

Она всегда говорила с ним тихим тонким голосом, растягивая губы в улыбке.

За чаем из крапивы, мелиссы и малиновых листьев Кусочков решил поделиться планами:

– Машину скоро поменяю, побольше да понадежнее куплю – будем в церковь ездить. И гараж вот хочу построить… У вас, на крытом дворе, доски лежат, они ведь не нужны вам? Строиться не собираетесь? Мне бы на гараж хорошо.

– Да, на гараж в самый раз! – отозвалась мама, словно имела о строительстве какое-то представление.

Доски, конечно, принадлежали москвичам, но они ведь сами сказали: «Располагайтесь, как дома, и всем пользуйтесь!» Вот мы и расположились. Кусочков словно подхватил мысль из моей головы и добавил:

– Хорошие доски, жалко, если сгниют.

Мама с готовностью закивала:

– Конечно, конечно! Чего добру пропадать! Может, и мы сможем чем-то помочь?

Отец Анатолий нехорошим взглядом посмотрел на нас с Гришкой и быстро нашел нам работу. Мы должны были добыть утеплитель для гаража.

Правда, сначала закончили с урожаем: выкопали картошку, выдернули морковь и свеклу, вскопали грядки, на которые указал перст матушки Варвары. К этому времени даже ее свободные одежды уже не скрывали круглый выпирающий живот – в конце осени у Кусочкова появился долгожданный наследник.

Ну а мы, закончив с огородными делами, принялись за добычу утеплителя.

– Возите с пилорамы опилки, – распорядился Кусочков, когда мы днем, после школы, явились с Гришкой на работы.

Божьи агнцы кивнули и на верном стареньком «Аисте» помчали к пилораме. Сентябрь выдался сухим и солнечным, и, несмотря на ночные заморозки, днем казалось, что на дворе почти лето. Грунтовая дорога в такую сухость была не хуже асфальта, в убранных темных полях все еще резвились птицы, а в зеленых кронах деревьев полыхали яркие пятна – красные, желтые, оранжевые. Мы нагребали дурманно пахнущие деревом стружки – белые, свежие, словно посыпка на пончиках.

С полным мешком опилок в руках Гришка напоминал муравья, несущего белую куколку-детку. Если случайно (или не случайно) разрыть муравейник, копая грядку, то мелкие труженики вмиг растащат и спрячут коконы будущих работяг. Таким самоотверженным муравьем представлялся мне и Гришка, прижимающий к себе мешок. Мы пристраивали свою «куколку» на велик. Я катил, а Гришка придерживал поклажу. Опилки возить было совсем не сложно и даже приятно. Но скоро они закончились. Рабочий на пилораме развел руками:

– Опилок нет.

Кусочков, получивший вместо очередного мешка эту новость, подумал-подумал, почесал свой голый подбородок и изрек:

– Возите с котельной шлак.

Котельная находилась в соседней деревне за семь километров от дома священника. А шлак – это не опилки. Он тяжелее. Узнали мы об этом в первую нашу вылазку. Сначала я не особо представлял, за чем таким мы едем. Только теоретически. Практическая часть мне понравилась меньше. Шлак напоминал каменистую черную землю. Его было непросто собрать в мешок и тяжело везти. Мы также водружали поклажу на старенький, отчаянно скрипящий велосипед и, поддерживая мешок с двух сторон, медленно двигались к будущему гаражу. Сначала было чуть легче – бодро катили под гору, а потом, наоборот. Хорошо, что холм, который мы штурмовали, был довольно пологим, но меня никак не оставлял миф о Сизифе и его камне.

Добывать шлак мы ездили сразу после уроков, для экономии времени. После школы мчали к котельной, нагребали мешок, взметая облачко темной пыли, и, нагруженные, еле тащились обратно. Пыль оседала на руках и лицах (на одежде тоже, но мы придавали этому меньше значения). Гришка проводил ладонью по лбу, утирая пот, и на коже оставались грязные разводы. Мое лицо, думаю, выглядело так же.

Въезжая в село, мы старались выбирать улицы попустыннее, не смотря на то, что это увеличивало путь. Но все равно как-то напоролись на Леху Каланчу с дружками. Он остановился, сунул руки в карманы спортивных штанов, и, глядя, как мы волочем велосипед с мешком, фальшиво пропел:

– А нечистым трубочистам стыд и срам! – а потом добавил. – Святоша, что вы за дерьмо тащите? Мне кажется, вас из города просто выслали, а не вы сами уехали. Помоешников. Вот и дуйте в свой дом на отшибе и не шныряйте тут!

Это было еще до больницы, но уже тогда я заметил, что если Каланча брел один, он просто хмуро проходил мимо. А вот с дружками вечно гнул пальцы.

Потом сотрясение дало временный отпуск от Кусочковых дел, и последний наш мешок мы везли уже по гололеду. Велосипед, как норовистый конь, пытался высвободиться из-под мешка, скользил колесами. Мы еле доволокли наш «сизифов камень» и взбунтовались. Не на горбу же нести мешок шлака семь километров! Кусочков, глядя на первые мушки снега, согласился.

– Отложу до весны, – решил он. – Сейчас по холодам много не наработаешь. Да и нет времени у меня шлак грести и на машине возить. Доделаем весной.