Читать книгу Прямохождение по Алтаю. Песня гор, солнца и ветра - Снорри Снорг - Страница 17

Одолели последний на сегодня взлёт, и встали прямо над обрывом. Горячим ужином тут и не пахло, ведь все реки и ручьи остались внизу, а деревьев здесь в принципе нет. Виктор скупо знакомит с затейливыми тюркскими наименованиями частей окружающего ландшафта.

– Под нами долина реки Аккая, а там вон гора с таким же названием. Завтра спустимся по Сергезю и пойдём по Кубе к лагерю.

Как? Сер..ге..зю? Ну и имечко у реки!

Палатки на плоской голове хребта – как набитые шишки, как наскоро слепленные пирожки на сковородке. Вместо «хребта» на язык просится почему-то слово «кряж», но не уверен, что оно уместно. Россыпи плитняка защищают от ветра. Там, где кончаются их серые языки, мелькают головки мелких цветочков. Лапчатка? Камнеломка? Точно не незабудка, её бы я не забыл! У той ведь такие голубенькие цветики… Недавно мне встречались, стелются между камешками, радуя глаз…

Значит, обширная долина – это и есть владения Ак-каи? Ну, ничего себе она раскинулась! Уходит далеко вниз, постепенно обрастая лесом, тянется на юг, к колоссальным скально-лесным цепям. А перед ними угадывается ещё одна долина, как меч-кладенец прорезавшая горный массив с запада на восток. Это ложе реки Куба, куда нам и нужно попасть. Но дотуда ещё Да-Ле-Ко…

Наутро, миновав необычную проплешину горных верховий – окружённую шерстью трав и усеянную моими любимыми огоньками – стали валиться в распадочек с речным истоком. Экшен, который я уж точно не запамятую никогда: спуск по реке Сергезю!

Примечателен он уже тем, что река вроде бы есть, но её как бы и нет, она вне физической досягаемости почти вплоть до самого устья. Попить и набрать воды, таким образом, не представляется возможным. Да и не видно её вовсе из-за травы, кустов и деревьев, только слышен звук: местами журчание, местами шум.

Тропа по Сергезю такой крутости, что подниматься по ней находится мало желающих. Но, как ни странно, находятся. А нам и спуска – через край! Косогор с трэшовым уклоном; держись, чтобы не разогнаться и не улететь, не наскочи на нижних, не попади под верхних, да смотри, чтобы стопы от голеней не открутились…

У меня нет ни одной фотографии с этого места, да и вообще фотки из Первого похода пересчитываются пальцами одной руки. Суровая правда жизни: на плёнке в мыльнице было шестнадцать кадров, и половина была засвечена. Есть и другие причины, могущие показаться смешными, но тем, кто помнит, как всё было – грустными. Морось, туман и дождь означают: никакой фотосъёмки. Резкий подъём и резкий спуск значат примерно то же. Снимать просто некогда! Тебя никто не ждёт… Плюс, если у тебя полтора десятка кадров на всё про всё, ты не будешь щёлкаться на лету, как попало. И никаких постановочных композиций, мы и так всю дорогу отстающие! Догоняющие.

Вот и опять все растворились, убежали… Шагу!

Сейчас мне кажется, что нисхождение по Сергезю я помню хуже, чем то, что было сразу после него – кубинскую дорогу… Детали исчезли из памяти. Но я так хотел бы рассказать вам про эту реку! До конца не уверен, почему, но я полюбил её. Наверное, из-за названия. Такое уж оно… «артхаусное», нестандартное. А может, из-за крутого её нрава, бешеной той тропы, диких зигзагов вверх-вниз… Из-за того, что в сердце моём она так и осталась холодной, недоступной… И из-за того, что так много было там спелой малины и смородины!

Но также и потому, что имя этой реки навсегда для меня связано с именем погибшего друга, Алексея Курицына.

Сергезю – это символ. Всего Алтая, если хотите. Всех этих лет.

Два с половиной десятилетия тлетворно влияют на клетки воспоминаний. Позволю себе небольшое отступление «назад в будущее», и опишу Сергезю по впечатлениям лета 2018-го.

Я снова сбегал по ней, совершая «Поход памяти» и исправляя «недоделки». Слово «сбегал» – явное преувеличение того, что происходило в действительности, потому что старая тропа теперь заросла. Эх, не ходят больше туристы по Кубе и её притокам! И бойцы-эрлагольцы редко заглядывают в эти места. Как жаль!

Всему виной наводнение? То, что «шишиги» не могут проехать дальше смытого «третьего мостика»? Или измельчали любители гор? Окончательно превратились в пузатеньких мужичков и располневших женщин, сонно раскачивающихся в сёдлах в ожидании, пока их довезут до «места» и накормят ухой из хариуса?

Я в это не верю. Не может человек, через ноги, через эти две антенны впитывавший древнюю энергию Земли, вдруг пересесть на коня, чтобы под монотонные команды проводника трястись на нём по расхлябанным лошадиным дорогам. Ни влево, ни вправо не сделать шага… Пастись отарой, плестись как зеваки за экскурсоводом в заграничных турах «всё включено»…

Так же, как брутальный рокер не заделается попсовиком, как любитель драматического авторского кино не станет вдруг глотать одну за другой тупые американские «писе-какачные» комедии, как альпинист не влюбится в плоскую, что твоя сковорода, равнину, так не может превратиться в матрасника настоящий пеший турист!

Итак, Сергезю. Каскад резких петляющих спусков, перемежающихся подъёмами на обходах обрывистых прижимов. Всё это скрыто за сплошной стеной трав, не только высоких, но и толстенных – не переломишь стебель. Запинаешься и летишь вперёд, родименький, судорожно цепляясь за всё подряд, чтобы замедлиться. Здесь и борец, и лопухи, и серпуха, и гигантская шульция, и молочай – вся алтайская флора! Ступать приходится наугад, прямо в переплетённую гущу, загоняя ботинок в беспредельный океан травы. Тропа еле-еле угадывается под ним, когда смотришь сверху вниз, но если оглянуться, то уже ничего не увидишь, лишь по прибитым листьям и можно найти обратную дорогу.

И кто говорит про дорогу обратно? Только вперёд, и только вместе!

Заколодели дорожки, замуравели… Шарить конечностями по бурьяну как всегда некогда, а мы уже традиционно все выбились из сил. Короче, делаю так: просто сую ногу под зелёный покров и проверяю, каково ей там. Если ступает ровно, вольготно – значит, тропа всё ещё с нами. Живём. Делаем следующий шаг.

Из-за травяного леса перед глазами ноль обзора. Ощущения почти пионерские, первооткрывательские. И даже лучше. Интуитивно нащупываю… своё прошлое в заколдованном и заброшенном таёжном краю, в тихом, спокойном и убийственном горном распадке, где всё так круто и так запущенно…

Сама носительница необычного имени холодна и прозрачна. Звонка и переливиста. Встречусь с нею лицом к лицу только близ устья, у впадения в Кубу. Да, изменились эти места, стали ещё более дремучими. После памятного всему Алтаю ужасного наводнения 2014-го года Куба пробила себе несколько новых русел. Участок леса, где Сергезю вливается в неё, сейчас – непроходимый бурелом. Но это там, впереди… А здесь, наверху, льёт дождь. То сильно, то как из ведра. Я иду первым, и от каждого шага становлюсь всё водянистее. Прикинулись бы мы рыбами, да не можем как хариус жить в ледяной водице… Забились вот под сосёнку, пытаемся переждать экстремум ливня под жидкими ветками, но все эти меры помогают не очень. Напротив, замечено, что чёрная туча зависла непосредственно над нами! Остановилась и целенаправленно поливает скучающие по влаге тела. За кромкой ущелья виднеются просветы голубого неба, но край тучи нисколечко не движется относительно этой кромки. Проклятье долины змей.4

– Вот как ты встречаешь старых друзей, Сергезю? Мы ж окоченели в дупель! Смертушки нашей хочешь?

Впрочем, кто сказал, что Сергезю нам душевная подруга? Это мы к ней в друзья набиваемся, а она всегда была сама по себе, как кошка. Своенравная, себе на уме река. И лично на меня ей есть за что обижаться. Оскорбил я её однажды, не по-доброму обругал… Причём, из-за собственной глупости и невежества! За то лишь, что петляя часами по распадкам, блуждая по расселинам, никак не мог её отыскать…

Больше десяти лет прошло, а она помнит. Буду извиняться. Виноват, без всяких там оправданий.

И в тот раз я перед тобою повинился, и сейчас прошу прощения. И ещё поклонюсь тебе, Сергезю, как свидимся снова! Я уверен, что свидимся…

Как поговорил я по душам с рекой-хозяйкой, как двинулись дальше – так и вышли из-под обстрела. Бесконечно льющая туча осталась на месте, как прикованная, и за нами не пошла. Вот такое колдовство. Рассказывайте потом, что это просто «облако за гору зацепилось…» Кому-нибудь другому, а не мне.

Интермедия из будущего окончена, вернёмся в год 1997-й.

Ватага утомлённых солнцем, дождём и рюкзаками малявинцев движется вниз по Кубе ныряющей между хребтами лесовозной одноколейкой. Нет ничего хуже, чем идти весь день по дороге. Это знает любой пеший турист. Профану такое утверждение может показаться шуткой. Но я, к сожалению, не шучу. Во-первых, это просто уныло. Многочасовое однообразие страшно утомляет и деморализует. Во-вторых, ноги от постоянных одинаковых движений начинают стираться. На горной тропе положение стопы всё время меняется, нагрузка распределяется между мышцами, и обувь не шоркает по одному и тому же участку кожи. На дороге всё это присутствует. Час за часом, методично. В итоге быстрее устаёшь. Потом теряешь терпение. Потом… убиваешься. Добры молодцы и красны девицы начинают канючить:

– А скоро будет мостик?..

– Где лагерь-то?..

– А далеко ещё?..

Дядя Витя, как всякий порядочный инструктор, на это отвечает:

– Да нет, не далеко. Вон за той горой!

Ответ вселяет оптимизм в изголодавшиеся по отдыху души. И все чешут дальше. К «той» горе. Но ни за ней, ни за ещё двумя горами и тремя поворотами лагеря нет. После нескольких попыток определить свою ближайшую участь вопросы прекращаются, и всем становится ясно, что идти будем до покоса. Точка. Мысли постепенно покидают голову, и остаются лишь механические шаги. Один, другой. Один, другой. И ещё тысячу раз так. И ещё две тысячи.