Читать книгу Долгий путь скомороха - Софья Орех - Страница 19

Закончив бриться и убрав бритвенный прибор в сундучок, Ратмир вышел из избы и направился в сторону боярского терема, где проживала боярыня Скобелева с двумя племянницами и кучей приживалок в виде незамужних престарелых тётушек.

– Я к боярыне Матрёне Петровне, – доложился он ратнику, охранявшему вход в терем.

– Сейчас узнаю, – равнодушно произнёс тот и исчез за окованной железом дверью с изображениями многолучевых звёзд.

– Боярыне нездоровится она и не хочет ни с кем разговаривать, – снова равнодушно произнёс ратник и перекрыл собою вход в ворота терема.

– Иди и скажи ей, что по велению боярина Светозара Алексеевича я здесь стою и не уйду, пока не поговорю с ней, – упрямо произнёс Ратмир.

Ратник, молча, повторно исчез за дверью. Появился он спустя несколько минут и широко распахнул её перед скоморохом.

– Давно бы так, – негромко произнёс Ратмир и шагнул в святая святых каждого боярского двора – терем. Навстречу из сумерек нижнего этажа терема к нему шагнула скромно одетая, в чёрном платке, безликая женщина за пятьдесят и приглашающим жестом позвала его следовать за собой. Ратмир кивнул и так же молча, последовал за ней.

Именно в теремах проходила тогда вся жизнь боярских женщин. Что до замужества, что – после. Только и было разнообразия, что свадьбы и рождение детей. Те, которым не удавалось выйти замуж, ночами выли в подушку от разрывавших мозг и тело законных желаний молодого здорового тела. А шедшие на греховную связь сбегали при первой же возможности из дому с любым, кто носил штаны и был хоть мало-мальски привлекателен собой, не глядя ни на родовитость, ни на чины.

Сбегали всеми правдами и неправдами, навлекая позор на весь боярский род. И потому при поимке с такими беспощадно расправлялись, и даже мест захоронения их не знал потом никто.

Ратмир знал об этом и потому шёл в терем, не оглядываясь по сторонам и глядя только в пол, так как знал, что за каждой шторкой и ширмочкой могла скрываться изголодавшаяся по мужскому вниманию очередная несчастная женская судьба. И ему никак не хотелось бы стать причиной ещё одного несчастья на этом подворье. Случившегося с Богданушкой с лихвой хватило боярской семье Скобелевых.

Сопровождавшая женщина знаком руки остановила его перед крепкой дубовой дверью с резными виноградными лозами и пышными розами. Она зашла в светлицу и тут же вышла, распахнув дверь перед Ратмиром. В нос ему ударил терпкий запах благовоний и ладана. Он ещё раз глянул на проводившую его женщину, ожидая какого-нибудь знака, но, не дождавшись, шагнул в светлицу.

Там на широкой лавке в тёмном платке, поверх которого был одет траурный головной убор, в синем бархатном кафтане с прорезными рукавами сидела бледная, осунувшаяся женщина сорока пяти лет с тусклыми запавшими глазами и, молча, смотрела на него.

Ратмир вспомнил, что видел её на погребении. Но там она в горе своём рыдала и стенала так, что мороз шёл по коже. И ведшие её под руки сыновья только и удерживали от того, чтобы кинуться ей самой в сырую землю.

Ратмир поклонился ей большим поклоном и начал:

– Я – простой скоморох, боярыня. Но бог помогает мне в дознавательском деле. Про это узнал твой супруг – боярин Светозар Алексеевич, и только поэтому я здесь. Я пообещал ему и боярину Саврасову помочь найти убийцу вашей дочери. Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

В ответ ему была тишина. Ратмир поднял глаза и увидел, что боярыня как сидела на лавке, так и продолжает сидеть, никак не реагируя на его слова. Он без спроса присел на лавку, обтянутую дорогой парчой, понимая, что разговор, скорее всего, будет долгим. И, руководствуясь правилом, что «в ногах правды нет», всегда старался присесть, если была возможность.

– Я понимаю твоё горе, боярыня, и поэтому хочу тебе немного рассказать том, что я уже успел узнать, – решил зайти с другого конца Ратмир. – Я уже докладывал Светозару Алексеевичу, что в народе ходят слухи о том, что ваши сыновья не любили свою сестру…

Боярыня издала странный клокочущий звук, но продолжила сидеть истуканом. Ратмир не сводя с неё глаз, добавил:

– И, если бы это была правда, то вполне можно было бы предположить, что именно им была выгодна её смерть. Всё равно, кем она была бы сотворена – их руками или руками наймита. Но проведёнными мною экспериментусами я доказал, что твои сыновья не убивали Богдану. Ни сами, ни руками наймита…

В этот момент за дверью послышался шум и чьи-то громкие шаги, и на пороге появился боярин Скобелев. Он, тяжело дыша, внимательно посмотрел на присутствовавших.

– Ч-что…ч-чт-то ты сейчас сказал, скоморох?! – вдруг слабым голосом воскликнула боярыня и протянула в его сторону руки.

– Что ты ей сказал, скоморох?! – резко повторил боярин Скобелев, глядя в упор на Ратмира.

– Я только успел сказать, что смог доказать, что ваши сыновья не убивали свою сестру.

– Слава Богу, слава Богу! – воскликнула боярыня и, упав на колени, подползла на коленях к боярину Скобелеву и припала головой к его руке. – Прости меня, сокол мой ясный! Прости меня, дуру бестолковую!

– Что с тобою, Матрёнушка?! – подхватил её под руки боярин Скобелев и посадил на лавку. – За что прощения просишь?

– Грешна я, Светозар Алексеевич! Страшно грешна. Я ведь все эти дни думала, что это Матвейка и Тимошка убили Богданушку, – рыдая, призналась она.

– Ты что – сдурела баба?! Как тебе такое в голову могло прийти?! – оттолкнул её от себя боярин Скобелев. – Это же наши сыновья!

– Подожди, боярин, – поднял руку Ратмир. – Так ты ей ничего не сказал после того как я сделал в тот раз экспериментус с твоими сыновьями?

– А почему я должен был говорить ей об этом?! – неприязненно посмотрел на него боярин. – Я и так знал, что они безвинны в этом деле.

– А вот боярыня, как видишь, по-другому мыслила, – покачал головой Ратмир и добавил: – Дозволь задать вопрос Матрёне Петровне, боярин?

– Ну … – рявкнул недовольный боярин Скобелев.

– Боярыня Матрёна Петровна, а почему ты решила, что именно ваши сыновья убили боярышню? Видела или слышала что-то?

– Было, скоморох, было… – с горечью в голосе согласно кивнула она. – В начале весны случайно я сама услышала, как они между собой разговаривали о том, как было бы хорошо поделить наследство твое, Светозар Алексеевич, если бы не было Богданушки. И Тимофей тогда сказал, что может она ещё и не доживёт до дня своей свадьбы… А потом, когда убили Богданушку, я окаменела душой и сердцем, думая, что это мои сыновья погубили свою сестру…

– Врёшь, старая! Из ума выжила, дура! – замахнулся на неё посохом боярин Скобелев.

– Пусть я – дура и старая! Но главное, что снял ты с сердца моего, скоморох, смертный груз. Знать, что твои сыновья не убийцы – что может быть важнее! – боярыня обхватила лицо руками, глубоко вздохнула и стала медленно подниматься с лавки. – Теперь можешь спрашивать меня, скоморох. Если мои сыновья невиновны, то я сделаю всё, чтобы ты смог найти настоящего убийцу моей дочери.

Она убрала руки с лица, вновь села на лавку, и Ратмир увидел, как посветлели её выразительные печальные глаза.

Боярин Скобелев присел рядом и, взяв супругу за руку, посмотрел на Ратмира:

– Спрашивай, скоморох. Я не помешаю.

– Извини, боярин, но я сразу тебе поставил условие, что в некоторых случаях мне придётся разговаривать один на один. Вот и сейчас я хотел бы, чтобы наш разговор с боярыней не слышал никто, – вздохнул Ратмир и вопросительно посмотрел на боярина.

Тот залился багровой краской, открыл, было, рот, но, встретив умоляющий взгляд жены, со злостью стукнул кулаком по столу и, молча, вышел из горницы.

– Вот такой он, Светозар Алексеевич, горяч и вспыльчив, – извиняюще произнесла боярыня. – Не обижайся на него, скоморох. Богданушку он любил больше сыновей своих – это правда. И после смерти её теперь ходит сам не свой…

– Расскажи мне, боярыня, какой была ваша дочь? Чем любила заниматься, с кем дружбу водила, делилась ли с тобой своими девичьими тайнами? – Ратмир внимательно посмотрел на боярыню.

– Зачем тебе про это знать, скоморох? Богданушку уже не вернуть, и пусть все её девичьи тайны останутся со мной, – с грустью в голосе ответила боярыня.

– Ты, боярыня Матрёна Петровна, неправильно поняла меня, – сухо произнёс Ратмир. – Мне рассказы о твоей дочери нужны не переживаний ради. А нужно всё это только для того, чтобы быстрее найти убийцу. Знания о привычках, характере и поступках людей иногда очень даже помогают понять, где надо искать вероятного убийцу. Расскажи, что делала Богдана за день до своей смерти.

Боярыня, растерявшись от такого тона, с усилием потерла рукой лоб и, прищурив глаза, стала вспоминать:

– В тот день были именины Светозара Алексеевича, и много народу прибыло, чтобы поздравить его.

– Они все были приглашены или кто-то приехал незваный?

– Нет, только приглашённые. Светозар Алексеевич не любит, когда посторонние на подворье. Вот и вас, скоморохов, он не хотел поначалу. Да только Лука Дементьич его уговорил. Сказал, что можно гостей потешить.

– Выходила ли Богдана к гостям? Может быть, вместе с тобой, боярыня? – продолжал расспрашивать Ратмир.

– Я только выходила по просьбе боярина – поцелуйным обрядом чествовать его товарищей. Богданушка в тереме сидела. Рукоделием занималась, – прослезилась боярыня.

– Спрошу сейчас вещь нескромную, боярыня. Потому и не хотел, чтобы супруг твой этот разговор слышал, – вздохнул Ратмир и постучал пальцами по столу. – Говорила ли тебе Богданушка, что есть у неё юноша какой-нибудь на примете. Только скажи мне правду, боярыня, и я обещаю тебе, что боярин не узнает о нашем разговоре никогда, – убедительно произнёс он, глядя ей прямо в глаза.

Боярыня замерла от неожиданности. Открыла, было, рот, потом опять закрыла. Потом покачала головой и шёпотом произнесла:

– И соврала бы тебе, не раздумывая, скоморох, если бы Богданушка была жива. Но, зная, что ты можешь помочь отыскать обидчика нашего кровного, я открою тебе одну тайну. Года два назад выезжали мы на Рождество к моей родной сестре – боярыне Левашовой. Живёт она с семьёй в Новгороде. Путь туда неблизкий. Но с Божьей помощью добрались мы туда хорошо и прожили там почти целый год. А Светозар Алексеевич частенько приезжал навещать нас.

– Там ведь тоже в тереме вам пришлось всем быть? – уточнил Ратмир.

– Так сестра моя уже пятый год как вдова. Всё хозяйство теперь на ней. Дочек своих она, конечно, в терему держит, но не в такой строгости, как мы здесь живём, – боярыня поправила платок на голове. – Вот там и встретился нам сынок местного писаря Андрейка. Шебутной, шустрый, востроглазый паренёк. Он всё сына моей сестры Дмитрия обучал, как силки на птиц да на зайцев в поле ставить. Колесо крутил забавно, на руках ходил. Вот как наподобие вашего мальчишки-скомороха, – с чувством произнесла она и тут же спохватилась. – Это я случайно из окна увидела вашего мальчишку, когда вы на именинах Светозара Алексеевича представление на дворе показывали.

– Нет ничего стыдного в наших представлениях. И при дворе Великого государя скоморохи потешки показывают на радость людям, – усмехнулся Ратмир, не сводя с неё глаз. – Продолжи свой рассказ, боярыня.

– Только не говори боярину моему, скоморох. По секрету тебе скажу, что не держали мы там такой строгости. И дети наши гуляли и играли вместе – и боярские, и дворовые. И ничего зазорного в том не было, потому что игры эти детские были, – возбуждённо произнесла боярыня. – Попробуй-ка посиди в тереме весь век! Поневоле взвоешь от тоски и отчаянья…

– Это правда, боярыня. Прожить всю жизнь в терему, это как в клетке прожить, – согласно кивнул Ратмир.

– А как зовут тебя, скоморох? А то неловко как-то получается с тобой беседовать, не зная имени, – неожиданно спросила боярыня.

– Ратмир я, боярыня, – просто ответил скоморох. – Ты не обращай на меня внимания, а продолжи рассказ свой про зазнобу Богданы. Сильно ли он полюбился ей? Присылали ли они сватов?

– Какие сваты, скоморох?! – удивилась боярыня. – Он же сын писаря! Просто запал Андрейка этот ей тогда на душу. Грозилась даже сбежать к нему…

– Когда она грозилась сбежать?

– Да в тот же год и грозилась в шутку. А потом уже и успокоилась.

– А в этом году часто она о нём вспоминала?

– Да почти и ни разу…хотя нет – пару раз упоминала его имя…

– А вот теперь, боярыня, прямо слово в слово надо вспомнить, что именно она сказала и как она говорила: грустно, весело, ласково…

– Помню, она мне сказала пару месяцев назад, что счастливы те девицы, которые сами могут выбирать себе суженых. Я тогда, смеясь, спросила у неё – а кого бы она выбрала. И тогда Богданушка засмущалась и, покраснев как маков цвет, прошептала имя Андрейки, – слабо улыбнулась боярыня и, уткнувшись лицом в расшитый платочек, тихонько заскулила.

Ратмир, сжав губы, покачал головой и спросил:

– Андрейка этот не мог так с ней поступить?

– Да бог с тобой, скоморох! Он же тоже ещё совсем дитё. Да и как бы он с Новгорода сюда добрался бы?!

– А как ты сама думаешь, боярыня, кто бы мог такое сотворить? Кто из ваших гостей имеет к боярину твоему ненависть лютую? Ведь так поступить с боярышней мог только либо безумец, которому вы отказали, либо тот, кто очень хотел отомстить тебе или боярину за что-то. Вспоминай, боярыня, вспоминай. Сама говоришь, что чужих людей у вас на дворе не было.

Ратмир встал с лавки и, подойдя к увешанному белой кисеёй окну, отодвинул её в сторону и постучал ногтём указательного пальца по слюдяному листу. Потом аккуратно приоткрыл деревянную оконную рамку и посмотрел на открывшийся вид. Перед ним как на ладони лежала большая широкая площадь, на которой только позавчера он со своими товарищами давали представление. Тогда на улице уже было темно, площадь освещали факелами, и шумная толпа взрослых и детей радостно, со смехом и свистом встречали каждый их номер.

– Здесь стояла Богданушка, когда мы на площади потешки показывали? Или у вас все окна можно так отворить? – неожиданно спросил Ратмир, не поворачиваясь от окна. – Не бойся, боярыня, говорить, просто мы все видели ваши фигуры в окнах за кисеёй. То и понятно, что каждому интересно посмотреть представление скоморохов.

– Да, Богданушка стояла именно там и каждый раз как малое дитя хлопала в ладоши, когда была какая-нибудь смешная картинка, – подошла к нему за спиной боярыня и показала на соседнее окно: – А там я стояла.

– Кто ещё был в светлице в это время?

– Мои племянницы – Глафира и Степанида. В этот раз они приехали к нам погостить, но с моим Светозаром Алексеевичем не забалуешь. Поэтому и они сидели с нами всё это время в тереме.

– Ещё кто-то был?

– Нянюшка Богданушки – Марфа Васильевна. Да она уже старая – толком ничего не видит. Вот и сидела там, на лавочке в уголке. Нас всё ругала, что мы на эти, как она говорила, бесовские потехи смотрим. Страшным судом грозилась… Надо было послушаться её… Глядишь, Богданушка была бы жива сейчас…

– А как бы мне прямо сегодня переговорить с этой нянюшкой? Она, получается, была последней, с кем разговаривала твоя дочь в тереме в тот вечер, – Ратмир выжидательно посмотрел на боярыню Скобелеву.

– Так нет её сейчас на подворье, – покачала головой боярыня. – Как только прознала, что Богданушку убили, так с ней родимчик и приключился. Сын её приезжал и увёз к себе в деревню. Батюшка сказал, что вряд ли она такой удар перенесёт. В беспамятстве, говорит, лежит.

– Это плохо, – с досадой покачал головой Ратмир. Он прикрыл окно и отошёл от него. Мельком глянул на боярыню и тут же отвернулся:

– Мне сказали, что ещё и старые тётушки живут тут с вами…

– Живут, живут… Только они не тётушки мне. Это старшие сёстры боярина Светозара Алексеевича. В жёны их никто не взял, вот они живут в тереме всю жизнь старыми девами. Думал Светозар Алексеевич их в монастырь отправить, да они так не хотели, так не хотели… Вот и я его упросила их оставить, всё-таки не чужие люди.

– А не чувствовала ты, боярыня, что завидуют они счастью твоему бабскому? – спросил Ратмир.

– Как же не чувствовать? Конечно, чувствовала. Да и они не скрывали, – вздохнула боярыня. – Частенько говорили, какая я счастливая, что и детишек нарожала, и что счастье женское познала.

– А почему никто их замуж не взял?

– Свёкор мой, Никита Фролович, часто в ярость впадал, и страшен был очень, когда это происходило. Мог с топором по двору бегать за тем, кто не по нраву ему придётся. Жену свою, мать Светозара Алексеевича, до смертной тоски довёл – удавилась она в одночасье, когда он её в очередной раз кнутом отстегал. Светозар Алексеевич тогда ещё только юношей был, не посмел на отца-то кинуться – мать защитить… Только есть Бог на свете. Отлились моему свёкру слёзки всех им обиженных, – с каким-то удовлетворением произнесла боярыня.

– Это каким же образом?

– А кабан его порвал, когда он на охоту поехал. Жаль только, что свекровь моя поторопилась, не дождалась этого момента. Очень уж хорошая, добрая она была, – боярыня смахнула платочком слезу.

– Похоже, что боярину Светозару Алексеевичу его суровый нрав от отца достался? – полуутвердительно спросил Ратмир.

– Да, есть немного, – покачала головой боярыня.

– Как же вы не побоялись скоморошьи потешки смотреть, если знаете, что Светозар Алексеевич мог и вас кнутом отстегать?

– Нет, этого в нём нет! – воскликнула боярыня. – Ни меня, ни детей Светозар Алексеевич за всю жизнь ни разу не обидел, ни кулаком, ни кнутом. Только сказал как-то после нашего венчания, что после смерти горячо любимой матушки сам себе зарок дал – что ни жену, ни детей никогда даже пальцем не тронуть.

– А холопа на дыбу и повесить потом на заборе или плетьми до смерти засечь – это он может, – констатировал Ратмир.

В ответ ему было молчание.

– Понятно, – вздохнул он. – Вспоминай теперь, боярыня, когда ты заметила, что Богданушки нет в светлице. Может она сказала тебе что-то, прежде чем уйти отсюда?

– Так она с нянюшкой своей пошла к себе в опочивальню, ко сну готовиться. Время-то уже позднее было.

– И более ты её уже не видела?

– Ох, – тяжело вздохнула боярыня. – Горюшко моё горькое. Не видала я больше свою доченьку живой… Только наутро, когда тётка Прасковья прибежала со страшным известием, так мои ноженьки и подкосились, и больше я ничего не помнила… И как же она могла оказаться-то на том проклятом поле?! Как же охранники-то на воротах не уследили?!

– А могла она, не сказав никому, сама убежать за забор? Ты же, боярыня, знала, что она бегала на конюшню жеребят лечить, – произнёс Ратмир и проследил, как странная гримаса промелькнула на лице боярыни.

– И это ты уже знаешь, скоморох, – вздохнула боярыня. – Да, бегала она туда. Уж больно ей жеребят было жалко. От отца-то, конечно, всё скрывали. Богданушку все любили. Никому она даже слова плохого не сказала…

– И на конюшне есть молодой конюх, юноша ещё совсем, – негромко произнёс Ратмир, следя за реакцией боярыни.

Она нахмурилась, хотела что-то возразить. Но потом глянула на Ратмира и развела руками:

– Ну, раз и это тебе известно, то … Да, бегала она на конюшню. А только умишко-то у неё ещё совсем детский был. Я и приказывала ей, и дверь её комнатки запирала, и отцу грозилась рассказать. Только рвалась она к нему очень сильно. «Люблю», – говорит, и всё! А он же – холоп! Светозар Алексеевич как узнал бы, так и живо с неё шкуру спустил бы!.. Вот этого я больше всего боялась. А так – покрывала её, конечно. Ну, не убивать же мне её было! Дочь ведь она мне родная. Не знаю, было ли что там промеж них…

– Не было между ними ничего. Боялся он гнева боярского, и потому, кроме поцелуйчиков, ничего у них и не было, – задумчиво произнёс Ратмир, рассеянно глядя куда-то вдаль. – Значит, и того она любила, и этого… Нда-а, задачка однако…

Ратмир неожиданно замолчал и с усилием потёр правым указательным пальцем переносицу.

– Что, скоморох? – обеспокоенно переспросила боярыня.

– Да нет, ничего, – покачал головой Ратмир и, поспешно попрощавшись с боярыней, вышел из терема во двор и направился в сторону большой, богато обустроенной избы в дальнем конце подворья. Там жил смотритель боярина Скобелева – тиун Устин. Поднявшись на невысокое крыльцо, Ратмир с силой постучал в деревянную дверь. Дверь открыла невысокая, полная женщина около шестидесяти в платке, с женским головным убором на голове и, подслеповато щуря на него глаза, спросила:

– Кого тебе, сынок?

– К тиуну Устину, у меня разговор с разрешения боярина Светозара Алексеевича.

– Ну, погоди, милок. Сейчас спрошу у него самого. Как тебя величать-то?

– Ратмир я, скоморох.

– Ага, ага… погоди здесь, милок, – и женщина, притворив дверь, зашлёпала куда-то вглубь избы.

Через некоторое время опять послышались шаги, и на пороге показался сам взволнованный тиун Устин:

– Случилось чего, Ратмир?

– Пока ничего нового, тиун. Разговор у меня к тебе, – Ратмир серьёзно посмотрел в глаза старику.

– Ну, стало быть, и до меня очередь дошла, – как-то растерялся старик и распахнул дверь: – Заходи, коли пришёл.

Ратмир шагнул в небольшие, чисто убранные сени, и далее Устин повёл его в свои палаты.

– Грешным делом подумал – уж не свататься ли ты пришёл? – пытливо посмотрел старик Устин в глаза Ратмиру.

– Кхм … – только и произнёс смутившийся Ратмир. – Нет, тиун, не свататься я к тебе пришёл.

– Вот ведь как! – вздохнул как-то устало тиун. – А то ведь уже все вокруг только про то и шепчутся, что ты, Ратмир, с моей Лушкой все ночи напролёт в боярской баньке время проводишь.

– Это правда, Устин, провожу. По взаимному согласию. Но жених из меня, сам видишь, никакой. Да и мне нет никакого резону из вольных людей в холопы записываться. Сам же знаешь, что по закону вольный человек, женившийся на холопке, сразу сам становиться холопом, – прямо посмотрел ему в глаза Ратмир.

– А ты всё же женись, да будешь у боярина на поручениях пока. Я-то уже старый, ноги меня теперь едва носят. А я тебя научу всему да попрошу боярина сделать тебя потом тиуном вместо меня. Вижу же, что человек ты грамотный и сообразительный. Да и Лушка по тебе сохнет, – тиун Устин с надеждой посмотрел на Ратмира и добавил: – Я за ней хорошее приданое дам. Будешь жить лучше любого вольного.

– Нет, Устин, не могу. Скоморошество – судьба моя, и без этого я просто как птица в клетке от тоски помру. Да и Лукерье я сразу сказал, что есть у меня зазноба в дальнем краю. Только… – Ратмир замолчал и нахмурился.

– Что – только?

– Да, ничего… Я к тебе, Устин, по другому делу. Можно ли говорить здесь? Не нужно, чтобы наш разговор лишние уши слышали, – Ратмир присел на лавку, крытую бархатным полотном.

– Я сейчас, – прокряхтел расстроенный тиун и, выйдя за дверь, с кем-то пошептался. Вернувшись, он плотно прикрыл дверь и, сев напротив Ратмира, внимательно посмотрел на него слезящимися глазами. – Слушаю тебя, Ратмир.

– Кто у твоего боярина самый главный и злейший враг? Это может быть кто угодно – боярин, холоп, крестьянин. Кому нужно было так его наказать?

– Врать не буду тебе, Ратмир. Врагов и обиженных на него достаточно, – вздохнул старик Устин.

– Бывало и такое, – согласился старик. – Весь в батюшку Светозар Алексеевич. Тот тоже мог ни за что человека обидеть, крепким словом приложить, а то и плетью отхлестать до полусмерти.

– Получается, что через смерть боярышни мстить ему могли разные люди, – задумчиво произнёс Ратмир и вздохнул. – Плохо дело. Это всё равно, что иголку в стогу сена искать.

– Так у него только на тебя надежда. А иначе он и не стал бы с тобой разговаривать. Вмиг вышиб бы со двора. Бояре, что тебя знают, и те не смогли бы тебя защитить, – покачал головой тиун Устин.

В этот момент раздался тихий стук в дверь. Ратмир вопросительно посмотрел на тиуна. Тот недоумённо поднял брови и, быстро отворив дверь, прошептал:

– Чего тебе, Арсений?

– Боярин только вернулся со службы. Злой как чёрт. Требует к себе немедленно скомороха этого, Ратмира. Он же у тебя сейчас. Гони его быстрее к боярину, иначе быть беде. Яростен уж очень Светозар Алексеевич, – торопливо прошептал возбуждённый Арсений.

Тиун Устин обернулся и обескуражено посмотрел на Ратмира:

– Всё слышал, Ратмир? Беги к Светозару Алексеевичу. Видать, плохие вести с города он привёз, раз приехал оттуда в таком настроении.

– Тогда мы с тобой, тиун, потом договорим, – кивнул Ратмир и поспешил из горницы.

Он торопливо направился к терему боярина Скобелева, и ратник, стоявший на охране, молча, распахнул перед ним тяжёлую дверь.

Боярин Скобелев сидел на своём привычном месте у окна, выходящего во двор, положив локти на стол и спрятав лицо в ладони. Услышав шаги, он поднял голову и испытующе посмотрел на вошедшего Ратмира.

– Нет у меня времени сейчас допытываться, что ты, всё-таки, за человек, скоморох Ратмир, – озабоченно произнёс он, продолжая недоверчиво смотреть на Ратмира. – Боярин Лука Дементьевич требует, чтобы ты немедленно прибыл к нему. Говорит, что есть у него к тебе срочный разговор. Сказал, что ты свой человек и сразу всё поймёшь, если узнаешь, что сейчас происходит в городе, – боярин Скобелев нетерпеливо постучал костяшками пальцев по столу и, как-то странно посмотрев на Ратмира, добавил: – Чудны дела твои, Господи… Разговариваю со скоморохом как с равным… Что же ты такого знаешь, Ратмир, что самому боярину Саврасову вдруг понадобился?

– А что происходит сейчас в городе? – тихо спросил Ратмир, присев на лавку и с тревогой посмотрел в глаза боярину Скобелеву.

– Страшные дела творятся… Даже не знаю, могу ли с тобой разговаривать про это…

– Ты, боярин, либо говори, либо я прямо отсюда на коня и в город помчусь к Луке Дементьевичу, – встал с лавки Ратмир и направился к выходу.

– Великий государь сейчас на Троицкой площади казнить будет..

– Кого ?! – резко обернулся Ратмир.

– Дьяка Посольского приказа Висковатого и ещё некоторых людей из этого приказа, – глухо проговорил боярин Скобелев и добавил: – Опять опричникам кругом в боярах изменники видятся. Видать, скоро и до нас очередь дойдёт.

– Висковатого? – одними губами прошептал побледневший Ратмир и опрометью кинулся из горницы.

Озадаченный боярин Скобелев, молча, проследил взглядом из открытого окна за тем, как Ратмир добежал до конюшни, крича на бегу охраннику у ворот: «Живо отворяй!». Через несколько минут верхом на лошади, держа в руках какую-то котомку, он уже скакал с подворья в сторону города.

– Куда это скоморох так помчался? – неожиданно за его спиной раздался встревоженный голос боярыни Матрёны Петровны.

– Недобрые вести привёз я из города, Матрёнушка. Великий государь вновь в буйство впал, и опять ему везде боярские заговоры мерещатся. Сегодня вон и до Посольского приказа добрался. Опять казнить будет. Только не как обычно – у себя в Олександровой слободе, а на Троицкой площади – всем для примера… – сдавленным голосом произнёс боярин Скобелев. – И не знаю я, как мне быть. Вроде, и не числюсь во врагах его. А только опричники с Саввой Печёрским во главе любого под монастырь подвести могут… И страшно мне сейчас, Матрёнушка, как никогда страшно не было… За тебя, за себя, за сыновей наших…

– Господи, помилуй нас! – глядя на иконы в красном углу, истово закрестилась боярыня. – Помилуй нас грешных, Господи! Что же делать-то, Светозар Алексеевич? И при чём здесь скоморох этот?

– Я и сам не пойму, но уважает его боярин Лука Дементьевич крепко. Этот же Ратмир и ему помог в трудном деле. От ссылки, говорит, точно спас, если не от самой смерти…

– Говорил скоморох, что и убийцу Богданушки нашей тоже постарается найти.

– Бог ему в помощь, – вздохнул боярин Скобелев. – Лука Дементьевич сказал, чтобы я домой ехал и старался пока на глаза Великого государя не попадаться. Да и опричников избегать… Надо двоих ратников на самых быстрых конях к дальней развилке отправить, чтобы заранее могли бы приметить, если кто чужой в нашу сторону направляться станет.