Читать книгу Общество забытых поэтов. Роман в драме - Сурен Галстян - Страница 27

Долина Братских Земель. Входит Якопо.

Якопо

Где ты, брат? Извини, давно

Я не был здесь: найти не могу,

Хотя, может, оттого, что пьян и темно.

Вот и ты, душа моя.

(Подходит к надгробному камню)

Привет. (Садится перед ним)

Интересно, да?! Пока со злостью

И гневом шёл к тебе пожаловаться,

Вечерняя прохлада и прекрасные чащи

Вдалеке настрой мой уж изменили.

И прав наш Виля, конечно, прав;

А я осёл: всё гордыня, брат, всё эгоизм.

Вот видишь: даже сейчас,

Спустя сто лет пришёл к тебе

И снова про своё; даже не спрошу,

Как у тебя, брат мой, дела – эгоизм!

Ну, может, не сто лет, но согласись:

Пару недель тоже немало.

(Появляется дух Бенедикта,

Которого Якопо не видит

И не слышит)

Что случилось? Ничего нового.

Всё то же: меня поругал Виля наш,

И поделом. Я взял твоё любимое шампанское.

Хочешь? Ну ладно, на самом деле

Случайно его выхватил.

(Льёт слегка на траву перед камнем)

Тебе много не надо: я помню,

Что ты тогда начал меньше пить.

Постоянно говорил: «Якопо,

Хватит наливать, ну куда мне столько?!»

(Слегка посмеялся)

Не знаю, право, почему ты так вдруг

Тогда решил. Как интересно, да?!

Ты вот о здоровье думал, а в итоге…

Знаешь, ты сейчас лучше всех нас.

Наши жизни суетливы; хорошо,

Что мы хотя бы не в городе живём,

Где нет жизни – лишь работа,

Но суеты и здесь ведь много;

Хоть счастлив вроде я,

Насколько может быть человек…

Без любящей и любимой женщины.

Ты же лучше всех, мой друг:

Там, где ты, нету суеты.

Всегда мне казалось странным,

Почему так далеко ты лежишь от нас,

Хотя думаю, ты тоже здесь

Размышляешь много обо всём.

И вот, что я понял: хоть

Любим был ты больше всех

И сердцем всякого добрей,

Но Жизни Смерть противна;

Она о Смерти вспоминать не любит,

Боится осознать свой неизбежный

Путь лишь к ней. Так и мы, нет:

Так и я, упиваясь жизнью, памятник

Твой смиренный редко посещаю

И вздох я редко посвящаю пеплу твоему.

Когда пытаюсь осознать,

Что нет тебя уже во плоти,

Что год прошёл – я не изменился,

Но ты… ты под землёй

Стал совсем теперь иной;

Тогда начну я вспоминать

И переделывать крылатые песни.

Начну корить тебя, что

Ты, юноша прекрасный,

Кощунственно растратил

Божий дар красоты, не передав

Его сыну своему.

Ужели не было той девы,

Что создала бы малыша,

Который в будущем возьмёт

И твой ум, и взор, и стан,

И черты твои иные?

За то я тебя корю,

Как корил друга своего

Великий поэт.

Но тебе… что тебе с того?

Уж не изменить былое.

Представь, как было бы хорошо,

Если б я сюда с сыном твоим ходил,

Говоря: «Смотри, малыш,

Отец здесь твой. Да, не написал

Он так много, чтобы славу обрести,

Но слава его есть в Божьем чертоге,

Ещё среди его братьев по духу,

И в тебе, малыш, слава его.

Будешь славою отца гордиться?».

И скажет он: «Да, дядя, буду!»

(Со слезами на глазах, напрягаясь,

Чтобы голос не дрожал)

Но нет, не бывать тому.

Вот я сейчас тебя корю,

Но ещё одно я понял:

Весь укор мой не к тебе,

Мой брат, направлен —

Это твой укор ко мне; к тому,

Кто ещё может что-то сделать.

Теперь любовь начну я уважать

И, может быть, (как знать?)

По сердцу я найду подругу,

Которой я скажу: «То в Вышнем

Суждено совете: ты – души моей супруга!».

Но обещаю ещё я кое-что. Выплакав

Все глаза, страдал я очень долго

И теперь страдаю; понял,

Что ещё одного брата

Потерять буду я не в силах;

Потому вот что обещаю:

(Шёпотом, нагнувшись ближе)

После тебя, мой милый, очередь моя;

Никого вперёд не пропущу,

Место почётное рядом со светлою

Душой первый я займу.

(Целует надгробный камень, громко)

Мой брат, теперь я начертал

Тебе надгробный мадригал.

(Уходит)