Читать книгу Милостью Божьей - Светлана Гершанова - Страница 28

Звёздной болезнью я переболела, как корью, в детстве. Не выдержала испытания медными трубами.

Наверно, считала себя самой умной и начитанной. Стыдно вспоминать, других мнений для меня не существовало. Как только выносили меня подруги!

Писала без ошибок, поэтому у меня часто спрашивали, как пишется то, или иное слово. Я отвечала, даже когда не была уверена. Как это Главный редактор не может ответить! Один раз ошиблась, проверила по словарю и чуть не сгорела со стыда.

А в девятом классе вдруг все стали писать стихи. С парты на парту летали записки в стихах. И всем хотелось славы, хотелось видеть свои стихи в школьной газете! Надо сказать, своих стихов я не печатала, не злоупотребляла служебным положением.

Но тут написала басню на эту злободневную тему. И напечатала.

Свежий номер стал на своё место под стекло на переменке, а я вошла в класс. Там царило звенящее молчание, класс объявил мне бойкот. Он длился невыносимо долго.

Наверно, это была наивысшая точка маятника. Он замер и качнулся в другую сторону.

Конечно, самообразование было всю жизнь. Но ещё было и самовоспитание. И тоже книгами, больше просто негде было черпать.

Началось с «Клима Самгина» – никто, никто не мог дочитать книгу до конца. Положение обязывало, и я дочитала. И вдруг начала мучиться, что мы с ним похожи! Я такая же слабая, безвольная – в общем, всё самое отрицательное в нём примерила на себя. Оказалось впору.

Маятник качнулся в другую сторону, и опять до предела, до высшей противоположной точки. Я судила себя самым строгим судом, не действия даже, – помыслы, побуждения.

И это осталось на всю жизнь. Какие-то свои поступки я себе так и не простила, – что называется, суд без права на помилование. Жизнь от этого становилась всё сложнее.

Есть выражение – круг общения. У меня нет, и не было круга общения, как такового, были концентрические круги. Дальнему – прощала всё или почти всё. Меньше всего – себе и ближнему кругу. Правда, с возрастом стала мягче.

Как удерживаются самые близкие друзья! Наверно, мы просто одной крови.

А может, маятник постепенно возвращается к какому-то естественному равновесию?

Тогда он стоял в самой крайней точке. Кто я? Что значу в жизни, что могу, что смогу, когда стану взрослой?

Я пишу стихи – ну и что, кому они нужны, когда есть Пушкин, Лермонтов, Тютчев… О Цветаевой, Ахматовой, Мандельштаме, даже Есенине мы и слыхом не слышали!

Пушкина я знала наизусть, и стихи, и поэмы, и целые страницы «Евгения Онегина». Странно, это служило не предметом подражания, а камертоном вкуса.

Мучилась – что я могу добавить к нашей великой литературе, что могу сказать людям нового? В искусстве, в литературе тем более, как говорил когда-то Пётр Первый – неважно, что по другому поводу – каждый баран должен висеть за собственную ногу. За меня здесь никто ничего не сделает и не скажет.