Читать книгу Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы - Светлана Гребенникова - Страница 5

Она вышла, плотно притворив дверь. Я развернула листок. С каждым прочитанным словом внутри распускались нежные цветы. Егор писал о том, как он ко мне привязан… Там не было слов любви, выражения восхищения и прочей чуши, которую часто говорил Федор. Там были другие слова, показывающие искреннюю обеспокоенность моим состоянием. Егор просил о новой встрече. Прочтя письмо, я еще раз убедилась, что он в меня влюблен. Я пока не знала, как реагировать на это послание, поэтому положила письмо под подушку, накрылась с головой и очень быстро заснула.

Мне приснился сон, который до глубины души потряс меня…

…Я иду с Егором, под нами дорога-радуга, и каждый шаг доставляет мне радость, целую гамму ярких чувств и эмоций. Я радуюсь тому, что мы идем вместе. Егор неотрывно смотрит на меня, взгляд его кроток и застенчив. Он словно боится дышать, чтобы ненароком не спугнуть нечаянную удачу. Я что-то тихо рассказываю, а он ловит каждый мой взгляд, каждое слово, лишь иногда что-то отвечает.

Внезапно предо нами вырастает чей-то силуэт, я по инерции делаю шаг и со всего маху сталкиваюсь с ним. Отойдя на два шага назад, пытаюсь рассмотреть, кто встал на моем пути. У него нет лица, нет глаз: я вижу только тень, отброшенную на землю, и чутьем понимаю, что это Федор. Я снова предпринимаю попытку пройти, но у меня ничего не получается: я застреваю, тень становится вязкой. От сознания, что я не могу двигаться дальше, ледяной ужас охватывает душу и сковывает тело.

Я пытаюсь понять, где же Егор, и вижу, что он продолжает идти по радуге и всё говорит что-то, не понимая, что меня уже нет рядом. Он не видит и того, что дорога-радуга заканчивается, а дальше простирается пропасть. Я кричу ему, чтобы он остановился, что дальше дороги нет, прошу вернуться назад, ко мне. «Егор! Егор», – он оборачивается со взглядом, наполненным любовью, делает последний шаг, улыбается и падает…

Я проснулась в холодном поту. Трудно было дышать. Ощущение неотвратимой беды не покидало меня. Я сидела в кровати и никак не могла успокоиться. Глубокая ночь, вокруг очень тихо, и слышно только, как отчаянно колотится мое сердце.

Спать больше не хотелось. Я встала, накинула халат и пошла попить воды и немного успокоить разбушевавшиеся эмоции. Спускаясь вниз, я увидела в кухне свет и беспокойные тени, которые сновали туда-сюда. Узнав кухарку, которая заваривала травы, я сразу подумала про папу… сердце сжалось.

– Что ты делаешь, Аксинья? Почему не спишь?

– Да вот, барышня, Дмитрию Валерьяновичу неожиданно плохо стало, снадобье ему готовлю.

– Заканчивай поскорее, я сама отнесу.

Кухарка торопливо кивнула и минуты через две вручила мне поднос со словами:

– Иди, деточка, скорее, он ждет.

Я шла в покои отца, аккуратно держа поднос, но от волнения руки подрагивали, и ложка позвякивала о край стакана. Толкнув дверь ногой, я вошла. Отец лежал в кровати с закрытыми глазами, грудь его вздымалась. Папа издал протяжный стон, и голова его заметалась по подушке. Словно в бреду, он всё время повторял мое имя, тянул руки. Поставив поднос, я кинулась к отцу и тронула его за плечо.

– Папа, папа, я здесь. Я пришла, лекарство тебе принесла.

Он сел в кровати, взгляд его был безумен… он прошептал пересохшими губами.

– Ты ли это, Наташа, или мне до сих пор снится кошмар?

– Ну что ты, папа, так разволновался, конечно, это я. Я к тебе пришла, что случилось? Что-то приснилось, или ты плохо себя почувствовал?

Отец вздохнул и потряс головой, проверяя, не спит ли он.

– Наташа, мне приснился ужасный сон, я проснулся, позвал слугу, но только закрыл глаза – и вновь оказался во власти кошмара…

– Что же повергло тебя в такое смятение?

Я замерла и начала вслушиваться в его слова. Он взял меня за плечи и нежно прижал к себе:

– Мне приснилась ты, Наташа, и тот, кого более нет в твоей жизни. Вот в этой самой комнате он угрожал тебе. Это не человек, а коршун, демон, дьявол… Глаза его были налиты кровью, он пытался тебя убить. А ты всё никак не могла от него убежать, металась и не находила выхода, потому что не было двери. Вернее, вместо настоящей оказалась нарисованная, и ты никак не могла ее открыть. Я очень боялся за тебя, смотрел оттуда, – он указал на окно, – из-за стекла, и пребывал в ужасе от того, что, видя твои метания, я не в силах помочь. Я стучал… но ты меня не слышала. Я звал… но ты не отвечала… и ты боялась его, хотела убежать, но все попытки были тщетны. Ты никак, никак не могла найти выход, Наташа…

Отец, еще раз пережив свои ночные видения, закашлялся, ему опять стало худо. Откинувшись на подушки, он вновь погрузился в свой бред, без конца повторяя:

– Наташа, ты должна! Должна найти выход! Господи, да где же она, где эта проклятая дверь? Почему она не открывается? Где ручка, которую надо дернуть? Милая моя девочка, он погубит тебя! Почему ты меня не послушала? Почему я стучу, а ты меня совсем не видишь и не слышишь? Доченька, прости старика, я не могу тебе помочь… Ната-а-а-ша-а-а-а…

Горячий пот каплями стекал с его лба, он метался, тянул руки, плакал и звал меня. Я положила холодные ладони на его пылающий лоб и осторожно придерживала голову, пытаясь сдержать приступ. Когда он немного утих, я хотела влить ему в рот снадобье, но отец закашлялся, вскочил с кровати и начал бегать по комнате, повторяя:

– Ну где же… где же эта дверь? Как же тебе выйти, доченька-а-а-а?

Увиденное повергло меня в ужас: я испугалась за душевное здоровье отца – таким я его никогда не видела. Не зная, как его остановить, я громко крикнула:

– Па-па! Остановись! Ты меня пугаешь! Мне страшно, папа, папа! Пожалуйста, прекрати!

Отец вздрогнул, обвел комнату непонимающим взглядом, но, заметив меня, пришел в сознание и сел на кровать, тяжело дыша. Папа взял мои руки, и я почувствовала, как его бьет мелкая дрожь. Он прижал мои пальцы к губам и зашептал:

– Наташа, я напугал тебя? Прости, пожалуйста, это всё кошмары, которые мне снятся, я очень часто вижу во сне тебя…

– Папочка, – я гладила его по руке, – ты расскажи, может, тебе легче станет.

– Нет, доченька, не буду я рассказывать, не хочу лишний раз тревожить. Слава Богу, вроде, ты начала успокаиваться, так нечего об нём и говорить – пустое это. А сны, видно, порождение тех событий, которые приключились с нами за последнее время, и не нужно их проговаривать.

Он выпил снадобье и лег в кровать, я тихонько прилегла рядом. Обняв папу, я нежно гладила его по груди, пока дыхание не стало ровным. Он наконец-то успокоился. Мне совсем не хотелось уходить, я прижалась к нему да так и уснула у него под боком, как в детстве.

Проснувшись утром и обнаружив себя в отцовской постели, я села и с удивлением осмотрелась. Ночной кошмар будто кто-то стер, и я никак не могла сообразить, почему оказалась тут. Но когда в памяти стали всплывать картинки, невольно передернула плечами. От воспоминаний веяло холодом, и ужас, который я испытала этой ночью, вновь навалился на меня. «Странно, – подумала я, – два таких жутких сна приснились нам в одну ночь. И в моем, и в папином сне Федор выглядел злодеем. Что бы это значило? Нет! Хватит! – остановила я себя. – Сколько можно? Наверняка я его больше не увижу, так и думать о нём не стоит».

…Молодость… удивительное состояние души! Как быстро мы забываем печали и страдания и совсем не желаем видеть знаки судьбы. Стремительно несется время, но нам этого мало. Продолжая пришпоривать резвого коня, я не думала о том, что, наверное, нужно почаще оглядываться по сторонам и замечать, что ничто в нашей жизни не происходит просто так…