Читать книгу Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы - Светлана Гребенникова - Страница 12

В этот же год, однажды осенним утром отец пришел ко мне:

– Наташа, собирайся, мы едем в город.

– В город? Ой, как хорошо! – захлопала я в ладоши. – Пап, только поедем в коляске. Можно я сама лошадьми править буду?

– Ох, Наташка, солдатка ты и есть солдатка… Разве барышни правят лошадьми сами? Ну где это видано? Одна ты у меня такая – не как все.

Я весело засмеялась, понимая, что отец уже согласился.

– Да, надень что-нибудь поприличнее, – махнул он рукой. – Я внизу ждать буду, – и вышел.

Я быстренько принарядилась и выскочила во двор, отец уже стоял возле коляски. Быстрым движением я вскочила на облучок и весело крикнула:

– Садитесь, мой генерал, отъезжаем!

Отец усмехнулся, уселся сзади, и мы поехали. На мне было красивое платье, волосы развевались, и я сама правила лошадьми. Что еще нужно для счастья?

Перед въездом в город я вдруг поняла, что не знаю, куда мы направляемся, и остановила лошадей.

– Папа, что же ты молчишь? Куда ехать?

– Наташа, мы приглашены в один богатый дом… Я хочу познакомить тебя с очень важными людьми, и отец твой тоже там будет.

Я насупилась.

– Он хочет увидеться с тобой, нам всем нужно поговорить – решить одно очень важное дело.

Всё мое прекрасное настроение мгновенно улетучилось, и я капризно закричала:

– Он! Он не отец мне вовсе! Мой отец – ты! Я не хочу его видеть, и раз он тоже будет там, значит, я не хочу никуда ехать!

Папа шумно выдохнул.

– Наташа, так нельзя! Он князь, граф, важная фигура в нашем городе. Да что в городе – во всей России-матушке. Ты же видела: он вхож к самой императрице. Если ты будешь вести себя как теперь, то выкажешь ему свое неуважение… В его власти лишить нас с тобой всего, мы должны оказывать ему почтение. Понимаешь? Ты его дочь!

Я закричала еще сильнее, разразившись слезами:

– Какое почтение, папа? О каком уважении речь? Неужели ты не понимаешь: он предатель! Он бросил меня, выкинул из своего дома, даже дочерью назвать боится! Разве такой отец – хороший! Он нехороший, папа, лживый… Родной дочери стесняется.

– Наташа, ты многого еще не понимаешь. Он государственный человек. Государственный… На самой императрице жениться хочет, да… только не сложилось пока. Никак нельзя говорить, что дочь у него есть…

Отец помог мне слезть и усадил в коляску рядом с собой. Обнял и крепко прижал.

– Ну будет, девочка моя, я ведь рассказал тебе всё лишь потому, что взрослая ты уже и понимать должна, что жизнь – непростая штука, эвон как заворачивает. А Гришка… Он ведь любит тебя… любит. Вон какой дом тебе подарил и поместье…

– Ах, поместье?! Дом? – закричала я, вырвалась, спрыгнула на землю и побежала куда глаза глядят…

Я неслась по булыжной мостовой, не оборачиваясь. Под ногами скользили большие камни. Я споткнулась, едва не упала и зарыдала еще сильнее. Отец догнал меня, поднял, вытащил платок и начал вытирать мои слёзы, обхватил и стал утешать.

Никого и никогда у меня не было роднее и ближе, чем папа. Любовь, которую он мне дарил, нельзя сравнить ни с чем. Я прижалась к отцу, от его слов мне становилось теплее.

– Наташенька, девочка моя, так нельзя. Ты должна понять… И я тоже должен – как твой опекун… Григорий Григорьевич, твой отец, хочет тебя увидеть, он позвал нас в дом очень важных людей и ждет. Там, у Нарышкиных, будет обед. Лев Александрович пригласил и нас, и графа. Будут его жена, Марина Осиповна, и их дети. Григорий только хочет взглянуть на тебя. Никто не догадается, что ты его дочь, все будут знать, что ты со мной. Наташа… не упрямься, поедем. В этом городе только и разговоров, что о тебе. Болтают, что выросла девица красоты неописуемой. А он, Григорий, спит и видит ввести тебя в общество, которого ты заслуживаешь.

От всего пережитого и от ласковых слов отца у меня не осталось сил сопротивляться. Папа бережно поднял меня и повел к коляске. Усадив сзади, сам сел на место кучера, и мы покатили дальше. Подъехали к большому дому, перед нами отворились ворота. Отец попросил лакея:

– Водички нам принеси: барышне худо в дороге сделалось. Только господ не беспокой, а то волноваться изволят.

– Слушаюсь… – сказал слуга и быстро вернулся с большой кружкой воды.

– Успокойся, Наташа, приведи себя в порядок. И волосы поправь, а то ты Бог весть на кого похожа.

Достав из кошеля, пристегнутого к поясу, зеркальце, я быстро привела себя в порядок и подвязала волосы широкой бархатной лентой. Отец намочил платок, чтобы я протерла заплаканное лицо. Если бы хоть кто-нибудь знал, как я не хотела туда идти… Но всё же пошла.

Лакеи отворили перед нами двери, мы подошли к большой зале. Навстречу нам выплыла пышная женщина.

– Дмитрий Валерьянович, добрый день, заждались вас. Представьте нам барышню.

– Вот, Марина Осиповна, познакомьтесь, дочь моя, Наталья Дмитриевна.

Женщина приветливо улыбнулась.

– Ангел мой, ты и вправду так красива, как про тебя говорят… Проходите, дорогие гости, присаживайтесь.

Мы прошли в большую светлую залу. Посередине стоял длинный овальный стол, за ним сидели какие-то люди, которых я видела впервые, и мне отчего-то стало не по себе. Очень страшно было сделать к ним шаг, словно это были не люди, а монстры. Я подняла глаза и увидела во главе стола мужчину лет сорока пяти, по правую руку от него села женщина, которая нас так радушно приняла.

Я встретилась глазами с моим родным отцом. По телу пробежала дрожь неприязни. Граф смотрел прямо на нас, и уголки губ его едва поднимались. Нас пригласили на свободные места напротив графа. За столом стало очень тихо, все взгляды были прикованы ко мне. Мы сели.

– Позвольте мне на правах гостя… – граф встал.

– Важного гостя, – поправил хозяин.

– Ну право же, Лев Александрович, даже самые важные гости почтут за честь находиться в вашем доме.

Хозяин довольно хмыкнул. Я не понимала тогда, о какой важности они говорят, кто из них важнее и чем они меряются, но отчего-то напряглась – и не ошиблась, потому что речь сразу пошла обо мне.

– Наташа… – громогласно сказал граф, поднимая бокал. – Я рад, что у Дмитрия Валерьяновича выросла такая красавица-дочь. И вот что думаю: пора тебя замуж выдать. Как вы считаете, Дмитрий Валерьянович?

Отец покорно кивнул в знак согласия. Я в негодовании набрала воздуха, чтобы возразить, но папа, заметив это, тихонько сжал под столом мою руку. Граф же сделал вид, что не заметил моего возмущения, и продолжил говорить:

– Дмитрий Валерьянович мужчина уже в возрасте, да к тому же он нездоров. Ты, Наташа, можешь в скором времени остаться совсем одна!

От этих слов я словно остолбенела, ужас сковал меня жутким холодом. Лишь одного человека в этой жизни я любила – моего отца. А он! Говорит о нём такие страшные вещи! Я хотела закричать «Замолчи!», но от страха не могла даже пошевелиться. А граф продолжал:

– Тебе, Наташа, нужно выйти замуж за хорошего человека. Такая красота, как твоя, не должна оставаться без призора. – Тут он повернулся к молодому человеку, который сидел, так получилось, что как раз напротив меня. – Вот, посмотри, Наташа, какой достойный юноша, Александром его зовут. Он подающий надежды военный, хочет жениться на тебе… Его родители пригласили меня, так сказать, выступить в роли свата.

Я посмотрела через стол и увидела невзрачное прыщавое лицо. «Господи, словно жаба», – в ужасе подумалось мне. А этот Александр смотрел на меня и улыбался. Я нервно затеребила салфетку кончиками пальцев.

– Вот, Наташка, выпала тебе честь породниться со знатным цаским родом, древним и богатым!

Я не расслышала последних слов, задохнувшись от гнева и возмущения! На минуту я забыла, что рядом отец, что передо мной стоит граф, а за столом восседают представители знатных родов, – сейчас мне это было совершенно не важно! Я с вызовом посмотрела на графа, потом на этого прыщавого… и с горячностью выпалила ему прямо в лицо:

– Честь? Я за него не пойду! Фу-у-у! Да он прыщавый! Он на жабу похож! Я не хочу! Не хочу! – закричала я. – Он чавкает!

За столом воцарилась полнейшая тишина. Мои щёки пылали, дыхание было сбивчивым, я плохо понимала, что делаю. Краем глаза я видела своего отца, того, что воспитывал меня. Он сидел рядом, сжавшись, с опущенной головой. Граф так и застыл на месте с поднятым бокалом. Он глупо улыбался, не зная, как реагировать, особенно в присутствии всех этих важных людей.

Гости смотрели на происходящее как на спектакль и гадали, что будет дальше. Вскочила жена Льва Александровича – тогда я не знала, что прыщавый ее сын, – и первой нарушила молчание:

– Ах ты, вздорная девчонка, да как ты смеешь так себя вести?! Граф, наш светлейший князь, оказал честь сватать тебя как высокородную барышню, а ты?! Ведешь себя, будто девка дворовая! Кто тебя воспитывал?! Неужто в институте благородных девиц, который ты, как нам сказали, посещаешь?

Я видела, что отец сконфужен, и мне стало так обидно! Почему он не может возразить им? Ни этой мерзкой тетке, ни графу…

А она продолжала:

– Да тебя, милочка, не замуж в хорошую семью отдавать надобно, а выпороть хорошенько, как непослушных служанок.

Тут я вскочила и попыталась ей что-то ответить, но от возмущения у меня перехватило дыхание и слова застряли в горле. Я хватала воздух ртом, словно рыбка, потом цапнула со стола стакан с водой и выплеснула содержимое в ее сторону, сожалея, что не могу попасть в лицо. Отец резко дернул меня за платье, и я, промахнувшись мимо стула, села прямо на пол… «Боже, – подумала я, – какой канфуз, позор!» По столу побежал гул: гости ждали продолжения.

Всё происходило очень быстро, но мне показалось, что позади целая вечность унижения. Я вскочила и побежала вон, не одеваясь, промчалась мимо растерянных лакеев на улицу. Я неслась через клумбы, не оглядываясь, выбежала за ворота…

Я убегала очень долго, не понимая, куда и зачем несут меня ноги. В голове стучало только одно: «Быстрее! Уйти от них! Подальше от этого позора, от этой прыщавой мерзкой жабы, за которую меня хотят выдать замуж!» Не помню, сколько прошло времени. Было темно и холодно. Я продолжала бег… Лишь резкая боль под ребрами заставила меня остановиться.

Жадно хватая ртом воздух, я согнулась чуть не пополам. Сердце бешено колотилось, холодный воздух не хотел входить в легкие, в груди сильно болело. Я огляделась. Ночь… темно… только редкие звёзды на небе… Вокруг никого. Я пошла вперед и попала на какую-то узкую улицу. Мне стало очень страшно. В голове стучала только одна мысль: «Папа… он остался там, с ними… Он не стал догонять, он тоже предал меня… Я теперь совсем одна!»