Читать книгу Эмпатия - Светлана Лучинская - Страница 3
ЭМПАТИЯ
Глава I О том, чего не должно было случиться
ОглавлениеНемного оправившись и впервые вздохнув полной грудью за последние два года после смерти любимого человека, Ева решила посвятить себя творчеству, тем более что 2015 год был официально объявлен годом литературы. Ей хотелось все осмыслить, разобраться в себе и отпустить свое прошлое, которое все еще лежало тяжелым грузом на ее хрупких плечах. Все лето она корпела над книгой, и с благословения отца Сергия этот нелегкий труд был завершен к концу осени.
Зиму она провела в Петербурге, ведя бесплодную переписку с издательствами разного уровня, и уже отчаявшись, нашла вдруг литературного редактора, как будто специально посланного самим провидением. Рецензия была настолько точна и хороша, что сомнений в правильности избранного пути у Евы не оставалось. Книгу нужно было только довести до кондиции и отправить куда положено, и таким местом оказалось международное электронное издательство, которое работало по принципу венецианского книгопечатания.
Все было хорошо и спокойно в милом уютном домике Евы, она считала свой монастырский образ жизни окончательно устоявшимся и радовалась душевному покою. Ничто не мешало нашей отшельнице заниматься своим любимым делом, и к концу июля была почти завершена вторая книжка, посвященная отцу.
Тут вдруг на ее улице появились нежелательные соседи с уголовным прошлым, и от этого благостная атмосфера начала постепенно исчезать. Тогда по совету сына она решила продать дом, правда, не совсем представляя свое будущее после этого и полностью уповая на волю Божью. Мучительно раздумывая над этим, она всё же не захотела ломать весь уклад своей жизни из-за того, что здесь поселились какие-то типы. Начнётся кошмарная суета, и в тот момент, когда её посетило вдохновение, всё пойдёт насмарку, а главное – потеря времени, что в её возрасте уже недопустимо. И оказалась права: «соседи» в очередной раз натворили дел и сели надолго за ограбление районного магазина. Теперь она могла продолжать спокойно жить и безбоязненно покидать свой дом.
Как-то вечером, просматривая альбом, Ева нашла старые фотографии отца и бабушки, которые нуждались в реставрации. А 23 сентября поехала в городок, который находился в восьми километрах от ее дома. В фотостудии молодая девушка посмотрела на пожелтевший, почти истлевший листок с едва различимым изображением и сказала:
– Я не справлюсь с этой работой, но вы можете обратиться к Мастеру, он всегда дома, – и она протянула его визитную карточку. Улица находилась довольно далеко от центральной площади городка. Вот досада, подумала Ева и неохотно поплелась по указанному адресу. Она не любила ходить по частному сектору, где стоящие близко друг к другу, аккуратные и заросшие зеленью дома напоминали кладбище. В очередной раз она порадовалась тому приволью, которое окружало ее в небольшой придорожной деревеньке, где она жила.
Хозяина не оказалось дома, Ева увидела только открытый настежь гараж. Она набрала номер телефона, указанный в визитной карточке, и тяжеловесный, густой, слегка осипший голос ответил, как бы нехотя и с усилием:
– Я в грибах, вы оставьте карточку в гараже, я сделаю через пару дней, а вы позвоните в субботу вечером.
Так и договорились, но работа оказалась довольно сложной и потребовала присутствия самой Евы.
– Я же не видел вашу бабушку, мне нужна подсказка, какие у нее были глаза, губы, – пояснил он. – Приезжайте завтра утром, часам к десяти, адрес вы уже знаете.
Следующий день был воскресенье, 27 сентября – Воздвижение Креста Господня. Опять она шла по пустынным, скучным улицам, и ее обуревало странное чувство, сродни легкому любопытству. Это было оттого, что год назад соседка сказала ей:
– Я хочу познакомить тебя с Мастером. Высокий такой, католик, живет один. А какой он трудолюбивый, у него большая теплица и очень вкусные помидоры!
Еве было забавно это слушать, она не имела никакого желания скрашивать одиночество незнакомого Мастера с замечательной теплицей. Кроме того, траур по любимому человеку еще не закончился, и она жила одним днем, словно божий одуванчик. Мастера она видела только однажды, когда увеличивала карточку своего умершего друга, но помнила его незабываемый, интересный взгляд, прицельно-фотографический, как будто намечающий себе что-то в будущем. И вот теперь, когда она приближалась к его дому, ее охватило неясное предчувствие.
На звонок дверь распахнулась не сразу, словно хозяин чего-то выжидал, а может, не успел окончательно проснуться. Часы показывали всего несколько минут десятого, автобус приходил довольно рано, и, устав болтаться без дела, Ева пришла раньше положенного времени.
– Ой, да молодая! – воскликнул с широкой улыбкой хозяин. Глядя, как гостья снимает в прихожей обувь, он огляделся в поисках тапочек, но ничего не нашел и пригласил Еву в небольшую комнату, служившую ему одновременно и спальней, и кабинетом. Справа у стены стоял большой стол с компьютером, затем окно с жалюзи и тюлевой занавеской, в углу большой телевизор с широким экраном, а слева при входе располагался большой разложенный диван, застланный розовым махровым покрывалом. Открытым проемом комната сообщалась с залой, где прямо со стены смотрели на гостью две головы молодоженов, выполненные в стиле черной графики. В молодом человеке угадывался сам хозяин, а невеста с фатой на голове, вероятно, была его женой. Кругом царили порядок и чистота, редко встречающиеся в одиноком мужскому быту.
Хозяин уже сидел на высоком стуле за компьютером. Ева сбросила свою белую куртку и уселась по правую руку от него.
– Включить отопление?
– Нет, мне не холодно. – На ней был тонкий бархатистый свитерок серо-голубого цвета, а сверху повязан яркий разноцветный платок из тонкой полупрозрачной ткани. Сам же хозяин был одет в светло-зеленое трико и белую футболку с короткими рукавами, обтягивающую его мощный торс и большой выпуклый живот. При такой комплекции холод ему не грозил.
– И, правда, теплая, – сказал он, дотронувшись до ее талии. Этот жест показался Еве несколько излишним и интимным. Было ощущение, что хозяин уже давно её знает, настолько простым и домашним было его обращение.
Вскоре они были поглощены восстановлением образа молодой барышни в красивом старинном платье.
– Здесь надо бы еще подретушировать, – вырвалось у Евы. Ну, вот пришла и еще командую, да? – Улыбнулась она.
– О, какая вы тонкая! Занимались когда-нибудь фотографией? Пойдем ко мне работать, – хозяин поощрительно похлопал ее по плечу. Он уже был с ней на ты.
– Нет, я никогда этим не занималась профессионально. – Он не поверил.
– Да, нет же. У меня есть фотоаппарат «Кодак», и если я что-то фотографировала, то печатала снимки в фотоателье. Если бы я умела, то не пришла бы к вам.
– Хорошо, что так получилось, и тебе дали мою визитку, – хитро улыбнулся он кошачьей улыбкой.
Так за разговором работа незаметно продвигалась, а хозяин как будто никуда и не торопился, хотя Ева красноречиво поглядывала на часы, боясь опоздать к автобусу.
– Да успокойся, довезу я тебя до дома.
– Довезете? – растерялась она. – Спасибо, только мне нужно еще в магазин за продуктами забежать.
– Забежишь. А мы сейчас суп поедим.
– Спасибо, я не хочу.
Так между ними завязался странный разговор, как у близких родственников или случайных попутчиков в купе поезда, когда незнакомые люди болтают все подряд, думая, что видятся в первый и последний раз. О себе он рассказывал много и сумбурно, большую часть чего Ева не сразу поняла, осталось только болезненное впечатление от того, что Мастер – это глубоко раненый судьбой человек. Как будто подтверждая какой-то универсальный, действующий в мире закон, он добавил,
– Кого ни возьми, все раненые.
– У меня тоже непростая судьба, – И Ева рассказала ему о скоропостижной смерти мужа, о том, что написала о нем книгу, которая уже живёт своей жизнью в интернете. Даже о снах.
– Наверно вы его очень любили?
– Да, очень.
Он возжелал прочесть книгу, и Ева пожалела о том, что проболталась. Она не искала славы, не собиралась популяризировать своё произведение, а просто излила под псевдонимом душу.
В один из моментов разговора Мастер высказал мысль, которая запомнилась Еве. Потом она не раз убеждалась, как точно эта мысль характеризует его личность:
– Неважно, что человек говорит, важно, что он думает.
Она вдруг спросила:
– Вы верите в бога?
– 50 на 50. Мы ничего не знаем.
– Скоро узнаем. Когда умрём. – Она упомянула библию, Новый завет, хотя он об этом и не слыхивал.
– Вот бы почитать старый завет.
– Не старый, а Ветхий. Я читала, когда была в трауре. Мне совсем не хотелось тогда есть, и было легко соблюдать пост.
– А что значит пост?
– Это когда нельзя есть мясо, молочные продукты, яйца и нужно много молиться. – Он этому удивился, как ей показалось.
Но ещё больше он удивился, что Ева работала в научно-исследовательском институте, и что она уже на пенсии. От неё шла какая-то необыкновенно женственная и молодая энергия, а ведь они были ровесники.
Между тем реставрация фото была закончена и услуги оплачены. Мастер взял фотоаппарат и хотел запечатлеть Еву, которая сидела, опершись головой о руку.
– О, давай, такой задумчивый вид!
– Не надо… у меня всю жизнь на лице печать задумчивости.
– Может быть портрет?
– Нет. – Она не болела нарциссизмом.
Мастер открыл страницу на сайте одноклассники и показал ей яркую черноволосую красавицу среди цветущих ветвей, момент был прекрасно срежиссирован.
– Вы настоящий фотохудожник, – похвалила Ева.
Потом он показал ей фото, которые размещал на этом сайте. Там была основная публика, комментирующая его работы.
– И благодаря этому вы живёте, – констатировала она, поражая его верностью замечания и вынуждая признать, что это так.
– Иногда я выезжаю за город, на природу, и тогда мне становится легче.
Затем она увидела фото его двух красавиц – дочерей.
– А где они?
– В Минске. – Он посетовал, что дочери его не с ним, и что мог бы быть семейный бизнес.
– А где ваша жена?
– Не знаю, – пожал он плечами. – У меня ситуация похожа, как в фильме «Капкан» с Абдуловым.
Затем последовал рассказ о том, как некоторое время его держали под следствием по подозрению в убийстве, а потом отпустили, не найдя вины. Но горький осадок остался несмотря на то, что дело это случилось лет десять тому назад. Особенно обидно было из-за показаний соседки, которая в целом отзываясь о нем хорошо, дала намеренно ложное показание. Что якобы на нем нашли клок волос молодой девушки, изнасилованной, задушенной и брошенной в колодец.
– Я был так напуган, пока сидел в следственном изоляторе.
– А адвокат?
– Адвокаты сначала накручивают, а потом защищают.
– А кем работала ваша жена?
– В младших классах, – сказал он с оттенком недовольства. Говоря о дочерях, он смахнул набежавшую слезу, вспомнив как одна из них обозвала его последними словами и исцарапала лицо. Еве трудно было уловить связь между всеми этими событиями, но от всего услышанного волосы становились дыбом. Ей никогда не приходилось видеть прежде, чтобы мужчина при первой встрече, да еще такой сильный на вид, плакал.
Слишком восприимчивая к чужой боли она была потрясена.
Они выехали из дома в первом часу дня.
– Машина есть, а возить некого, – вздохнул Мастер.
Он припарковал свой чистенький Фольксваген на площади у памятника Ленину. Ева не любила напрягать людей, поэтому быстро обежала поочередно банк, библиотеку и магазин, а когда села в автомобиль, то услышала еще раз:
– Ну, что, поехали есть суп? – она помолчала, прислушиваясь к своему пустому желудку, и… согласилась. По дороге, то ли от шалости, то ли невзначай, она вставила в уши Мастеру наушники, с которыми сама почти не расставалась. Там звучала проникновенная песня о любви и боли.
Когда они свернули на улицу, где жил Мастер, он вдруг предложил:
– Зайдешь в магазин? Я дам деньги, купишь колбасы, вина, дома у меня есть помидоры.
Намек был прозрачен, и Еве оставалось только сделать выбор. Напрасно она оправдывалась перед самой собой, что действительно голодна, а вино может быть просто приятным дополнением, и вдруг спросила:
– Когда вам пришла в голову эта мысль?
– Только что. – Это от музыки, подумалось ей. В магазине она намеренно выбрала кагор, словно это церковное вино могло оправдать ее, и венгерский сервелат. Если бы она знала, в какую проваливается пропасть.
Мастер показал ей дом и остановился в комнате матери, где она лежала последние пять лет.
– Дом слишком велик для меня одного, – сказал он с грустью. – Вот сказала бы дочка, что надо делать эту комнату, и я бы делал. А так…, он махнул рукой.
Пришел черед Евы что-то рассказать о себе. Откровенность за откровенность. И начала она с того, что поделилась своими познаниями о посуде, доставая из небольшого буфета фужеры для вина. Она выставляла их на стол, где уже лежали нарезанная колбаса и помидоры, и объясняла, когда какой из них используется. Познания эти она приобрела, подрабатывая в нелегкие времена судомойкой в одном из ночных клубов Петербурга. Рассказывала, как они выживали.
– Потому и люди хорошие, – сказал он.
– У меня была тогда возможность уехать за границу, но я ею не воспользовалась. Как-то не потянуло, хоть там очень красиво и уровень жизни выше, хотела остаться на своей земле.
– Ты как я. Надо у себя стараться сделать, чтобы всё было хорошо и красиво.
Мастер почти не пил, ему ведь предстояло еще вести машину, и поэтому бутылка пустела благодаря усилиям одной Евы. Она согрелась и слегка разрумянилась, но не была пьяна, тем и хорош кагор.
– Ну, давай хоть поцелуемся, – честно предложил Мастер. Она помолчала и в смущении опустила голову.
– Я… не готова, – выдавила она из себя. Вся ситуация казалась ей смешной до нелепости.
– Что же ты такая несмелая, – произнес Мастер, но настаивать не стал. Затем был выпит еще один фужер вина. Пора было ехать домой, но тут что-то случилось, и Ева поняла, что они слились с ним в страстном поцелуе.
– О, какая женщина! – еле вымолвил он, а потом куда-то вышел.
Ева сидела и ощущала шок, смутно предвидя все последующее. Через несколько минут он вернулся…
– Худая или фигура? – удивился он, не обнаружив у неё живота.
Это был совершенно неистовый порыв сильно изголодавшегося мужчины и отчаянное падение уставшей от одиночества женщины. Все это время Ева так и не вынула из ушей наушники, а звучащая в них музыка еще больше усугубляла неожиданную ситуацию.
Потом они молчали и растерянно глядели друг на друга, не веря в случившееся. Мастер смущенно улыбался, а Ева была как в тумане. Он снова потянулся к ней.
– Груудка…!
Всё происходило для неё в каком-то забытьи. Исчерпав свой лимит, он обречённо констатировал:
– Всё ушло… – Что-то ушло, а что-то пришло взамен, мимолётом подумалось ей.
– Живот, – сказал он, указывая на своё солидное брюшко, как будто это могло иметь для неё решающее значение. Дотронулся до её талии, которая рельефно контрастировала с бюстом, – Приятно посмотреть.
В этот момент ему позвонили – в больнице только что скончался его самый близкий и единственный друг. Друг детства, главный свидетель всей его жизни. Это с ним он был в грибах, когда Ева не застала Мастера дома. По его словам, больше не было у него друзей, а только враги и недоброжелатели. В этом странном одиночестве крылась для неё какая-то загадка.
– Как-то нехорошо вышло, что в такой для нас день умер друг, – произнес он в смятении.
Некоторое время Мастер сидел как потерянный и вдруг сказал,
– Я плохой.
Если человек говорит о себе сам, что он плохой, это является лучшей его характеристикой, – подумала Ева.
Она пропела ему свою песню «Двое», вставив один из наушников ему в ухо. Таким же образом они прослушали ещё «Одинокий саксофон» и песню Мирей Матье «Жё те мё». Оказывается, у них одинаковые музыкальные вкусы. Он, как и она, любил медленную мелодичную музыку. Ничего удивительного, они одно поколение.
– Ну что, поехали, – напомнила она. Но он сидел, не шевелясь. Ему хотелось, чтобы она осталась до утра, но не смел настаивать.
– У меня в доме кошка закрыта, надо ехать.
Он поставил на трюмо фото матери.
– Благостное лицо, – отметила Ева.
Причёсываясь, она увидела у зеркала точно такую же расчёску бирюзового цвета, как и у неё. Потом подкрасилась и состроила Мастеру улыбочку.
– Красивая, – как будто подтвердил он. Ей было приятно. Она вспомнила, как он обратил внимание на её волосы, они ему понравились. Она слегка подкрашивала седину в натуральный русый цвет.
Проезжая мимо больницы, он заметил на автобусной остановке молодую девушку и сказал,
– Она недавно ушла из одноклассников.
– Интересно почему? – Он пожал плечами. Ей же казалось, что она теперь никогда не уйдет с сайта, который совсем недавно так её раздражал.
Всю дорогу домой Ева была во власти вины от только что содеянного греха. Зачем-то рассказала, что сосед предлагал ей замуж, как только она приехала в деревню.
– Зайдешь в дом?
– Сосед обидится. – Неужели уже ревнует?
– Идем, посмотришь, как я живу.
В доме были чистота и порядок, если не считать развешенного на сушилке белья.
– Красивое окно, – сказал Мастер, когда они зашли на кухню. Обратил внимание на водопровод, такого не было ни у кого в деревне.
– Сын делал, – с гордостью сказала Ева. Потом они осмотрели другие комнаты, пробыв в доме не более пяти минут.
– Хочешь посмотреть бункер?
– Хочу.
Мастер деловито и с интересом осмотрел бункер, потом территорию за домом, густо поросшую травой. На крыльце дома, прощаясь, он несколько раз поцеловал Еву, и стоя у машины, некоторое время печально смотрел на нее: как будто у него только что в руках была птица, которую он упустил. А у неё так задрожало сердце, что она ясно поняла: нежданно-негаданно, в ее жизнь снова ворвалось чувство, которому пока нет названия. Видимо жизнь собрала воедино всё содержимое двух людей и соединила в этом осеннем дне, и как квинтэссенция судеб, как вино жизней опьянила их навсегда.