Читать книгу Эмпатия - Светлана Лучинская - Страница 5

На следующий день Ева увидела новое фото, которое повергло её в изумление. «Лебеди на отдыхе». В волнении она написала:

– Не ожидала такого сюрприза! Когда это ты успел захватить такое чудо? А говоришь, времени нет.

– Случайно.

– Музыка в красках. Смотришь и будто слышишь: у каждой птицы своя мелодия. Вот к этому ожиданию перед полетом как раз идеально подходит та самая мелодия Waiting for you. Послушай, и сам поймешь. Включи, пожалуйста, ее ровно в 21.15, и я включу, хочу послушать вместе с тобой. Хорошо?

Эта картина стала работой дня на главном сайте фотографов.

– Я рада за тебя, Солнце. Ты лучший!

23 октября

– Добрый день! Какие на сегодня творческие планы? Погода чудесная.

– Добрый день! Свадьбы сегодня…

– Ты фотографируешь или видео снимаешь?

– Жду звонка.

Вечером:

– Как прошел день? Нечем похвастаться?

– Устал, на работе поломки, не знаю, что делать.

24 октября

– Как дела на работе? Прибор починили? Меня это волнует, потому что я хотела заказать картину «Птицы на отдыхе». В очередной раз просматривала твои фотоальбомы, но это – самое символичное для меня фото. Кстати, в отделе птиц, оно занимает по-прежнему первое место по просмотрам.

– Да… наладил.

27 октября

– Мутит меня от обилия лиц и фотографий, которые не идут в сравнение с твоими, и от совершенно тупых комментариев, поэтому я решила всё удалить, чтобы видеть только твои фото.

У Адама на странице были его фотокартины и несколько личных. И никаких других, поскольку семейная жизнь как таковая отсутствовала.

– Куда ведёт эта Королевская дорога? Не хватает на ней только гонца с доброй вестью.

– На Браслав.

– Неизвестное мне направление, но всегда хотела там побывать. Сын был в тех краях лет пять назад, хвалил и сокрушался, что я там дом не купила. Но мне и здесь неплохо. Правда, я как те гуси, что на зиму улетают, а весной прилетают. Помешалась я на твоей картине. Она должна висеть у меня на стене, над кроватью, в раме.

28 октября

– Актёр Михаил Казаков – известный Дон Жуан и покоритель женских сердец, сказал незадолго до смерти, что настоящая любовь бывает только в старости. Была про него передача. Так-то вот. Сегодня был прекраснейший осенний день!

30 октября

– Как дела? Наверное, очень занят? Вечером стало вдруг тяжело на душе, и я подумала, не случилось ли чего с тобой?

– Всё хорошо.

3 ноября Ева отправила ему внезапно сочиненную сказку «Мастер и роза» и к ней музыку «Адажио». Через пару часов получила ответ, который стал для нее почти откровением:

– Хорошая музыка и написано интересно, хотя, у «Мастера» жизнь проходит 99% в муках, не хочется, но нужно, и 1% не очень нужно, но хочется – это пофотографировать.

Ева ответила загадочно: «Если жизнь проходит в муках, значит счастье не за горами. Маргарита знает это по собственному опыту».

Еву вдруг впервые в жизни решительно потянуло на сказки. Может быть, её теперешняя жизнь была такой.

4 ноября

– Добрый вечер! Когда у тебя будет время заняться картиной «Птицы на отдыхе»? Пока они не улетели.

– Добрый вечер! А какой размер?

– Тебе виднее. Мне главное, чтобы розовый утренний свет там был. Зависит ли это от размера, не знаю.

– 30х40

– Хорошо. Скажешь, когда и сколько.

– Завтра.

К предстоящей встрече Ева готовилась, почти не волнуясь, словно подчиняясь заложенной в неё программе. В доме было прохладно, но она включила конвектор и помылась, со всеми женскими процедурами, желая быть красивой. Перед этим напекла пирожков с картошкой и капустой, молясь в душе, чтобы они понравились Адаму.

6 ноября, воскресенье.

Накануне свидания в 1.11 ночи она отправила ему по почте потрясающую музыку Каччини «Аве Мария» в исполнении хора мальчиков, с органом. Для его последнего видео. И лучше угодить не смогла бы. Он получил на сайте восторженные комментарии и похвалу своему безупречному вкусу в выборе музыки.

Было около десяти часов утра. Она намеренно не пришла раньше, не желая его будить. На ней был тёмно-коричневый свитер, юбка в клетку и чёрные замшевые сапоги.

– Сейчас мы будем пить чай с пирожками, – сказала Ева, чтобы скрыть волнение, доставая из сумки пакет.

А сияющее лицо Адама говорило само за себя.

– Похудела? – Он обхватил её за талию.

– Нет… да нет же, – хотя знала, что это так.

Они прошли на кухню. Он поставил чайник, набрав из-под крана дистиллированную воду, чем немало удивил её.

– У тебя есть чай, в смысле заварка?

– Не знаю, – пожал он плечами. – Посмотри там. – Я не пью чай.

– Совсем?

– Совсем.

Она выдвинула ящик стола и нашла там, к своему изумлению, свой любимый зелёный чай.

– И давно ты живёшь один?

– Лет десять уже, как отмучился.

– Но ты всё равно переживаешь?

– Переживаю, – признался он.

– Кто знает, возможно, пройдёт несколько лет, и твои дети поймут, что они были не совсем правы по отношению к отцу, – попыталась она его утешить.

Всё это время она будто была под током высокого напряжения. А когда под его взглядом заваривала чай, то чайник предательски подрагивал.

– Руки вон дрожат, – не ускользнуло от него.

– Пока ещё нет, – ответила она, пытаясь успокоиться. Что за наваждение?

Потом они пили чай. Адам медленно брал пирожок и осторожно кусал. Он словно угадал её мысли.

– Мне нельзя белый хлеб. У меня сахар в крови… на нервной почве.

– А картошку?

– И картошку, но я все равно ем.

После чая она направилась в комнату.

– А где же моя картина?

Картина стояла у стены рядом с компьютером.

– О, какое чудо! Как тебе удалось так близко подобраться к ним? И какие чудесные утренние тона!

Он показал ей подзорную трубу.

– Это на границе с Литвой, четыре часа утра. – Боже, как он любит это своё занятие!

– Сколько я тебе должна?

– Нисколько.

Она приблизилась к нему с благодарной улыбкой, желая чуть-чуть приобнять.

– Нееет… буськи…

Может ли устоять железо перед магнитом?

– Какая сладость, – протянул он, отрываясь от её уст. Он присел на стул и взял её к себе на колени. Взбудораженная поцелуем, она трепетала в объятиях этого медведя.

– Можно дотронуться?

– И откуда ты взялся, на мою голову? – произнесла она, пытливо глядя на него, а он, загадочно улыбаясь, начал медленно ласкать её почти девичью грудь.

На открытой странице рабочего стола она увидела свой рассказ «Мастер и Маргарита».

– Включи «Аве Марию», – попросила она, уже лёжа на диване. Он ходил по комнате, закрывал жалюзи, и улыбка не сходила с его лица. Музыка звучала не переставая.

– И не надоедает, – удивился он.

– Потому что божественная.

У него не сразу получилось.

– Не надо слишком хотеть.

– Не надо?

– Да, будь спокойнее.

С этим у него были проблемы, но Ева сотворила чудо, и теперь лежала сверху как котёнок, иначе он раздавил бы её своим весом.

– Жизнь удивительна. Не знаешь, что будет завтра. Я тебя принимаю. И мне нравится в твоём доме.

Он был расслаблен как кот и блаженно улыбался кому-то наверху, и от этого ей тоже было очень хорошо. Она начала философствовать.

– У тебя библейское имя. – Она перебирала пальцами его волосы на лбу. – Это неважно, что мы вот сейчас здесь лежим. Перед Б-гом мы с тобой уже муж и жена. Наверно, на небе произошла вспышка, когда мы встретились, и видел её только ангел… А где твой живот? Отдай мне немного.

– Не отдам, я себя хорошо с ним чувствую.

– Ну, тогда половину своей болезни отдай.

– А у тебя совсем живота нет.

– Придется мне ради тебя поправиться.

– Да, надо… чтобы мяконькая. – Он гладил её волосы.

– Ну, вот скажи, почему раньше, когда-то давно, не было разводов?

– Потому что у людей была совесть. Иногда я начну говорить, и говорю, говорю, и зачем, думаю, всё это говорю. Стал на работе молодой рассказывать, а она – нет!!! Не хочет ничего слушать.

– Скажи, жена не настраивала против тебя дочерей?

– Как-то наверху они рассматривали альбом, а там стоял жучок, слышно, как муха пролетит. И вот старшая говорит, показывая на свадебное фото: «Ведь любили же, наверное, друг друга». А жена: «Нет! Я никогда его не любила». – Его голос звучал нервно, на повышенных нотах. Потом, будто подвёл итог:

– Жена – это чужой человек. А я ведь последний раз, когда она приходила, яе не пабиу. – Он вздохнул. – Ей легче, соседка следит за каждым моим шагом, и как что, сразу звонит ей. А дети даже больше не хотят, чтобы мы жили.

– У тебя есть здесь родня?

– Сестра.

– Общаетесь?

– Нет.

– А где ты раньше жил?

– У тёти. У нас дом тогда сгорел.

Ева слушала внимательно и многому удивлялась: жучкам, тому, что не побить жену является для него таким достижением. Планка явно опускалась. Тем не менее, она продолжала:

– А ты уделял детям какое-то время, воспитывал их?

– Так я же дом строил. Я потом переживал, что живу здесь. А когда решил, что живу как на даче, то сразу успокоился. А с детьми… может, там увидимся, – он показал вверх. – Если надо будет умереть – значит умру.

Еве, только – только отошедшей от траура, тема смерти была созвучна.

А божественная музыка всё звучала и звучала. Лежать бы так и лежать, а потом умереть, в унисон ему думала она.

– Друг вот единственный умер, жаль, кругом одни враги.

– А я?

– Ты… Он видел всю мою жизнь, как людей набирал, как дом строил. И без образования много добился. Меня буржуем тут называют, – не без удовольствия добавил он.

О себе Ева не говорила, всё больше слушала. Потом взглянула на часы.

– Ого, уже второй час.

– Лежи, куда торопишься.

– Я бы весь день так с тобой пролежала, но… пора.

Он довез её до дома.

– Спасибо…

– Тебе спасибо за картину. Даже денег не взял.

– Буськи…

Попрощались они лёгким поцелуем, и он направился, как обычно, на кладбище.