Читать книгу Вселенная Надзора. Исправительные работы - Святослав Савенков - Страница 8

Ввинтившаяся в мозг Ортеги трель дверного звонка повлияла на лейтенанта самым удручающим образом. Бросив сонный взгляд на будильник, Ричард от души выругался и громко застонал: увлеченный с вечера фантастическим романом, Ортега заснул уже поздней ночью, так что не выспался бы ни при каких обстоятельствах. Неизвестный же визитер отъел у него даже оставшиеся жалкие сорок минут сна.

Пролежав в состоянии тупой нервной сосредоточенности еще некоторое время и убедившись, что посетители не собираются уходить, Ортега не спеша поднялся, натянул домашние треники и футболку, сунул ноги в тапки с кофейными следами и пошаркал к дверям.

«По полу тапки грохотали», – всплыло невесть откуда в его невыспавшемся сознании.

– Кто там? – хрипло и невнятно поинтересовался он через дверь, выбравшись в предбанник.

– Уполномоченный участковый от Департамента Надзора, лейтенант Ниждиц, – отозвались из-за двери. Выглянув в глазок, Ортега и правда обнаружил некого мужчину в светло-серой униформе с офицерскими знаками различия. – Откройте, пожалуйста.

– Удостоверение покажите, – прочистив горло, уже более прилично произнес Ричард.

Посетитель немного повозился, после чего приложил к сканеру бордовую книжечку. Второй небольшой экранчик, висящий в квартире на уровне двери, услужливо подтвердил на синем поле, что документ принадлежит лейтенанту Надзора Александру Ниждицу и показал фотографию визитера.

Ортега немного помедлил, но затем все же открыл дверь. Не то, чтобы он всерьез сомневался в личности гостя, просто чертовски не хотелось вот так прямо сразу, с началом дня, из постели нырять в какие-то непонятные проблемы.

– Ричард Ортега? – поинтересовался переступающий через порог участковый. Роста он был здоровенного, сложения же не сказать, чтобы очень могучего. Настолько не сказать, что даже воплощающий сейчас саму хмурость Ортега не смог подавить про себя смешок. Определенно, лейтенанту Ниждицу стоило заниматься спасением застрявших на деревьях котят или побелкой потолков.

Нескладная фигура участкового источала четко ощутимый аромат пота и парфюмерного мускуса.

– Ричард Ортега, – подтвердил лейтенант, передавая документы для проверки. – Что-то случилось?

– Вот хожу, выясняю, – возвращая «шкуру», не слишком окрыленным тоном отозвался участковый. – Кто-то ваших соседей снизу ночью залил.

– Не я, – убежденно, насколько позволял застрявший в горле зевок, заявил Ортега.

– Не вы, так не вы, – безразлично произнес мускусный надзиратель. – Ванную вашу можно осмотреть?

– Само собой.

В общем и целом обзор ванной комнаты и санитарного узла занял минут десять, за которые Ортега успел окончательно перейти в привычное для себя состояние невыспавшегося сторонника геноцида. Мускусный же Ниждиц занимал себя тем, что бился время от времени лбом о низкую перегородку между ванной и коридором, бурчал, что-то записывал, задевал потолок макушкой, хмурился, осматривал трубы и стукался о самые разные вещи головой. Он бы производил весьма забавное впечатление, если бы не ранний час и общий далекий от позитива настрой Ричарда. Помимо всего прочего, Ортега не мог в присутствии уполномоченного лица облегчить по-утреннему бунтующий мочевой пузырь. Пару раз Ричарду казалось, что участковый бросал странный пристальный взгляд в прочие комнаты, до которых ему, собаке, вообще дела быть не должно.

В любом случае, вскоре гость ушел и Ортега благополучно позабыл о своих наблюдениях, занятый во время утренних мероприятий и завтрака тем, что зверски ругал посетителя.

Покончив с едой, Ричард не без опасения открыл дверцу шкафа, но, похоже, его содержимое не собиралось мигом вывалиться, придавив хозяина к полу. Одеваясь, Ортега меланхолично и без всякого вдохновения мычал тоскливую мелодию, а мысли его текли в самых бессмысленных направлениях.

Любопытно, но по идее ему следовало бы знать приписанного к его дому коллегу, а потому вся небольшая заминка с проверкой документов посетителя должна была бы выглядеть если не странно, то, как минимум, необычно. Но это по идее.

Из-за жестких методов, применяемых Департаментом Надзора в первые годы функционирования, служба эта изначально не пользовалась пламенной народной любовью. Возникшие впоследствии болезни, такие как повсеместная коррупция и крышевание организованной преступности, престиж Департамента не подняли. Простые люди по старой памяти недолюблвали Надзор, и старались лишний раз не обращаться в Департамент. По тем же причинам Ортега, который сам там работал, тоже по возможности решал свои проблемы без привлечения городских служб, в том числе и коллег.

Привыкшие к такому отношению надзиратели, кто как, обычно делали хорошую мину при плохой игре, продолжая упорно выполнять свою работу. Народ столь же упорно продолжал иронично-презрительно именовать их «надзорами».

Наверное, если бы Департамент Надзора играл в городской системе именно ту скрипку, которая была ему отведена, весь концерт проходил бы несколько иначе. Например, все жители дома знали бы своего участкового в лицо, а он знал бы большую часть подопечных. На деле же Ниждиц, похоже, совсем не удивился тому, что его не признали, хоть на доске объявлений в подъезде и должен был висеть распечатанный листик с его именем-фамилией, телефоном и прочей контактной информацией.

Когда-то Ортегу это беспокоило, потом он смирился и даже привык. Сам он работал более или менее за совесть, но почему-то демонстрировать свое удостоверение гражданам ему иногда было очень совестно.

Насвистываемая тоскливая мелодия уже некоторое время как перешла в полнейшую импровизацию, став от этого, как ни странно, только печальнее. Выбравшись на лестничную клетку, Ортега запер дверь, убрал ключи, прогнав при этом в памяти все запланированные на сегодня по работе дела. Начал зверски ругаться.

В коридоре все еще стоял мускусный аромат мускусного участкового. «Вероятно, – невесело подумал Ричард, проверяя почтовый ящик, – коллега использует запашок по прямому назначению – метит территорию. Всяко проще, чем время от времени мыться».

Утренняя почта порадовала лейтенанта рекламой распродажи поддержанных вещей, сообщила еженедельный график отключения воды и предложила услуги крысолова. Просмотрев вскользь всю эту благодать, лейтенант еще раз сунул руку в ящик, полазал по углам и вынул небольшой скомканный бумажный сверток.

Опа.

Некоторое время лейтенант затаив дыхание смотрел на зажатый в руках предмет, потом зачем-то выругался. Вероятно, по привычке.

В принципе, вряд ли стоило опасаться. Ортега уже некоторое время держал странную посылку в руке, но ничего нежелательного – скажем, взрыва – не происходило. Да и на ощупь не казалось, что внутри находится взрывчатка.

Взвесив все и так и этак, Ричард решил в пакет все же заглянуть. Впрочем, дабы не демонстрировать судьбе, что он очень уж ей доверяет, не открыл завернутый конвертиком уголок, а оторвал боковую часть.

Внутри раскромсанного пакета взрывчатки и правда не обнаружилось. Вытряхнув содержимое на ладонь, Ортега с удивлением уставился на ключ с болтающимся с ним в связке пластиковым брелком-квадратиком. На брелке была крупно изображена восьмерка, с другой стороны красовался логотип расположенного неподалеку универмага. Очевидно, это был ключ от камеры-хранилища.

Любопытно. Поглазев немного на находку, следователь хмыкнул и сунул ключ в карман пальто. Подобных фокусов Ортега в своей практике припомнить не мог, но вывод, в общем-то, напрашивался простой – кто-то оставил ему в указанной ячейке некую посылку. Вероятнее всего, какой-то коллега по работе. Форма же намекала на то, что иначе эту информацию было не передать. Правда, оставалось вопросом, зачем тогда было засвечивать жилую норку Ортеги. Но, видимо, причины были, коли к нему не зашли на работу или не отправили все письмом на электронную почту.

На улице царила тоскливая атмосфера распаляющейся осени, пахло расположенной за углом подъезда помойкой, щекотало влажным воздухом. К тому моменту, как Ортега добрался пешком до универмага, его рейтинг сегодняшнего дня скатился в безнадежный минус. Впрочем, не все было так уж плохо: искомая ячейка под восьмым номером нашлась весьма скоро, ключ же к ней – невероятно – подошел без проблем.

Оглянувшись для порядка в поисках возможных наблюдателей и не найдя таковых, Ричард открыл шкафчик и вытащил карманный направленный микрофон – такой же, каким он пользовался сам по работе – и посеребренную флеш-карту с ремешком.

Да, похоже, ему и правда оставили какую-то информацию, насмотревшись предварительно сериалов в жанре «нуар» про следователей Надзора, которые почему-то вместо того, чтобы работать, носились по крышам, врывались в штаб-квартиры наркоторговцев и бродили под снегом или дождем, размышляя вслух про природу негодяев и сволочей. Однако же любопытно было бы выяснить, кто именно решил осчастливить таким образом Ричарда. Направленные микрофоны свободно продавались в магазинах, но, по правде говоря, они мало кому были нужны.

Ортега мог предположить, что это привет от какого-нибудь его знакомого частного детектива. Те любили залезать время от времени в крайне печальные жопеня, после чего просили его содействия в спасении их здоровья и совести, причем здоровье обычно находилось на первом месте. Отсюда и то, что информацию побоялись передавать ему с рук на руки. Но нет, все равно странно. Дошли, считай, до дверей, засветив квартиру, после чего не решились заходить внутрь?

«Впрочем, – порешил Ортега, повинуясь злобному рокоту выстроившейся у него за спиной очереди к ячейкам, – что гадать? Флешку можно посмотреть и в конторе. Если это и правда знакомый пинкертон, то придется добавить к запланированным нервотрепкам еще одно дельце. Если же коллега…»

Продравшись через очередь у камер хранения на улицу, Ортега зябко поморщился, вжавшись в высокий воротник пальто, достал телефон и обзвонил несколько человек. Большинство сотрудников отдела, согласно раннему часу, послали его к черту, остальные – подальше. Кто-то дополнительно подтвердил, что ничего Ричарду не оставлял. Винкс трубку не поднял.

Устало вздохнув, Ортега сунул телефон в карман и побрел к метро.

Добравшись до угловатого унылого здания, Ричард Ортега остановился недалеко у входа, чтобы докурить сигарету. После нескольких дождливых недель воздух пропитался влагой, на улице стояла холодрыга. Царапающий ветер, налетавший иногда неведомо откуда, неприятно задувал за высокий воротник куртки и резал по глазам.

Докурив, Ортега бросил окурок в засаленный ржавый мусорный бак и с усилием раскрыл ведущую к станции метрополитена дверь, которая чуть было не ударила его из-за сквозняка по носу. Двери на входах в метро вообще любили вытворять разные опасные фокусы, о чем Ортега, привыкший к комфорту служебной машины, успел напрочь позабыть.

Приложив к турникету свою карточку гражданина, Ричард меланхолично прошел вперед и неспешной походкой начал спускаться на станцию. Он выглядел – да и был – человеком, который твердо уверен, что ближайшие дни окажутся хуже некуда, а сделать по этому поводу ничего не удастся, поэтому вполне естественно можно позволить себе расслабиться и не спешить.

Вокруг Ортеги сновали люди, множество людей, работавших в центральных Блоках. Метрополитен являлся для них основным средством передвижения, охватывающим своими разноцветными ветками-щупальцами весь город. Взглянув на висящую под потолком карту подземки, Ортега мельком отметил названия станций: «Площадь гражданского единства», «Дворец Структур», «Театр имени Стефански»… Среди них затесался и «Проспект путча 2020 года».

Ричард мысленно усмехнулся: почему-то это был один из любых для него осколков прошлой жизни, имевший отношение еще к временам прежней власти. Многие станции метро, когда-то называвшиеся иначе, сейчас носили имена, прославляющие построенное Советом Структур гражданское общество и великих послевоенных деятелей. Путч же 2020 года был чем-то, можно сказать, бунтарским для Ортеги. Он не относился ни к Совету Структур, ни к достижениям граждан города, ни к каким-то архитектурным шедеврам. Нет, это был кусок той еще, старой жизни, которая была знакома людям только по полувековой давности кинопленкам, фотографиям да рассказам уходящий стариков. А немного бунтовать, наслаждаться чем-то, не относящимся к работе, к партии, к реальным проблемам, для Ортеги было приятно, вот пусть даже так, пусть даже про себя.

Бывало, он задумывался над тем, чем вызвана эта его психологическая черта, но никогда особо не стремился действительно во всем этом разобраться. Слишком оторвано оно от повседневных обязанностей, слишком мало и бессмысленно по сравнению с постоянно наваливающимися на работе заботами. Просто маленький огонек в темноте вечных нервотрепок.

Дождавшись старого, с потрескавшейся серебристой краской поезда, Ортега уселся на свободное место у дверей и, скрестив руки над портфелем на груди, прикрыл глаза. Как это обычно и бывало, он практически сразу погрузился в чуткую полудрему, в то время как в голове его медленно, словно огромные валуны, по грязи перекатывались ленивые мысли: о расследовании, о его отделе, о пропаганде СГБ, о станции, названной непонятно кем в честь события, которому минуло так много лет.

Ортега вынырнул из круговорота мутных мыслей с голосом, назвавшим нужную ему станцию. Голос принадлежал Елене Фроловой, диктору Единого новостного агентства. В сущности, она зачитывала все, начиная от пресловутых новостей и заканчивая объявлениями в метрополитене и автобусах. Ортеге ее голос нравился, но его раздражало, что женщина сопровождает граждан вот уже лет двадцать везде, куда бы они ни направились. Наверняка это было какой-то психологической уловкой сгбшников. Ричард как-то пытался представить себе, что было бы, если объявления в трамваях зачитал кто-нибудь другой. Не удалось.

Выбравшись на улицу, Ортега направился перпендикулярно основному потоку текущих вокруг людей, во дворы. Он специально вышел из метро раньше, не доезжая одной станции. Площадь вокруг «Силовой», от которой рукой было подать до комплекса Департамента, уже наверняка, несмотря на сравнительно ранний час, была забита злобным людом. Гражданский марш согласовывался с руководством города оппозиционными лидерами аж несколько месяцев, ожидалось порядка сотни тысяч человек. Несмотря на возбухающее время от времени недовольство граждан, проявляющееся в виде митингов и забастовок, таких массовых гражданских волнений Ортега в последние годы не припоминал. Хотя ругаться людям было на что. Ричард, как сотрудник одной из самых критикуемых и ненавистных в обществе структур это прекрасно понимал.

Митинговали против постоянно повышающихся налогов, против понижающегося качества еды, против все более частых сбоев в поставках мяса, против совершенно не работающего министерства здравоохранения, против устаревшего сверх всякой меры Комитета по чрезвычайным ситуациям. Недовольство вызывал беспредел сотрудников силовых структур, учащающиеся закрытия школ, постоянные сбои в работе десятилетиями не обновляемых средств транспорта. На всех уровнях государственной службы, вне зависимости от министерства, процветала коррупция, обеспечивающая полнейшее несоблюдение столь котируемых в средствах массовой информации и политике Совета Структур гражданских прав и свобод. Механизмы, приводящие нынешнюю систему в действие, были выкрашены в яркий зеленый цвет баснословных бонусов, обещанных властями элите. Бонусы эти гарантировали верхушке города очень сытую жизнь, оставляя абсолютное большинство граждан за бортом жизни хотя бы просто спокойной.

Граждане винили Совет Структур, Парламент и Президента Картера лично: за отвратительную экономическую политику, за стагнацию в работе министерств и служб, за неспособность предотвращать деятельность террористов, за отсутствие элементарной поддержки бизнеса, за все на свете. Картер, как персонифицированное зло получал основной удар, хотя на личных встречах с ним оппозиционеры вдруг теряли весь свой пыл. Критиковали президента, в общем-то, заслуженно, потому что совершенно очевидно именно он и его приближенные создали ту систему, которая десятилетиями угнетала жителей города. Ортега и сам до колик в почках не любил нынешнюю власть и в особенности президента, занимающего пост уже два десятка лет, имеющего наглость раз за разом изображать участие в выборах, результат которых сам же и предрешал.

При жизни в запертом городе, осаждаемом аберрантами, окруженном зараженными биологическим оружием пустошами, людям просто необходимо было верить, что когда-нибудь – завтра, через год, два, десять лет – все это закончится. Или хотя бы пойдет на улучшение. Правление Картера, поначалу обнадеживающе стабильное, даже в чем-то прогрессивное и уж точно весьма жесткое, сильное, привело в результате к тому, к чему привело.

После очередных нахальных выборов с предсказуемым итогом народ, подстегиваемый профессиональными оппозиционерами, не мог не выйти в очередной раз на улицы.

До официального начала Гражданского марша оставалось еще несколько часов, но на площади перед станцией «Силовая» наверняка уже нельзя было протолкнуться через слепо воодушевленных людей и угрюмых сотрудников оперативного полка Надзора, готовящихся к рукопашной обработке населения. Никто, конечно, не собирался применять силу без причин, но причины появятся, в этом Ортега не сомневался.

Среди праздно шатающихся толп можно было увидеть идеологически настроенную молодежь с флажками и побитых жизнью стариков с палочками. Кто-то таскал к устанавливаемой неподалеку сцене оборудование и провода, в которых путались прохожие. Кто-то носился и раздавал цветные ленточки – символ акции. Шныряющие между людьми собаки пугали голубей, кто-то шугал собак. Время от времени раздавался звонкий смех или неубедительное пение, прорывающееся через вопли животных, завывания матюгальников, шарканье ног.

Торговцы зазывали, потерявшиеся дети – орали. Над площадью разносились запахи тысяч потеющих тел и перемешиваемой грязи, в которые удивительным образом вплетались ароматы выпечки и цветов с переносных лотков уличных барыг. Подъезжающие время от времени на недостижимых для среднего гражданина автомобилях лидеры оппозиционных движений немедленно требовали к себе внимания. Сергей Свербицкий и Эдуард Квалишвили, – лица молодой оппозиции, немедленно забрались за сцену и стали громко голосить, время от времени ругаясь. Старые оппозиционеры, чувствуя, что у них отъедают аудиторию, срочно планировали ответную акцию.

Разворачивались транспаранты, гремели лозунги, обличались преступления, голосили граммофоны, играла музыка. Подразделения Надзора, следящие за проведением шествия, замерли в мрачном ожидании. Над всем этим витал в воздухе чистый и незамутненный политический дух.

Чтобы не столкнуться со всей этой голытьбой, не увязнуть в ней и не попасть ненароком в какую-нибудь заварушку, Ричард и решил выйти из метро заранее и добраться до работы по обычно забитым наркоманами, мелкими бандитами и возвращающимися из школ детьми дворам. Как-то так выходило, что здесь сейчас было безопаснее.

Впрочем, утром беспокоиться не было резона. Наркоманы расползлись кто куда, занятые по ночам пьянью детские площадки и лавочки оккупировали теперь одинокие старики, а дети более-менее эффективно удерживались в школах.

На территорию комплекса Департамента Ортега зашел на всякий случай с черного хода. Сразу за дверью его встретила такая же вооруженная охрана, как и на главном пропускном пункте, но зато неприметная снаружи дверь с кодовым замком привлекала меньше внимания воинствующих дураков, чем солидно перегороженная шлагбаумом дорога и серые автоматчики.

Пройдя проверку, Ортега выбрался на внутреннюю территорию, повилял между канцелярскими зданиями, миновал закутанную в массивные колонны бежевую академию. Стены учебного заведения были традиционно разрисованы курсантами, которые, судя по размаху мысли, содержащемуся в надписях, явно пренебрегали принципом «служить и защищать», более налегая на «бухать и сочинять».

Добравшись до нужного здания, Ортега поднялся на пятый этаж, снова прошел проверку. Пожалуй, если бы кто-нибудь, – например, Винкс, – решил с ним поспорить, он мог бы попробовать проделать повторяющийся изо дня в день путь от входа в здание до своего рабочего места с закрытыми глазами, на память.

– Лейтенант Ортега? – полуутвердительно произнесла девушка на входе.

Ортега некоторое время без выражения смотрел на нее.

– Для такой красавицы, – произнес, наконец, он, – да к тому же сидящей здесь и видящей меня по несколько раз в неделю уже чуть ли не месяц, вы удивительно забывчивы.

Выражение лица девушки никак не изменилось, но в глазах плотно засело знакомое Ричарду выражение недалекой враждебности. Однако, вопреки ожиданиям лейтенанта, она не ответила какой-нибудь резкостью. Может, на ней уже висело дисциплинарное замечание, а может он ошибся, и девушка вовсе не была агрессивной дурехой. Думать на эту тему Ортеге совершенно не хотелось.

– Ладно, неважно. Да, я – лейтенант Ортега.

– Вас хочет видеть в своем кабинете полковник Марков. Немедленно.

– Учту, спасибо.

– Полковник Марков, – поджав губы, повторила девушка. – Немедленно.

Поначалу Ортега не воспринял слова секретарши слишком серьезно. Если бы Маркову действительно нужно было срочно переговорить с одним из своих подчиненных, он бы, несомненно, позвонил, а не стал дожидаться, пока сонный и частенько опаздывающий следователь сам явится на работу. Однако едва Ричард заметил взгляды, бросаемые на него коллегами по отделу, едва увидел, как изменилось выражение лица Маркова при виде лейтенанта, он сразу понял, что ошибся, что случилось что-то действительно серьезное, большое. Более того, стало понятно, что раз полковник не связался с Ортегой немедленно, случившееся было непоправимым.

На этот раз Ричард оказался прав.

– Винкса убили, – без предисловий положил Марков, как только Ортега уселся напротив.

Видя, как тот побледнел и замер, полковник выдержал паузу, позволяя лейтенанту осмыслить сказанное.

– Похоже, ты об этом еще не слышал. Мои соболезнования, Ричард. Восемь лет – большой срок для совместной работы.

Он вновь замолк, ожидая, вероятно, ответной реакции. Дожидаться пришлось долго, очень долго.

– Как это случилось? – глухо спросил Ортега.

– Еще выясняем подробности. Эдварда нашли утром, в одном из промышленных районов Блока Шесть, чуть ли ни у внутреннего кольца Барьера. Судя по… следам, это работа культистов.

– Каким следам?

Марков угрюмо уставился на собеседника.

– Зачем тебе это?

Ортега не ответил. Некоторое время оба молчали.

– У Винкса, – наконец заговорил полковник, – нет пальцев на руках и ногах, присутствуют ожоги. Плюс еще некоторые свидетельства, позволяющие подозревать Старую Веру или другой культ. Делом занялись Саровски и Медич из тяжких преступлений. У них уже есть версия, сейчас прорабатываются детали. На Старой Вере некоторое время висит четкий кровавый след, есть предположение…

Заметив пустой взгляд лейтенанта, Марков наконец понял, что его не слушают, и замолчал.

– А вы переволновались, полковник, – прервал залившую в очередной раз комнату тишину Ричард.

– Отдохни, Ортега, – Марков тяжело вздохнул, глянул на собеседника из-под светлых бровей. – Отдохни пару дней. Приди в себя. К такому нельзя привыкнуть, побереги здоровье. Если хочешь, отпуск возьми.

– Не хочу, – отрезал Ричард. – Но спасибо за внимание, я это ценю, правда. Лучше поработаю. Отвлекусь.

– Понимаю, – кивнул задумчиво Марков.

– Поработаю, – продолжал, уперев взгляд в столешницу, Ортега. – Соберу вместе все наработки за месяц, отброшу устаревшую информацию. Выцежу самое важное… важное…

– Ортега, – тихо позвал полковник.

– Найду самое важное, и доложу, – закончил Ричард. Поднял взгляд.

– Есть еще кое-что. Пришло распоряжение сверху, час назад. Дело о поставках взрывчатки в Сопротивление у нас принимает Служба гражданской безопасности. Твои материалы уже направлены в их следственный отдел.

На этот раз Ортега не опускал взгляд, но молчал очень, очень долго.

– Пожалуй, я сегодня все же возьму отгул, – сказал он, поднимаясь со стула и натягивая пальто.

– Конечно, – без колебаний согласился Марков. – Если не секрет, куда направишься?

– Воспользуюсь вашим советом. Подумаю о том, как поберечь здоровье.

– Ортега… – скривился начальник, – пить едешь?

– Не сегодня, полковник. Не сегодня.