Читать книгу Ошибка Вещего Олега - Святослав Воеводин - Страница 2

В княжеский терем набилось столько народу, что не пройти, не продохнуть. Олег, подобно всем окружающим, делал постное лицо, супился, а сам не мог дождаться, когда можно будет вырваться на простор и свежий воздух.

Он был самым молодым из присутствующих родичей новгородского князя. Ему было всего три года, когда Рюрик с братьями пришел в эти земли и стал править ими, но ему все еще чудилось, что, выглянув из окна, можно увидеть морские дали, а не скучную речку, теряющуюся в зелени лугов и лесов. Однако от родного языка он успел отвыкнуть, забыл свое прежнее имя Хельг и не называл князя ярлом, как это иногда делали старшие. Ему было двадцать. В таком возрасте память коротка, потому что жизнь впереди длинная и выглядит куда заманчивее того, что уже было.

«Когда уже это все закончится? – думал Олег нетерпеливо. – Надоело пуще горькой редьки».

Тем самым он как бы желал дяде преставиться поскорее, но на самом деле это было всего лишь инстинктивное стремление очутиться на свободе, подальше от фальшивой скорби и алчной ревности, которыми был пропитан здешний воздух. В предвкушении смерти князя Рюрика его покои были заполнены не только местной, но и приезжей знатью. Воеводы, старейшины, волхвы, бояре, купцы да и просто житые люди высокого рода набились в терем так плотно, что свечи угасали в их тяжелом дыхании, а приглушенные голоса жен их и дочек шелестели, подобно осеннему дождю, который как зарядит с вечера, так не прекращается до утра.

Но пора дождей закончилась. Была зима. Самую темную и долгую ночь выбрал Рюрик для своего ухода.

Чтобы сдержать зевок, Олег стиснул зубы и натужно перекосил рот, обрамленный первой шелковистой порослью, которую разве что ребенок назвал бы бородой. В этот момент его окликнули, и он растерянно захлопал глазами. Великий князь Рюрик призывает? Почему вспомнил он про Олега в свой смертный час? Зачем призывает к себе племянника?

Разумеется, вслух эти вопросы не задавались. Олег молча двинулся следом за посланником, уверенно пробирающимся сквозь толпу. Оставалось лишь идти за ним, не отставая. Они пересекли расступившуюся толпу и стали подниматься по лестнице, слишком узкой для такого скопления людей. Только малая часть их состояла в родстве с Рюриком. Варяги растворились среди чуди, ильменей и кривичей, подобно тому, как сахар растворяется в воде, придавая ей совершенно новый вкус и не меняя ее внешне. Новгород лишь с виду казался тем же, каким был до того, как Рюрик взошел на престол и сел править, насаждая свою волю, свои порядки и законы. И, будучи его шурином, Олег не мог не испытывать гордости от осознания своей причастности к славному племени покорителей земель словенских.

Если кто стоял слишком вольно, мешая проходу, Олег таких намеренно задевал плечом или локтем, а то и давил отставленные ноги. Сонливость как рукой сняло. Что-то новое и неожиданное ожидало юношу в княжеской почивальне. Не стал бы Рюрик звать по пустякам, находясь на смертном одре. Это понимали все, и проход Олега сквозь толпу сопровождался приглушенным гулом, в котором уважение смешивалось с завистью.

Войдя в небольшую горницу перед опочивальней, он едва не задохнулся от густоты воздуха, настоянного на лечебных травах и отварах, которыми вот уже третий день пичкали Рюрика, надеясь поднять его на ноги. При виде Олега волхвы устремили на него уголья своих глаз и сблизили кудлатые головы, шушукаясь промеж собой. Стражи у двери скрестили копья перед гриднями, давая понять, что нужно подождать. Переборов желание распахнуть настежь единственное оконце, чтобы впустить свежий ветер, Олег стал ходить от стены к стене, пока не вспомнил, что точно так же ведет себя медведь, запертый в клети. Тогда он сел на лавку подальше от волхвов, расставил ноги, уперся в них кулаками и горделиво выпрямил спину. Всем своим видом показывал Олег, что он не чета здешнему люду, отдавшемуся викингам без боя. Не только Новгород, но и Смоленск, и Муром, и Ростов признали власть Рюрика. Хотя в ту пору Олег мог пройти под конским брюхом не пригибаясь, он чувствовал себя причастным к великому завоеванию и смотрел на местных свысока, оставаясь в душе чужаком.

Дверь опочивальни открылась, выпуская заплаканную Эфанду с маленьким Ингором на руках. Новгородцы уже прозвали его Игорем, и, в отличие от Олега, ему было суждено вырасти, не помня запаха моря и парусов на далеком горизонте.

– Отходит, отходит, – прошептала она, уткнувшись лицом в плечо брата. – Тебя хочет видеть, Олег.

Она была Рюрику давнею и верною женою, и ей было обидно, что он решил разделить последние минуты не с нею, а с ее младшим братом.

Игорь молча и серьезно смотрел на Олега, пытаясь запихнуть в рот кулак целиком. Его редко видели плачущим. Даже голодный, он предпочитал сердито требовать сиську, а не жалобно выпрашивать ее. Потрепав его по реденьким льняным волосикам, Олег вошел в опочивальню.

Рюрик был не жилец, это было видно по его восковому лицу с прозрачной, истончившейся кожей. Глаза запали, приобретя влажный лихорадочный блеск. Он поднял желтый костлявый палец и поманил шурина, после чего указал ему на место рядом. Олег опустился на колени подле ложа и взял холодную руку свояка в свои ладони. Собственный порывистый жест смутил его, и он хотел было отпустить руку, но Рюрик не позволил, ухватившись за пальцы, как за спасительные соломинки.

– Это Вадимов сын убил меня, – прошептал он. – Никому ни слова, а то сбежит или новую смуту затеет.

– Вадимов сын? – переспросил Олег недоуменно. – Гостомысл? Ты же сам сказывал, что застудился, когда сани в Лугу провалились.

Слова эти были вызваны растерянностью. Не успел Олег произнести их все, как уже понял, что князь говорит правду. Вадим Хоробрый был новгородским воеводой и в свое время поднял бунт против пришлых злыдней, как он называл варягов. Рюрик тогда действовал быстро и решительно, утопив бунтовщиков в их собственной крови. Мало кто из заговорщиков удостоился заточения в темницу или смерти легкой, не мучительной и не позорной, и, уж конечно, это был не Вадим.

– Простуда моя от булата отравленного, – отвечал Рюрик, жарко дыша и роняя голову на подушку.

– Как это? – еще сильней изумился Олег.

– Змея-изменщица меня коварством взяла. Девка красоты необыкновенной. Я ее в Ладоге присмотрел и на Подгорском зимовье поселил для утех во время охоты.

– Звать девку как?

– Забава. Только забавляться с нею недолго пришлось. Кинжалом меня в спину ударила, стерва. Рана пустяковая, да яд в нее попал. Нож отравленный оказался. В том Забава на дыбе призналась. Казнил ее и скорей домой, к знахарям. Не хотел, чтобы Эфанда про блуд мой прознала, вот и выдумал хворь…

Рюрик сообщал все это малыми порциями, делая частые передышки. Пока он замирал, собираясь с силами, Олег молчал, чтобы не сбивать его с мысли. Но один вопрос не давал ему покоя, и он спросил, когда рассказ подошел к концу:

– Откуда, батюшка, известно тебе, что злодейство Гостомысл задумал?

– Больше некому, – вздохнул Рюрик. – Пожалел злодейское семя, вот и пожинаю плоды. Ты мою ошибку исправь, Олег. Как помру, поезжай в Ладогу и изничтожь весь Вадимов род под корень.

Рюрик хотел сделать рубящий жест, но лишь уронил руку на одеяло. Желтизна ее была пугающей. Почитай, неделю Рюрик боролся со смертью, противопоставляя ей свою волю и жизненную силу, но теперь она брала свое и никто не мог помешать этому.

– Как же я заговорщиков одолею, когда у меня даже сотни своей нет? – нахмурился Олег.

– Все войско теперь твое. – Рюрик косо посмотрел из-под коричневого века. – Всю власть тебе отдаю.

– Мне?

– Тебе, Олег, тебе. Больше некому. – По вздоху князя можно было понять, что он не в восторге от собственного решения. – Братья мои, сам знаешь, давно почили…

По странному стечению обстоятельств Синеус и Трувор умерли почти одновременно, и никто точно не знал отчего. Просто однажды братьев Рюрика не стало, а сам он в дополнение к Новгороду получил Белоозеро и Изборск, увеличив свои владения втрое.

– Знаю, – коротко кивнул Олег.

– А другим власть доверять нельзя. – Рюрик говорил с трудом, однако пересиливал слабость, потому что не мог уйти, не сказав всего, что должен был. – Тогда жене моей и сыну не жить. А ты их любишь. Любишь ведь?

Ответ последовал не сразу. Только сейчас Олег начал понимать, что происходит. Рюрик поручал ему опеку над своим единственным наследником. Ближе Олега у него никого не осталось. Помри князь, и воеводы тотчас на престол полезут, сметая всех на своем пути. Затеют междоусобицу, Эфанду с Игорем либо удавят по-тихому, либо себе служить заставят. Олег же не желал зла ни сестре, ни племяннику. Ставя его наместником, Рюрик мог не опасаться за будущее своей семьи.

– Будь спокоен за Игоря и Эфанду, – произнес Олег твердо. – Оберегу и в обиду не дам.

– Это я и хотел от тебя услышать, – выдохнул Рюрик.

Его бескровные губы почти не шевелились, поэтому речь становилась все менее разборчивой, как у пьяного.

– Клянись, – пробормотал он. – Присягай на верность.

Олег в клятве своей был немногословен, но Рюрик большего не потребовал, потому что жизнь уходила из него с каждым мгновением, как вытекает брага из дырявого жбана.

– Возьми, – прошелестел он еле слышно.

Рука, скользнувшая под одеяло, вынырнула оттуда с пергаментом, перевязанным витым шнуром.

– Здесь все написано и моей печатью закреплено, – продолжал Рюрик, отдышавшись. – Свидетелями тому Богорад, Сигур и Братич. Призови и вознагради их, чтобы от слов своих не отреклись. И Гостомысла… Гостомысла найди.

– Найду, батюшка, – кивнул Олег, переборов искушение немедля сорвать со свитка запечатанный шнур и заглянуть в написанное.

– Ингвара не обижай…

Рюрик перешел на родной, уже полузабытый язык и больше ничего путного изречь не смог. Помянул родителей, обещая скорую встречу. Сказал, что холодно ему, попросил укрыть потеплее, но, когда Олег набросил на него медвежью шкуру с пола, стал жаловаться на духоту и тяжесть в груди. Лицо его неожиданно похорошело, утратив желтушный оттенок. Разрумянился Рюрик, губы его молодо запылали, глаза засверкали.

– Ведите, – разрешил он кому-то, кого Олег не видел.

Приподнятые руки упали на постель. Румянец стал быстро сходить с запавших щек князя. Он еще смотрел вверх перед собой, но вряд ли что-то видел. Его ноздри на мгновение раздулись и, побелев, сузились, точно тронутые стужей. Олег почувствовал легкое движение воздуха, а потом пламенные языки светильников застыли в полной неподвижности. Олег зябко поежился. Впору было самому в шкуру кутаться. Вместо этого он подошел на затекших ногах к двери, распахнул ее и посмотрел на ожидающих его слóва.

– Богорад, – окликнул он верховного волхва, – зайди. И пошли за Сигуром и Братичем.

– Ему лучше? – с надеждой спросила Эфанда, вставшая с лавки.

– Да, – ответил Олег коротко.

И разве это не было правдой?

Собрав возле смертного одра первого волхва, начальника стражи и воеводу, Олег показал им пергаментный свиток.

– Указ всем нам новую жизнь сулит, – сказал он. – Вы со мной?

В наступившей тишине казалось, что покойный Рюрик прислушивается, ожидая ответа приближенных.

– Молод ты очень, – сказал Богорад.

– Вот и хорошо, – сказал Олег. – Значит, помру не скоро. Вам троим это только на руку. При своих чинах останетесь.

– Мы чины от князя получили, – заметил Сигур.

Этим он давал понять, что рассчитывает на большее. Олег посмотрел на него холодно, как будто не двадцать лет прожил, а сорок, и успел узнать о людях гораздо больше, чем им того хотелось бы.

– Так не теряйте того, что имеете, – сказал он.

Лоб начальника стражи подернулся рябью задумчивых морщин. Воевода Братич сохранял невозмутимость.

– Ты, Олег, наставником при Игоре поставлен, – сказал он. – Сколько сроку у тебя? Три года? Пять? Эфанда княгиня. Посадит сына княжить, вот и все твое правление.

– Она сестра моя. Как скажу, так и сделает.

– Старшая сестра, – напомнил Богорад, испытующе щурясь.

Олег открыл дверь и окликнул:

– Эфанда! Пойди сюда. Мальца оставь няньке.

Княгиня переступила порог, ахнула и пошатнулась. При виде мертвого супруга губы ее поползли в стороны, горло сжалось, не давая издать первый горестный вопль.

– Погоди плакать, – строго сказал ей Олег. – Наплачешься еще. Сейчас решать надо.

– Что… – язык не сразу подчинился Эфанде. – Что решать?

– Как с Игорем быть, сестра. Мужа твоего убили. Теперь очередь преемника настала. Заговор зреет.

– Убили? – пролепетала княгиня. – Неправда твоя, брат. Горячка сокола моего сгубила.

Воевода и начальник стражи недоверчиво смотрели на Олега. Старый волхв тоже посмотрел на него, перевел взгляд на Эфанду и вновь уставился на ее брата. Что он сумел увидеть, что успел распознать, неизвестно, но сказано им было следующее:

– Правду Олег говорит. Кто не верит, может спину князя поглядеть. Нож вскользь прошел, но яд до печенок добрался и остальное сделал.

– Кто его? – слабо вскрикнула Эфанда.

– Сейчас речь не о том, – жестко произнес Олег. – Врагов у Рюрика хватало, и теперь они твои враги. Прежде чем дух испустить, он меня княжить поставил и слово с меня взял, что не дам вас в обиду. – Олег вонзил взгляд в слезящиеся глаза сестры. – Но если тебе такое решение не по нраву… – Он взял свиток в обе руки, давая понять, что готов порвать грамоту, не колеблясь. – Тогда правь сама и защищай Игоря тоже сама, сколько сил хватит. Прикажи только, и я уйду.

– Нет! – Эфанда вцепилась в его рукав, боясь отпустить хотя бы на шаг. – Останься, Олег!

– На престол сяду, – предупредил он.

– Садись, брат. Разве я против? Кто лучше тебя справится?

Прежде чем ответить, Олег многозначительно посмотрел на притихших воевод. Волхв тонко усмехнулся, пряча губы в бороде.

– Ты сказала, сестра, – торжественно заговорил Олег. – Я тебя услышал. Мы все тебя услышали. – Он показал пальцем на заострившийся профиль покойника. – Назад тебе ходу нет, чай не рак, чтобы пятиться. Почести за тобой сохраню, Игорь при мне в безопасности будет, не сомневайся. Как возмужает, земли ему отдам в правление. Вот тебе в этом моя порука.

Он выставил вперед руку, повернув ее ладонью кверху. Эфанда положила на нее свою руку, прослезившись. Она оплакивала и безвременную кончину мужа, и свои надежды на княжеский венец, но были среди этих горьких слез и слезы облегчения. Олег видел это и, успокаивающе похлопывая сестру по сгорбленной спине, приговаривал:

– Все будет хорошо, все будет хорошо.