Читать книгу Ошибка Вещего Олега - Святослав Воеводин - Страница 4

Прежде чем отправиться в поход, Олег решил укрепить Новгород, чтобы тот не был захвачен в его отсутствие. Он взялся за дело, как только сошел снег. Собрав всех воевод, Олег проехал с ними вдоль крепостных стен, выспрашивая, какие слабые места видят они и где пошли бы на приступ, если бы брали город.

Картина сложилась неблагоприятная. Рюрик принял Новгород в том виде, в котором тот был возведен изначально, а здешние племена мало смыслили в военном деле и строительстве. Крепостной вал был сложен из бревенчатых клетей, заполненных землей. Частично они сгнили, частично просели, и там образовались осыпи и промоины, грозящие разрушить ограду. По сути, подобравшись к детинцу в таких местах, можно было без труда опрокинуть частокол и ворваться внутрь. Вдобавок к этому окрестные жители и дружинники проделали в стене множество лазов и подкопов, чтобы беспрепятственно шнырять в обе стороны по своим надобностям.

– Бреши заделать, – велел Олег. – Дозорных на башнях предупредить: кто не уследит за ползунами, того казнят без жалости. Пустить вокруг города конников, чтобы днем и ночью в оба глаза смотрели. Валы срыть, старые бревна в растопку отдать. Для новых насыпей использовать ошкуренный дубняк. Клети заваливать не землей, а камнями, бревна укладывать не вдоль, а поперек.

– Стены надо бы повыше, – заметил Верходуй.

– Это непременно, – согласился Олег. – Но старые сносите частями, а в основание новых тоже валуны укладывайте.

Отдав еще несколько дельных распоряжений, Олег пустил Златогрива вскачь к дороге, по которой двигалась колонна ратников. Воеводы и их сотни, пришпорив коней, помчались следом.

Вот уже второй месяц по указу Олега в Новгород сходились дружины, присылаемые из разных краев княжества. И всякий раз его и воевод ждало разочарование. Наместники упорно не желали расставаться с опытными и достойно снаряженными ратниками и отправляли в Новгород всякий сброд, вооруженный кое-как и ничему не обученный. Это выводило Олега из себя. Приближалось время походов, а войско его наполовину состояло из ополченцев, не умевших держать меч и пускавших стрелы по ветру, как мальчишки. Ковать для них шлемы, кольчуги и щиты было некогда, да и не имело смысла. Всем этим никчемным смердам предстояло погибнуть в первом же бою.

– Если юрьевские никудышные окажутся, то заверну обратно, а посад их разорю в назидание прочим, – пообещал Олег сквозь зубы, обращаясь к коню, а не к воеводам.

Златогрив был ему милее всех на свете. Он служил князю на совесть, и с его стороны можно было не опасаться измены. Рослый, с большими мохнатыми копытами, мощной грудью и высоким крупом, конь обгонял на скачках тонконогих жеребцов и легких степных кобылиц. Его пригнали жеребенком из норманнских земель и отдали Олегу, когда решили, что стригунок сломал ногу в пути. Оказалось, что это вывих. Олег собственноручно выстругал из липы дощечки, в которые упрятал поврежденную бабку, чтобы заживала. Златогрив оценил заботу и относился к хозяину, как к богу Велесу в человеческом облике. Иногда казалось, что он понимает речь Олега… вернее, редки были случаи, когда этого не происходило. Вот и сейчас, стелясь под хозяином, конь шумно фыркал и раздувал ноздри, выражая тем самым негодование по отношению к отряду.

– Чьи будете? – спросил Олег, натягивая поводья.

Златогрив зарылся передними копытами в придорожную грязь и остановился, но не раньше, чем толкнул грудью коня незнакомого воеводы.

Тот, оценив богатый наряд Олега, пурпурный плащ и шапку с орлиным пером, признал за ним главенство и ответил:

– Кривичей веду. Я Словен из Изборской земли. Две тысячи ратников со мной.

Не представившись, Олег проехал вдоль колонны, резко развернул коня и вернулся обратно. Его разбирала такая злость, что рука так и просилась отхлестать Словена плетью при всех.

– Ты скот на убой ведешь или войско? – прошипел он. – Почему дружинники не в железе, а в коже драной? Почему щиты не у всех? Где их шлемы?

Воевода кривичей заметил состояние князя, но не дрогнул, а отвечал спокойно, не отводя взгляд:

– Чем богаты, тем и рады. А оружие и доспехи в сражении добудем.

– Как добывать собираетесь? – насмешливо спросил подъехавший Братич. – Голыми руками? Порубят вас в капусту, вот и весь сказ.

– Многие пытались, – отвечал Словен, – да никому пока не удалось. На чужую силу у нас умение имеется.

– Поглядим, – ухмыльнулся Верходуй презрительно.

– Да хоть сейчас гляди, – сказал предводитель кривичей.

Выражение его лица не изменилось, но взгляд сделался другим, жестким и упрямым. Олегу это понравилось. Однако, несмотря на молодость лет, он привык проверять свои впечатления.

– Что же вы раньше оружием и латами не обзавелись, коли такие грозные? – осведомился он, уперев кулак в бок.

Златогрив, будто уловив насмешку в голосе хозяина, помотал головой и заржал, скаля длинные желтые зубы.

В рядах княжеской свиты тоже послышались смешки. На щеках Словена проступили маковые пятна, а на лбу развилка синих вен.

– Оружие мы не раз в бою брали, – молвил он, обводя взглядом смеющиеся лица. – Только лучшее, что было, пришлось дома оставить, чтобы было там чем от врага отбиваться. То балты лезут, то прусаки, то все вместе. Кто-то же должен давать им отпор.

Ответ Олегу понравился, потому что был честен. Другие воеводы, приведшие плохо снаряженные дружины, имели обыкновение отпираться, юлить и ссылаться на бедность. Словен сказал все, как оно есть. Олег не мог не признать его правоты. Теперь ему стала понятна прижимистость союзников, и она перестала вызывать гнев. Но отвага, проявленная кривичем, вызывала не только уважение, но и дух соперничества.

– Умением не хвалятся, его показывают, – изрек Олег как бы между прочим.

Щеки Словена запылали еще сильнее.

– А ты проверь, князь, – дерзко сказал он.

– Вот и проверю, – кивнул Олег. – Ловлю тебя на слове, воевода. Отбери полсотни лучших конников. Мы против тебя столько же выставим. Посмотрим, чья возьмет.

– Нет, князь, – покачал головой Словен. – Нельзя кровопролитие промеж своими затевать. Людей ради потехи губить? Я не согласен.

– Экий ты дурак, братец, – с удовольствием проговорил Олег. – Разве ж я сказал им насмерть драться? Ратники оружие здесь оставят, а сами бороться станут. Кто кого из седел вышибет, тот и победитель.

Воеводы загудели, предвкушая лихую воинскую забаву. Братич вызвался лично возглавить своих ратников. Ему противостоял Словен, уже расстегивающий ремни, чтобы отдать оруженосцу меч, булаву и ножи.

– Кулаки в ход не пускать, – предупредил Олег, сведя воевод по обе руки от себя. – Упавших конями не топтать. А уловки и хитрости не возбраняются. Передайте слова мои ратникам и начинайте.

Оба отряда съехали с дороги на луг, где выстроились друг напротив друга. Земля, еще не до конца впитавшая талые воды, брызгала и хлюпала под переступающими лошадиными ногами. Кривичи растянулись редкой цепью в длину. Подметив это, Братич молодецки свистнул, собирая ватагу вокруг себя. Получился кулак, которым он задумал с налету пробить строй, чтобы разъединить соперников и погнать по полю в разные стороны, вышибая из седла по одному.

– Толково, – заметил Олег, предвкушая скорый разгром чужаков.

– Просчитался Братич, – возразил Верходуй. – Сам голову в пасть сует.

– Где ты пасть увидел?

– А вот погоди, князь.

Очень скоро Олегу довелось убедиться в правоте опытного воина. По мере того как конники Братича скакали вперед, строй кривичей подавался назад и в стороны, а потом, повинуясь приказу Словена, они внезапно сомкнулись в кольцо, обступив нападающих. Не прошло и пяти минут, как половина новгородцев очутилась на земле, выдернутая из седел за плащи или выбитая внезапным наскоком. Дружинники, вырвавшиеся из окружения, метались по зеленому лугу, не имея общего плана действий.

Охрипшего от выкриков Братича зажали в клещи и принялись раскачивать из стороны в сторону, пока не свалили воеводу наземь. Сапог его запутался в стремени скачущего коня, и он, теряя доспехи и остатки достоинства, поволочился по лужам и кротовьим норам. Дело могло кончиться вывихами и даже переломами, но Словен бросился на помощь и остановил разгоряченного коня, схватив того под уздцы.

Пока Олег наблюдал за этой сценой, разгром его дружинников завершился. Пристыженные, они старались обратить все в шутку, смеясь вместе с победителями, однако были среди них и такие, кто ругался или грозил отмщением. Двое или трое вообще были готовы кинуться на кривичей с кулаками, особенно после того как Братич оттолкнул Словена, помогавшего ему подняться на ноги.

Олег и сам чувствовал сильное желание как-то поквитаться за поражение, но разум говорил, что его княжеский долг состоит в том, чтобы примирить обе стороны и не позволить неприязни поселиться в душах воинов, которым вскорости предстояло сражаться вместе, плечом к плечу.

Подозвав обе ватаги, он обратился к ним, повысив голос так, чтобы всем дружинникам было слышно.

– В том, что вы проиграли, – сказал он новгородцам, – нет ничего зазорного. Но умный извлекает урок из своих промашек, а дурень повторяет их снова и снова. Смелость ваша ни у кого не вызывает сомнений, теперь наберитесь еще и осмотрительности, тогда не будет вам равных на поле боя.

После этого Олег повернулся в сторону Словена и его дружинников:

– Вы, братья, не только хитрость свою показали, но и сплоченность похвальную. Вот только зазнаваться не надо. Забавы – забавами, а в бой мы все вместе пойдем, не различая, кто откуда родом и какого племени. А посему…

Олег сел прямо, чтобы его одинаково хорошо видели и слышали обе дружины. Его молодое свежее лицо сделалось красивым и вдохновенным.

– Скоро вниз по Днепру пойдем, а там через море переправимся и Царьград возьмем со всеми его богатствами неописуемыми. Но на пути у нас Киев встанет, так что сперва его одолеть придется. Там изменники сидят, Аскольд и Дир, которых покойный князь на покорение Царьграда двинул. Пойти-то они пошли, да в Киеве подзадержались, так что по сей день там сидят, потеряв стыд и совесть. Надобно им напомнить, кто они, откуда и зачем…

Сбивчивая, но пламенная речь вызвала одобрительный рев у внимающих ему дружинников. Война была их образом жизни, и хотя на привале или после кровавой сечи каждый жаловался на свою долю и порывался вернуться в родное селение, на самом деле таких охотников среди ратников было мало. Их труд был опасен, но не так тяжел, как у землепашцев, камнетесов, лесорубов и даже промысловиков или ремесленников. Выходить на поле брани доводилось не так уж часто. В перерывах между сражениями и осадами дружины ходили с походами, используя при этом возможность и поесть сытно, и чужих баб поиметь, и обогатиться. Мысль о том, чтобы пограбить Киев и легендарный Царьград, окрыляла этих молодых, сильных, честолюбивых мужчин. Поход означал погибель одним и праздник другим. Но каждый считал себя удачливее прочих и полагал, что его-то смерть уж точно минует.

В какой-то миг Олегу представилось, что вся эта масса народу, которую он видит перед собой, навалена мертвою зловонною кучею, что улыбаются ему черепные оскалы и взирают на него не глаза, а пустые глазницы. Стало тягостно и страшно при мысли об этих тысячах и многих других, которые сложат головы по его приказу, добывая ему честь и славу. Захотелось вдруг отречься от венца и бежать, пока не поздно, пока не нагородил он горы трупов.

Словно чуя смятение, охватившее хозяина, Златогрив повернул свою большую красивую голову. Настроение Олега резко переменилось. Он устыдился своих мыслей и минутной слабости. Закончив речь призывом сложить головы за родную землю, он с облегчением оставил войска и поскакал в город.

Когда он, умытый и причесанный, приготовился спуститься в пиршественную палату, чтобы разделить ужин с приезжими и своими воеводами, в дверь несмело постучали и стражник доложил о том, что княгиня Эфанда испрашивает разрешения предстать перед светлыми очами брата. Олег велел впустить ее. Сестра явилась не одна, а с Игорем на руках. Было видно, что нести сына ей тяжеловато. Он уродился мелким, но потом быстро добрал в весе и росте.

Олег забрал племянника, подбросил до потолка, повертел, покачал и вернул, хохочущего, сестре.

– Богатырь растет, – похвалил он. – Скоро можно будет на коня сажать.

– Правда твоя, братец, – заговорила Эфанда приторным и почему-то веселым голосом, хотя ничего радостного поведано не было. – Будущий князь ведь. Ему быть слабым не к лицу.

– Рано о троне говорить, – отрезал Олег. – Чтобы земли раздавать, их вначале завоевать надобно.

– Сказывают, ты на Киев собрался?

– Вот прикажу некоторым языки отрубить, чтобы лишнего не болтали!

– Не серчай, брат. Молва всегда впереди дел идет.

Голосок Эфанды сделался еще слаще, заставив Олега взглянуть на нее с подозрительным прищуром.

– Ты чего пришла? – спросил он резко. – Если есть что сказать, говори. Некогда мне.

Сестра заморгала часто, придав лицу умильно-благостное выражение, и начала намеками подводить брата к мысли, что ему-де лучше будет Киевом править, а она, Эфанда, останется с Игорем за Новгородом присматривать. Нужны ей для этого грамота княжеская и печать, а уж порядок она в городе обеспечит, пусть Олег не сомневается.

Он слушал ее, слушал, а потом произнес вкрадчиво:

– Я вижу, сестра, ты наш уговор помаленьку забывать начала. Так я тебе напомню. Покуда я жив, о престоле не мечтай и даже не заикайся. Учти, я этого не потерплю. Не приходи ко мне больше с такими просьбами, не то пожалеешь.

Маленький Игорь, услышав грозный тон, сморщился и на всякий случай заплакал. Олег его успокаивать не стал, смотрел холодным взглядом и ждал, когда сестра уйдет. В этот момент она осознала, насколько сильно и необратимо изменился ее младший брат. Он был преисполнен власти и ни с кем не собирался делить ее. Пытаться переубедить его было все равно что надеяться договориться с волком.

Подхватив сына, Эфанда поспешила покинуть покои.