Читать книгу Ошибка Вещего Олега - Святослав Воеводин - Страница 5

Лето разгоралось быстро, как правильно сложенный костер. С каждым днем становилось все жарче, все зеленее. Закаты подолгу пламенели на небосклоне, сопротивляясь ночному мраку. Утренние зори вспыхивали рано, торопясь возвестить о новом восхождении солнца.

Войско было готово к походу. Ремонт детинца закончился. Старые колодцы были очищены, а новые вырыты. Запасов пищи хватало, чтобы выдержать несколько месяцев осады. Охранять Новгород оставалось две тысячи воинов, имевших опыт в защите крепостей. И все же смутная тревога грызла сердце Олега, не позволяя ему с легким сердцем устремиться к намеченной цели.

Воеводы, видя его нерешительность, начали роптать. Уже не один и не два взяли на себя смелость указать князю на недопустимость промедления. Поход следовало закончить до наступления зимы, которая не только затрудняла дальние походы, но и делала их невозможными. Метели, глубокий снег и голод губили войска и поболее новгородских. Олег вел к Днепру двадцатитысячную рать, а такая уйма народу не могла обойтись без тяжелогруженых обозов, провианта, фуража, осадных орудий и табуна сменных лошадей. Увязни все это в осенней распутице или в зимних снегах, и всем завоеваниям конец. Дружины разбредутся во все стороны, ища себе приют и пропитание, и много сил и времени уйдет на наведение порядка.

Олег понимал все это и не наказывал приближенных за упреки, но продолжал сидеть в Новгороде. Он не знал, как поступить с сестрой. Заключать ее в темницу не хотелось, высылать в глушь тоже. В их жилах текла одна кровь, и Олег не забыл своих детских забав с Эфандой. Понять всю глубину его чувств способен лишь тот мужчина, у которого в детстве была старшая, почти взрослая и очень красивая сестра. Их связывали не только воспоминания, но и любовь, принимавшая подчас довольно странные формы.

А вот доверия к сестре у Олега не было. Он почти не сомневался, что в его отсутствие она спутается с кем-нибудь из местной знати, поддастся уговорам и решится возвести Игоря на престол. В этом начинании ее поддержат многие, надеясь возвыситься во время смуты. Это означало кровавую междоусобицу и вынужденный отказ от похода за море. Могло закончиться противостояние и потерей Новгорода. И все из-за упрямства глупой, честолюбивой бабы. Нет, допустить этого никак было нельзя.

Решение, как это часто бывает, пришло внезапно. Наш разум решает поставленные перед ним задачи даже в те моменты, когда сами мы заняты совсем другими делами и заботами. Это происходит как бы само собой, как дыхание или пищеварение. Главное – не вмешиваться в подобные процессы, чтобы не навредить. Именно так Олег и поступил, и в одно прекрасное утро проснулся с точным знанием того, что ему следует сделать с Эфандой и Игорем.

Позавтракав вместе с ними, он подозвал племянника, посадил на колено, потрепал по мягким светлым вихрам и спросил:

– Тебе сколько годков, Игореша?

– Вот сколько, – ответил мальчик, выставляя четыре пальца.

– Большой какой, – произнес Олег с той фальшивостью, которая присуща взрослым, редко общающимся с детьми.

– Я сам на жеребчика забираюсь, – похвастался Игорь. – И стрелы умею пускать.

Некоторые звуки он не выговаривал, из-за чего речь его походила на лепет. Эфанда наблюдала за ним с умилением, склонив голову к плечу. За весну она удивительно похорошела, и это лишний раз подтверждало подозрения, что у нее кто-то появился. Боярин? Воевода? Это не имело значения. Кто бы то ни был, от него исходила угроза.

– Далеко стрелы летят? – спросил Олег.

– Не очень, – признался Игорь. – До воробьев недостреливаю.

– И не надо. По врагам будем стрелять. Вместе.

– Давай! – обрадовался мальчик. – А когда?

– Завтра же поедем, – решил Олег. – На рассвете. На ночь тебя к себе заберу, чтобы не проспал.

После этих слов Эфанда заподозрила неладное.

– Куда это вы собрались? – спросила она.

– Игорь со мной в поход идет, – сказал Олег, как будто речь шла о чем-то обыденном и само собой разумеющемся.

– Что? Что ты сказал?

– Ты слышала, сестра. Игореша, хочешь со мной?

– Да! Да, дядя! – обрадовался племянник.

Какой мальчишка не мечтает о походах и подвигах? Четырехлетний сын Рюрика не был исключением. Ему хотелось на волю, хотелось вырваться из-под материнской опеки. На этих нехитрых струнах души играл Олег, и получалось у него это хорошо.

– Вели собрать сына в путь-дорогу, – сказал Олег Эфанде. – Много вещей не клади. Все необходимое я раздобуду.

– Ты меня спросил? – вскипела она.

– Нет, – ответил он. – И не собираюсь.

– Я – мать!

– А я – князь, – напомнил Олег невозмутимо. – Будет так, как я сказал, Эфанда. Не пытайся меня переубедить или разжалобить. Дело решенное. Побудете пока порознь. Тебе же вольготней без дитяти.

– Вот, значит, что ты замыслил, братец, – процедила Эфанда, кивая и щуря глаза. – Ты разлучить нас решил. От родной матери сына отнимаешь, чтобы он твою сторону принял.

Олег даже глазом не моргнул, когда подтвердил:

– И это тоже, сестра.

– Что-то еще? – спросила она.

Мальчик поворачивался то к одному, то к другому, пытаясь взять в толк, о чем говорят взрослые и отчего их голоса звучат без обычного радушия.

– Если в Новгороде что-то пойдет не так во время нашей разлуки, – начал Олег, – то Игорю со мной спокойней будет. Мало ли что тебе в голову взбредет, сестрица. Бабью душу не понять, поступки ее предугадать невозможно. Твой сын мне порукой будет, что ты глупости никакой не совершишь.

– Так ты его в залог берешь? Точно пленного? Не бывать этому! А ну, отдай!

Получив сильный шлепок по протянутым рукам, Эфанда вскрикнула и отступила. Игорь весь сморщился, намереваясь заплакать, потому что ничего другого в его маленькую голову не приходило.

– Цыц, княжич! – прикрикнул Олег. – Ты не девчонка, чтобы сопли распускать. Очи вытри и гляди веселее. Завтра в это время будем далеко отсюда. Ни каш тебе молочных, ни щей пресных. Я из тебя мужчину сделаю, воина. Не для того ты рожден, чтобы под юбками мамкиными сидеть.

Лицо мальчика разгладилось и просветлело, глаза чудесным образом высохли. Он не сопротивлялся, когда дядя вышел из-за стола и прижал его к своему широкому плечу. Сверху мать выглядела далекой и маленькой, ее нос был красным, на кончике его повисла смешная мутная капля.

– Я поеду в поход, матушка! – звонко произнес Игорь. – Убью всех врагов и вернусь к тебе с подарками.

– Это по-нашему, – одобрил Олег. – Это по-мужски. Пойдем готовиться, племяш. Скажи матушке «до свиданья», сегодня вы уже не свидитесь. Лишние слезы нам ни к чему.

Слезы, конечно, были, и пролилось их немало, но Олег их не видел, и это его устраивало. Женский и детский плач выводил его из себя. Он терпеть не мог все эти всхлипывания, визг и рыдания. А утешать не умел и не хотел. Он был мужчиной и все эти телячьи нежности презирал.

Выезжая за ворота во главе войска, князь Олег не смотрел по сторонам и, отдалившись по дороге, ни разу не оглянулся. Позади не осталось ничего такого, о чем приходилось бы сожалеть, зато впереди ждали открытия и свершения. Туда и был устремлен взгляд Олега.

Когда к нему приблизился вестовой и стал докладывать обо всех просьбах и нуждах двух нянек племянника, он, поведя бровью, предупредил:

– Еще раз с такими пустяками сунешься, велю язык вырвать. К Игорю наставник приставлен, вот с ним и решайте. Меня тревожьте только в крайнем случае, когда сами не справитесь.

С мальцом он виделся не чаще одного раза в день, но всегда умел обставить встречи так, что Игорь с нетерпением ждал новых. Олег или дарил ему красивые вещицы, или брал с собой промчаться вскачь на Златогриве, или давал попробовать забористой медовухи. И при этом не забывал нахваливать племянника и давать полезные советы, делаясь для него незаменимым.

На третий день пути одну из нянек поймали под возом с двумя дружинниками, причем, ясное дело, они там не сказки друг дружке рассказывали. Девку по приказу Олега прогнали нагой, с обрезанными волосами, а хахалей ее лишили забубенных голов. Войску нужна была железная дисциплина. Поблажек не давалось никому.

Все эти кривичи, веси, мери и чуди должны были четко понимать, что малейшее ослушание влечет за собой строжайшее наказание. Это относилось также к тем сотням варягов, которые изъявили желание воевать за князя. Попытки их вожаков говорить с ним на равных Олег пресек в самом начале и относился к соплеменникам точно так же, как к выходцам из других племен.

Разорять придорожные селения он не позволял, поясняя:

– Главная добыча впереди, братья. Кто владеет Киевом, тот владеет Днепром, а чей Днепр, того и море. Народы там живут богатые, но слабые. Богатство и лень развратили их. Все отберем и себе служить заставим.

Разумеется, такие речи не просто нравились ратникам – они распаляли аппетит. Им хотелось заняться дележом добычи и женщин. Это всегда объединяло завоевателей из разных стран во все времена.

Велико же было разочарование дружин и их предводителей, когда, выйдя к Смоленску, они узнали, что город не будет отдан на разграбление.

– Никак не возьму в толк, – покачал сивой головой Братич, – зачем тогда кровь проливать? Не нужен тебе Смоленск, князь, давай пройдем мимо. Жизни сбережем и стрелы. Какая-никакая, а выгода.

Все участники военного совета закивали, выражая свое согласие. Один только Словен сидел неподвижно, выжидающе глядя на князя. Это были его родные земли, и брать Смоленск означало сражаться против кривичей. Словен колебался. Отправляясь в поход, он собирался воевать с киевлянами и византийцами, а не с земляками.

Олег взглянул на него и сказал:

– Попробуем обойтись без крови. Словен, вот тебе мой наказ. Поезжай в город и скажи князю своему, что здесь все по-прежнему останется. Пусть только присягнет на верность и дань посильную платит.

– Станислав вспыльчив. Не потерпит унижения.

– Передай ему, что я уважаю его больше прочих, – сказал Олег. – Потому и не хочу затевать с ним войну. Он будет мне как младший брат. – Выделив голосом слово «младший», Олег обвел взглядом желтый шатер, пронизанный солнечным светом. – Или никак не будет, – сухо закончил он. – Поезжай, Словен. От тебя сейчас судьба кривичей зависит.

Словен оказанным доверием проникся и вернулся с доброй вестью. Станислав, может быть, и взаправду был вспыльчив, однако же это не помешало возобладать здравому смыслу. Никогда еще Смоленск не видел перед собой такой силы, которая теперь стояла перед ним, подступив с севера. Однажды Аскольд привел из Киева тысячи три дружинников и попытался взять смоленского князя на испуг, но ничего из этой затеи не вышло. Многочисленные протоки, овраги и горы оберегали город надежнее всякого войска, и Станислав верил в неприступность своей крепости. Войско Олега потрясло его воображение. Переговорив с послом, он собрал старейшин, и они вместе вышли из ворот, оказывая новгородскому князю невиданный до сих пор почет.

Олег приглашение погостить в Смоленске не принял, сославшись на неотложные дела.

– Лучше я сам тебя к себе позову, – сказал он, – когда Киев возьму.

Кольчуга на нем была прочная, но от коварства никакое железо не убережет, как свидетельствовал печальный пример Рюрика. Олег не верил Станиславу, как не верил никому из собственного окружения, потому что уже распробовал вкус власти и понял, что нет ничего слаще на свете.

– Киев велик и стоит крепко, – с сомнением произнес Станислав. – Пока дойдешь, пока обложишь со всех сторон, там и зима не за горами.

– До осени управлюсь, – небрежно ответил Олег.

Он верил в свою силу и, главное, в удачу. Не могли боги просто так отдать ему княжество Рюрика. Теперь они наблюдали за своим избранником с небес и радовались его успехам.

Покинув сдавшийся без боя Смоленск, Олег повторил испытанный прием у стен Любеча. Князь Мирослав, правда, оказался не таким сговорчивым и рассудительным, как Станислав. Уперся, не захотел под Новгород ложиться. Но до войны и здесь дело не дошло. Олег, приказав вести показательные приготовления к осаде, заслал в Любеч лазутчиков с посулами и внушительным кошелем золотых. Через два дня случилось так, что Мирослав во сне скоропостижно преставился от удушья, а воевода его, варяг Фарлаф, со всем своим родом присягнул Олегу на верность. Как человек сообразительный и предприимчивый, он и остался править городом и окрестностям. По сему поводу устроили пир, а потом еще день квасами и рассолами отпивались.

Провожая Олега, Фарлаф посоветовал Киев покуда не трогать, ибо Аскольд с Диром славятся своей боевитостью и свирепостью.

Олег нахмурился и дал встречный совет. Никогда, сказал он, не отговаривай меня от задуманного и не пытайся отвернуть от намеченной цели.

С тем и отбыл. Фарлаф понял, что сражению быть, и воротился домой довольный. Присяга, данная новгородскому князю, недолгой оказалась. Когда казнят его киевские братья, то Любеч прежнюю свободу обретет, а Фарлаф при короне останется. Прямая выгода.