Читать книгу Ошибка Вещего Олега - Святослав Воеводин - Страница 7

В то утро настроение Олега было хуже некуда. То ли не с той ноги встал, то ли спал плохо, то ли недуг какой донимал. Пошушукавшись, слуги решили, что князь без женской ласки мается. Прежний хозяин всегда возил за собой возок молодаек, дабы было с кем потешиться в долгих походах. Олег ехал один, и это сказывалось на его самочувствии и настроении.

Сам он так не считал. Скажи ему кто, что все дело в застоявшейся дурной крови, он бы такому знатоку мог и в зубы заехать. Олег полагал, что способен контролировать себя, справляясь со всеми своими желаниями и удерживая их в железном кóне[1]. Человеческие чувства и устремления представлялись ему в виде большой упряжки. Дай лошадям волю – и пойдут вразнос. Будут тянуть то в одну сторону, то в другую, не подчиняясь воле хозяина. Далеко ли так уедешь?

О женщинах и их прелестях Олег старался не думать. Обливался холодной водой, изматывал себя военными упражнениями, верховой ездой, питался скудно, ограничивая себя в жирном, остром и сладком. К хмельным напиткам почти не прикасался. И к воинам своим относился так же строго и требовательно.

Вот почему гнев ударил ему в голову, когда он увидел, как верховые дозорные вывели из леса троих связанных дружинников при оружии, но без доспехов и опознавательных знаков. Это означало, что пойманы они были, когда шныряли по округе, нарушив приказ по войску. А то, что они шатались на ходу, лишь усугубляло их положение.

«Казню, – с холодной яростью решил Олег. – Собственной рукой предам смерти негодяев. Головы с плеч долой».

Сопровождаемый Сигуром, он пустил Златогрива вскачь, да так, что комья земли из-под копыт полетели.

Нынешним утром, едва продрав глаза, Олег решил, что объедет весь лагерь и лично проверит все перед решающим броском на Киев. Всю минувшую ночь из разведки возвращались лазутчики, докладывая одно и то же: Аскольд с Диром не выставили заслон на пути Олеговой рати. Это означало, что их напугало количество приближающихся дружин и они предпочли запереться в крепости.

Приказав воеводам собираться в поход, Олег поехал осматривать войска. Его интересовало все – и состояние коровьего стада, и уход за лошадьми, и исправность доспехов. Обозники, свалившие в одну кучу кули с мукой и пахучую соленую рыбу, получили такой нагоняй, что долго еще сидели ни живы ни мертвы, вознося хвалу богам за то, что спасли их от расправы. Незадачливые караульные, спавшие на посту, до сих пор умывались кровавой юшкой. Сотники и тысячники, которых миновал гнев князя, утирали холодный пот.

Все принятые меры, назначенные плети и словесные разносы не успокоили Олега, а, напротив, распалили его еще сильнее. Только теперь, перед решающим сражением, он в полной мере осознал, что войско представляет собой огромную неповоротливую тушу, плохо и далеко не сразу повинующуюся приказам. Верховная воля доходила до дружинников не напрямую, а через многочисленные преломления в головах воевод разного ранга. Одни что-то забывали, другие путали, третьи (и это было самое вредное) вносили в распоряжения что-нибудь свое. Получалась сплошная путаница. Стало ясно, что любое самовольство или уклонение от обязанностей может привести к необратимым последствиям. Никому нельзя было давать спуску. И, гоня коня по зеленому склону, Олег решил про себя, что троих нарушителей дисциплины необходимо не просто выпороть, а подвергнуть показательной казни. Только это заставит остальных проникнуться ответственностью. Может, пойманные дружинники не так уж виноваты, но пример их послужит назиданием для остальных.

– Кто они? – с наскока прокричал Олег, тесня конем начальника дозора. – Где взяли? Разбойничали? Озоровали?

– Ничего о делах их не знаю, – стал объяснять десятник таким голосом, будто оправдывался в собственной провинности. – А только выбежали они из чащи как безумные и давай орать…

– Будто бы горят заживо, – не удержался находившийся ближе дозорный.

– Что? – не понял Олег.

– Нас ведьма подожгла, князь! – выкрикнул косматый, будто дикий зверь, ратник, падая на колени.

Двое его товарищей проделали то же самое, поочередно подавая голоса:

– На нас одежда горела!..

– И волосы!..

– Кожа волдырями пошла!..

– Думали, конец нам пришел!..

– И боль была взаправдашняя, – заключил косматый. – Невмоготу такую терпеть.

Олег подвел к нему коня, спросил сверху:

– Тебя как звать?

– Микула Лютый я, князь. Из войска твоего.

– Мое войско лагерем стоит, парень. Тебя там нет.

– Прости, князь. Бес попутал. Завел в места гиблые к ведьме этой проклятущей…

– Говоришь, огонь на вас наслала старуха эта? – уточнил Олег.

– Не старуха она, – залепетал юнец с редкими вислыми усами. – Молодая баба совсем. Красивая, спасу нет.

– Глаз не отвести, – подтвердил Микула.

Олег испытал волнение, которое постарался скрыть от всех присутствующих. Им совсем не обязательно было знать, что он заинтригован и возбужден, как маленький мальчик, услышавший чарующую сказку.

– Говорите, одежда на вас горела? – заговорил он, выгибая одну бровь домиком. – Так почему же цело все? Кто-нибудь из вас может показать мне ожоги? Нет? Ну, что примолкли?

– Горели они по-дурному, – вмешался начальник дозора. – Синим пламенем внутренним. Бражничали ночь напролет, вот и привиделось с пьяных глаз. Горячка у них, князь.

Олег свесился с седла, чутко повел носом.

– Сивухой не разит. Тут что-то другое. – Он выпрямился и подбоченился. – А ну, признавайтесь, подлые! Вздумали голову мне морочить? Князю своему брешете, псы шелудивые?

– Да ни в жизнь, владыка! – Микула с размаху приложился лбом к земле. – Правду говорим. Была ведьма, была. Вышла в чем мать родила, а из избы дым валит…

– Голая? – переспросил Олег и пошевелился, садясь в седле поудобнее. – И что же, комарье ее не донимало?

Дозорные вежливо засмеялись, давая понять, что оценили сметливость князя. Схваченные ратники переглянулись, а потом один из них тряхнул волнистой русой бородой и сказал:

– Не было там ни комарика, князь. Птиц и зверей тоже. Мертвое место.

Пока Олег выслушивал это странное заявление, взгляд его переметнулся вверх и, скользнув по верхушкам ближних деревьев, обнаружил там блестящую ворону, обхватившую черными лапами березовую ветку. Было такое впечатление, что она давно ждала этого, ибо в следующее мгновение птица повела клювом, словно указывая на лес. Усмехнувшись своим глупым мыслям, Олег спохватился и грозно свел брови на переносице:

– Ладно, недосуг мне ваши байки слушать. Отвечайте прямо: почему дружину покинули? Куда шли? Грабеж замышляли?

– Было дело, – ответил за всех кудлатый Микула. – Но никого и пальцем не тронули, князь. В том матерью своею клянусь, и детками малыми, и душою.

– Думаешь, этого достаточно, чтобы без наказания вас оставить? – скривился Олег и незаметно для себя снова отыскал взглядом черную птицу.

– На все воля твоя, князь, – склонил голову Микула. – Но ежели дашь нам свое прощение, то не будет никого храбрее нас при осаде Киева.

– С чего ты взял, что я его осаждать стану?

– Не первый год в поход хожу, князь. Жизнь за тебя отдам. Не предавай позору.

Осмелевшие товарищи Микулы тоже забормотали виновато, тряся головами и ударяя себя в грудь. Олег подумал, что казнью этих троих он внушит всему войску страх и почитание. Если же помиловать их сейчас, когда на них сосредоточены взгляды сотен людей, то он прослывет милосердным и справедливым, снискав обожание суровых воинов. Испуг краток, а любовь может длиться сколько угодно, продолжаясь даже после смерти того, на кого обращена.

– Лично в бою за вами прослежу! – произнес Олег громко, так чтобы весть о его решении разнеслась по округе. – Не подведите, братцы. Во второй раз не прощу.

– Не подведем, не подведем, – забормотали обрадованные дружинники, еще не вполне веря в свое счастье.

А Олег уже не слушал их, щурясь на ворону. Неужто она и впрямь подает ему знак следовать за собой? Словно бы отвечая на его мысленный вопрос, ворона снялась с ветки и, почти не взмахивая крыльями, перенеслась на другое дерево. Устроившись там, она переступила с лапы на лапу и выжидательно уставилась на Олега.

– Этих троих развязать и отпустить, – распорядился он, ни на кого не глядя. – Осмотр закончен. После полудня выступаем.

– А мы куда, князь? – спросил Сигур, заметив, что Олег готовится ударить коня коленями.

– Я сам поеду, один. Эй, Микула! Можешь показать, в какой стороне ведьму встретили?

– Как бы не ошибиться, батюшка. Вроде оттуда бежали, а куда по пути сворачивали, разве упомнишь…

– Ладно, сам справлюсь, – оборвал ратника Олег, следя за вороной, которая все еще поджидала его на дереве.

– Возьми хотя бы меня, князь, – пробормотал Сигур. – Нельзя тебе одному.

– Мне все можно.

С этими словами Олег погнал Златогрива вниз по косогору, а дальше поскакал ложбиной, постепенно углубляющейся в лес. Конские копыта мягко ударяли по листьям, мох таинственно мерцал в лучах солнца. Ворона взлетала и садилась, взлетала и садилась, точно указывая путь. Олег следовал за ней как зачарованный, не ощущая ни грибного запаха, ни хлестких ударов древесных плетей. Вряд ли он сумел бы определить, как долго и в какую сторону ехал, если бы его спросили. Но спрашивать было некому – он был совсем один в этом лесу, если не считать удивительной вороны. Пока она не нырнула за синие ели и не пропала.

– Эй!

Издавший этот возглас Олег почувствовал себя полным болваном. Уж не птицу ли он звал вернуться? И неужто взаправду поверил, что она не просто забавляется, а ведет его куда-то? Соромно. Нужно поворачивать коня и возвращаться, покуда не слишком далеко заехал!

– Не меня ли ты звал, князь?

Негромкий голос подействовал на Олега и его коня так, словно рядом с ними разверзлась земля или грянул гром. Златогрив пошел задом, выгибая шею и уткнувшись носом в свою грудь. Побледневший всадник сидел в седле с открытым ртом и ошарашенным выражением лица.

Между раскачивающимися еловыми лапами стояла черноволосая девушка с бровями и глазами, будто нарисованными углем на белом лице. Смоляные волосы ее стекали по плечам до локтей перекрещенных рук. Олег сразу понял, что видит ту самую лесную жительницу, что поразила воображение ратников. Только была она не голой, а одетой в шкуру росомахи или какого-то другого черного зверя. Мех переливался и топорщился от хвойного ветерка.

– Ты воинов моих напугала? – спросил Олег, скрывая растерянность за резкостью и некоторой грубостью тона.

– Что же это за воины такие, которых может напугать одинокая женщина в лесу? – Смеясь, она вышла из елей и направилась к нему.

Златогрив дико всхрапнул и сделал попытку подняться на дыбы. Рассерженный Олег огрел его кулаком промеж ушей, что проделывал крайне редко, потому что ни нужды, ни охоты такой не было.

– Стоять!

– Не бойся, – сказала незнакомка то ли ему, то ли встревоженному коню.

– Еще чего! – рявкнул Олег. – Кто ты? Что делаешь в этой глуши? Ворожишь? Заговоры творишь? Зелье колдовское варишь?

– Моя мать была ворожеей, – был ответ. – Сегодня померла.

– Хоронить будешь?

– Уже.

Проследив за движением голой руки девушки, Олег увидел рассеянный столб дыма, поднимающийся над верхушками деревьев.

– Только воинов положено сжигать на кострах, – заметил Олег, успокаивающе поглаживая Златогрива по шее.

– Это не костер, – просто произнесла девушка. – Это дом наш горит. Так положено, чтобы душа не маялась. Пока дом стоит, покойник туда все время возвращаться будет.

– Так ты теперь без крыши над головой осталась?

– Вообще без всего. Только вот это и оставила. – Она тронула пальцем большую серьгу в ухе, а потом подергала мех своей шкуры. – Чтобы тебя не смущать.

В горле Олега сделалось сухо, как будто он не пил воды несколько дней кряду. Голова совершенно очистилась от всяких мыслей.

– Куда же ты теперь? – спросил он, сам не зная зачем.

– С тобой, – был ответ. – Возьмешь?

Вместо членораздельного ответа из горла Олега вырвалось какое-то хриплое карканье, и он вспомнил черную птицу, летевшую впереди через лес.

– Вороной ты была? – сдавленно спросил он.

– Как может девица быть вороной? – насмешливо удивилась она. – Разве крылья у меня?

Она развела руками, и шкура на ней разошлась. Олег сам не заметил, как очутился на земле рядом.

– Иди сюда, – позвал он, начиная задыхаться.

– Значит, возьмешь? – улыбнулась она сияющими глазами.

– Возьму!

– Так бери.

Вместо того чтобы опустить руки, она положила их ему на плечи и притянула к себе. Они упали на колючий ковер из хвои и на время позабыли, что они люди, сделавшись рычащими, кусающимися, катающимися по земле животными.

– Как тебя звать? – спросил Олег, когда все закончилось и помутнение в голове рассеялось.

– Мара, – ответила она, глядя на него.

– Странная серьга у тебя, Мара.

Он протянул руку и отдернул, едва прикоснувшись к острой звезде.

– Жжется? – усмехнулась она. – Заговоренная. Не дается чужим. Только мне служит.

– И что будет, если снимешь? – спросил он.

– Плохо будет, – сказала Мара без улыбки. – Всем. Пусть будет. Она ведь тебе не мешает?

Ничего не ответив на это, Олег прижал ее руки к земле и опять навалился сверху. На этот раз он терзал ее долго, с оттяжкой и наслаждением. Дожидался, пока Мара начнет мелко дрожать под ним, готовая взорваться, и останавливался, дразня ее языком, губами и пальцами. Кончилось это тем, что она впилась ногтями в его ягодицы и стала двигать их все быстрее и быстрее, пока Олег не забыл о своей игре и не сделался таким же жадным и нетерпеливым, как и Мара.

– Люблю тебя, – чуть отдышавшись, прошептала она.

Он откатился и стал натягивать штаны.