Читать книгу Особняк с видом на счастье - Сёстры Кузнецовы - Страница 2

Урок геометрии явно затянулся по моим меркам. Фрау Кхиндель продиктовала условие уже шестой задачи. Мне удалось со слуха понять и записать в тетрадь, что было «дано» и «что надо найти», и я аккуратно и тщательно вывожу слово «решение», надеясь, что последняя буква «е» придётся на звонок с урока. Но, увы, время, похоже, остановилось. А за окном возле нашей с Александрой партой щебечут две синички, склёвывая крошки, набросанные на карниз.

Способность видеть боковым зрением, не поворачивая головы, у меня очень хорошо развита, и я абсолютно уверена, что фрау Кхиндель не может определить, что я смотрю не в тетрадь. Но меня выдаёт расплывшаяся до ушей улыбка умиления от птичек. И раздаётся «выстрел»:

– Пани Грушецкая, вы, по-видимому, решили задачу. И каков ответ? Чему равен угол наклона данной прямой к плоскости?

Что такое интуиция и как она часто выручает в самые трудные минуты жизни, мне известно давно, и включать её у себя я научилась по щелчку небесного выключателя.

– 30 градусов, фрау Кхиндель.

У сухопарой немки очки сползают к длинному носу от удивления:

– Но, пани Грушецкая, я не видела, чтобы вы писали решение задачи!

– Я решила задачу устно, – продолжаю катиться в пропасть с бешеной скоростью. – Так озвучьте, пожалуйста, нам ваше молниеносное решение, моя милая!

Незаметно для окружающих боковой взгляд перемещается в противоположную от синиц сторону. Туда, где лежит тетрадь соседки по парте и лучшей подруги всех времен и народов Александры Боголюбовой, нашей Сашеньки, лучшего математика всей гимназии, дочки профессора Московского университета. Да, я не ошиблась, Александра, как всегда, написала решение словами, полным текстом, а не просто в виде математических формул. И я читаю с выражением:

– Перпендикуляр к плоскости составляет угол 90 градусов с любой прямой, проходящей через точку основания этого перпендикуляра. А значит, он, данная наклонная и отрезок прямой, соединяющий точку пересечения перпендикуляра с плоскостью и точку пересечения наклонной с плоскостью, составляют прямоугольный треугольник. Дано, что перпендикуляр меньше наклонной в два раза, а значит, заданный угол составляет 30 градусов.

Фрау Кхиндель поправляет очки, выпрямляет спину, и… тут звенит спасительный для всех звонок.

Как жаль, что только теперь понимаешь, какие тогда были счастливые времена. Как прекрасна была фрау Кхиндель и её перпендикуляры к прямым и к плоскостям. Но эти времена не просто быстро пролетели, они сжались в один светлый миг, они вспыхнули и погасли, как фейерверк на фоне безоблачного неба. Закончив гимназию, мы из общего строя как по команде «вольно» разбрелись по своим жизненным тропинкам. Александра, пройдя дополнительный гимназический класс, осталась в родной Альма-матер преподавать математику. Фрау Кхиндель торжественно проводили на пенсион. Другие наши одноклассницы уезжали учительствовать на село, устраивались гувернантками, дочери купцов стали помогать отцам с денежными расчётами, кое-кто вышел замуж, некоторые пошли учиться на высшие курсы. Я не видела себя нигде конкретно. И направилась на двухлетнее обучение в театральную школу в надежде, что, отыгрывая различные роли, сумею когда-нибудь увидеть себя в том качестве, в котором хотела бы остаться в реальной жизни навсегда. И таки увидела практически сразу, с первого дня появления в стенах своего нового учебного заведения. Но только не кем быть я увидела, а с кем.

Он стоял в актовом зале, куда нас, новичков, привел куратор группы для знакомства со школой. Стоял возле рояля и пел. Прежде всего, меня поразило сочетание низкого глубокого баритона с утонченной внешностью. Высокий, очень худой, даже, можно сказать, хрупкий брюнет с огромными синими глазами пел задушевно, проникновенно и в то же время очень легко. Голос проникал через уши прямо в мозг, сразу заполнял его целиком, но весь там не помещался и спускался вниз, затрудняя своим присутствием дыхание и сердцебиение. Но и там ему не хватало места, он уверенно пополз ниже… Отчего покрылись мурашками не только мои руки, но и ноги. Фигурально выражаясь, я вся превратилась в одну большую мурашку. Столько лет прошло, а все ощущения помню в мельчайших подробностях.

Наша школа полностью соответствовала новым веяниям в театральном искусстве.

Во-первых, она объединяла курсы для подготовки артистов в разных жанрах: актёрское мастерство на драматической сцене; певческое искусство и для опер, и для легкого жанра; танцевальное искусство, кроме балета – балету в Москве традиционно учили в специальном учебном заведении. У нас даже были группы циркового искусства.

Во-вторых, к тому времени, как я закончила гимназию, в драматический театр уже прочно вошла система Станиславского, автор которой «в прошлой жизни» был купцом Константином Сергеевичем Алексеевым. Он смолоду был большим любителем и знатоком театра. И сам выступал в качестве актёра-любителя. Созданный им и сценаристом Немировичем-Данченко впоследствии новый Художественный театр взорвал театральный мир своими постановками, в которых актёры не примеряли на себя чужие образы, а проживали жизни персонажей как свои в предложенных обстоятельствах.

Мне всё это очень подходило. Имея обычную, не очень запоминающуюся внешность, я легко себя чувствовала и в образе горничной, и дворянки, и продавщицы цветов, и крестьянки. Мой папа, чиновник по особым поручениям сыскного полицейского отделения Москвы, говорил, что я прирожденный филёр. И вскоре, после того как вышел в отставку и открыл своё частное сыскное агентство, не раз просил меня использовать свои внешние данные (точнее, их отсутствие) и навыки, полученные в процессе обучения в театральной школе. Но об этом позже. Здесь скажу лишь, что причиной ухода со службы для моего отца стала революция 1905-1907 годов.

Весь тот ужас, который творился в Москве, повлёк за собой резкое обострение криминогенной обстановки. Государственные карательные органы рубили лес, и, как водится, летели щепки. А щепки были чаще всего не те и летели не туда. И уже будучи частным сыщиком, отец, бывало, находил пропавших, помогал оправдать невиновных и наказать виноватых. Да, кстати, все самые тревожные месяцы папа работал в Москве, а свою семью отправил в Калугу. И мы с сестрой немножко расслабились в обычной калужской школе для девочек (в гимназии не было мест), где основным уроком было домоводство.