Читать книгу Особняк с видом на счастье - Сёстры Кузнецовы - Страница 3

Я ворвалась в учебный процесс эмоциональным вихрем. Интерес к занятиям, мечты о славе на сцене Художественного театра, мечты о любви и счастье – все смешалось, закрутилось и понесло куда-то с непривычной для меня скоростью. Дни теперь пролетали один за другим. Основное время я проводила в школе и, кроме своих занятий, старалась подсмотреть, что там происходило в певческой группе.

Периодически устраивались репетиционные выступления для зрителей и студентов из других групп. Нас приглашали на прослушивание певцов, а их – на наши спектакли. Но если я не пропустила ни одного концерта, то он, певец моего сердца, редко появлялся на наших спектаклях, в которых я очень старалась себя проявить. И мне это удавалось. Мне стали давать главные роли, меня узнавали студенты из других групп и чужие преподаватели. Однажды, после особенно удачного спектакля, ко мне подошла красивая девушка и, представившись Верой Турчинской из группы оперного пения, очень восторженно отозвалась о моей игре и предложила сходить с ней в кондитерскую после занятий. Конечно же, я согласилась с огромной радостью.

Так у меня появилась новая подруга. Умная, красивая, искренняя. Которой я, увы, не соответствовала ни в чем. Вместо ума хитрость, вместо красоты заурядность, вместо искренности холодный расчет. Ну, может, не совсем холодный, точнее совсем не холодный, а очень даже горячий расчет: узнать побольше об интересующем меня «предмете» и, возможно, поближе познакомиться с ним через Веру. Узнать-то получилось быстро. Ведь все наши общие интересы сходились именно на школе, на занятиях, на однокашниках.

Его звали Святослав. Он был, по словам Веры, очень закрытый, малообщительный, несколько заносчивый и вообще довольно неприятный субъект. Но основная проблема, как я определила для себя из рассказов подруги, это то, что возле Святослава постоянно крутилась его сестра Варвара. Она как будто охраняла его ото всех. Особенно от девушек. Ее красивый, низкий с хрипотцой голос прекрасно сочетался с голосом брата, и потому они в основном пели дуэтом и романсы, и оперные арии. Отпоют своё – и домой, чуть ли не за ручку. Потом мне Вера рассказала, что они из семьи известного в Москве адвоката, живут где-то на Пречистенке. Позитивной эту информацию, понятное дело, я считать не могла. Но впасть в уныние по-настоящему со всеми сообразными моменту ощущениями никак не получалось: приближался Рождественский концерт, на который приглашались родители, и к нему надо было готовиться. Тем более, у меня в Рождественском спектакле была главная роль.

Вскоре начались совместные репетиции всех групп, генеральные прогоны рождественского концерта. Студенты проводили много времени в актовом зале, болтали в перерывах между репетициями, тут же закусывали пирожными, принесенными из ближайшей кондитерской. Это было, наверное, самое счастливое время в моей жизни. Во всяком случае, мне сейчас так кажется. Святослав обычно сидел в некотором отдалении от основной массы. А его сестра как «передаточный механизм» металась от него к кому-либо, чтобы что-то сказать, взять или передать – и обратно.

Юркая, подвижная, черноволосая, худая, очень похожая на брата, только с карими глазами. Она мне напоминала змею, готовую зашипеть и броситься на меня в любой момент, но рядом со мной всегда была Вера, а при Вере змея сникала. Не то, чтобы совсем, как при укротителе змей с дудочкой, но заметно подуспокаивалась. И ничего не происходило существенного, чтобы как-то я и Святослав могли сблизиться.

Но я все равно была счастлива. Счастлива видеть его, играть на сцене в его присутствии, слушать его пение, сидеть рядом с Верой, болтать, есть пирожные. И вот наступил долгожданный концерт. К школе подъезжали экипажи и даже автомобили. Возле гардероба и в фойе перед зрительным залом царила праздничная суета. И так вдруг случилось, что я, Вера и Святослав с Варварой встретили своих родителей почти одновременно. Вера сразу засуетилась и потащила к моему папе своих родителей. И только тут до меня дошло, что ее отец – известный на всю Москву граф Турчинский, потомок каких-то князей, героев то ли войны с Наполеоном, то ли вообще Куликовской битвы.

Мой папа скромно представился: «Чиновник сыскного отделения в отставке» и после небольшой паузы добавил: «частный сыск». Граф громогласно завосторгался, начал шутить, просить визитку «на всякий случай». Присутствующие при этой сцене родители Святослава и Варвары переглянулись и поджали губы. Особенно красноречиво поджались губы у матери, купеческое происхождение которой выпирало из всего, что она не сумела спрятать под покровами одежд. Черномастная, схожая чертами лица с дочерью, она была толстой змеей, этаким удавом, заглотившим целого кролика и не успевшим его переварить. И пока тот кролик переваривался, черные глаза в упор уставились на другого. На Веру.

Поджатые губки обмякли и начали что-то тараторить о том, как Верочка хорошо выглядит. При этом мужа, синеглазого адвоката, «удав» подталкивал в бок. Адвокат скучал, блуждая взглядом по толпе, и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Скучающий, отсутствующий взгляд синих глаз – это было, видимо, первое, что он передал в этой жизни своему сыну.

В схожих случаях обычно говорят: «И тут пелена упала с её глаз». Но у меня и пелены-то никакой не было. Были просто мечты, выдуманный мир, сны. И ничто не мешало всему этому остаться. Напрягли только сомнения в искренности подруги. В общем, мир не рухнул, жизнь не разделилась на «до» и «после». Наоборот, будто бы даже всё встало на свои места. Богатая купчиха желала хорошую партию для сына. Деньги адвокатше были не нужны: я слышала, ей отец, владелец нескольких пароходов и множества гостиниц по обоим берегам Волги, дал целое состояние в приданное. Да и наследство не за горами… Семье не хватало знатности.

Породниться с такими, как Турчинские – вот вожделенная цель заботливой мамаши. Интересно, куда она предполагает пристроить дочь, маленькую вертлявую змейку. Это будет гораздо сложней, полагала я. Родители расположились в зрительном зале, мы ушли за кулисы. В тот вечер мне, как театральной приме, даже полагалась персональная грим-уборная. Костюм и макияж требовали долгой и тщательной подготовки. Я играла Марию Стюарт.

На первом учебном курсе мы занимались исключительно средневековой классикой, хотя я мечтала о чеховской «Чайке», которая, я надеялась, дождется меня в следующем году. Взойдя на сцену, я, как обычно, забыла обо всём на свете. Спектакль завершал праздничное представление, которое я целиком провела в гримёрке, и даже не вышла послушать романсы в исполнении брата и сестры и арию из оперы «Аида» в исполнении Веры. Играла я свою роль самозабвенно, чувствуя дыхание притихшего зала. Всё сегодня получалось как-то особенно складно. И даже в последней сцене мне так ловко удалось махнуть головой, что светлый парик удачно слетел с неё именно в тот момент, когда я уже спряталась за эшафотом. А когда на поклоне я нашла в зале взглядом папу, мне показалось, что у него в глазах стояли слёзы. Во всяком случае, я никогда не видела у него такого выражения лица ни до, ни после. Хотя «после» оставалось уже совсем мало. Но кто тогда об этом знал?

Как все потом толкались в фойе, одевались и разъезжались по домам, я плохо помню. Кто-то что-то говорил, кого-то хвалил, чем-то восторгался. Было ясно, что всё прошло хорошо и всё всем понравилось. Но я сумела поймать на себе несколько удивлённый, несколько заинтересованный взгляд синих глаз. Как будто что-то мелькнуло и исчезло вдали. Я тогда уже знала, что какое-то время ещё буду, прежде чем заснуть, рисовать в своей голове счастливые любовные сюжеты, но образы в этих картинах будут со временем расплываться, терять очертания, пока не растворятся совсем, как перистые облака в небесной синеве.

В дальнейшем моя жизнь продолжалась настолько однообразно, что я мало что помню из того времени. Мы с Верой дружили вроде бы по-прежнему. Хотя почему-то перестали совпадать по фазе, как выражался один папин клиент-телеграфист. То её занятия закончились, а мои ещё идут, то наоборот. Но однажды она меня специально подождала и настояла на походе в кондитерскую. После третьего пирожного она сказала в лоб, без обиняков: «Ты стала меня избегать из-за Святослава? Решила, что меня прочат ему в невесты? Да, возможно, его маменька и желала бы сосватать его за меня. Но этого не будет никогда. А вообще, Матильда, неужели тебе, такой классной девчонке, может нравиться этот флегматичный, пустопорожний…»

Она некоторое время подбирала сравнение и неожиданно выдала: «Паровоз без угля и вагонов, у которого все силы ушли в свисток?». Это было так неожиданно и смешно, что я не могла не расхохотаться. Хотя ещё минуту назад лихорадочно думала, что же мне играть: возмущение, негодование, оправдание? Но играть ничего не пришлось. Мы с Верой прекрасно поняли друг друга и больше не возвращались к этому разговору. Может быть, я бы ещё какое-то время погрустила по поводу того, что почти два года любила свисток, но жизнь моя резко переменилась. Можно сказать, что началась совершено другая жизнь, настоящая, хотя и гораздо менее счастливая, чем предыдущая. Жизнь частного детектива.