Читать книгу Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - Сюзанн Моррисон - Страница 10

Жалко, что у меня нет разноцветных чернил. Из серого, угрюмого Сиэтла попасть в такое!

Бали.

Я на Бали!

Это самый длинный день в моей жизни.

Прилетела я днем, с красными глазами и опухшими суставами после двадцати часов пути. После того как мы с Джоной попрощались, я расплакалась и разнервничалась. Сестра дала мне две сигареты на случай, если срочно понадобится. Я их положила в карман серых шерстяных брюк, и когда сошла с самолета в Денпасаре – увидела, что они сломались и весь карман засыпан табаком.

А жаль. Последняя доза никотина была бы нелишней перед тем, как сесть в чей-то незнакомый «лендровер», который повез меня в деревню Пенестанан в окрестностях Убуда. Этот город значится в моих путеводителях как «центр духовной и творческой жизни Бали».

Первое впечатление от Бали? Там жарко. Жарко, как в сауне. Убогий аэропорт Денпасара своими размерами не превышает паромный терминал Сиэтла, и там полно белых. Эти белые люди оказались намного умнее меня, потому что на них была льняная одежда. Француженка, что стояла рядом со мной на таможне, бросила один взгляд на мою черную водолазку и тут же прошептала мужу на ухо: «Quelle idiote. Elle est surement Americaine»[5]. Хотелось бы разозлиться на нее, но она была права. Я сунула руку в карман и стала просеивать табак.

Дорога до Пенестанана заняла час, на протяжении которого я невольно начала сомневаться, не зря ли подвергла себя трудностям межконтинентального перелета, раз мне все равно придется сдохнуть в Индонезии. Ведь индонезийские дороги похожи на жужжащий пчелиный рой, а индонезийцы водят машины так, будто им не терпится скорей реинкарнироваться в следующей жизни. Я искренне надеялась, что нам удастся добраться до центра острова, задавив не более шести-семи человек.

(В моих путеводителях было написано, что балинезийцы – очень духовный народ, глубоко набожный. По их манере вождения этого не скажешь.)

А собаки, Матерь Божья! Мы стояли посреди дороги, когда стая плешивых псов бросилась прямо нам под колеса. Водитель, Маде, у которого было очень милое лицо и прекрасные зубы, лишь рассмеялся и крутанул руль, чтобы их объехать.

– Щеночки! – пояснил он.

Я попыталась выдавить из себя немного смеха:

– Здорово! Обожаю собак. Правда.

Но я врала. Стая казалась злобной. Псы бежали по обе стороны от «лендровера» и хрипло рявкали на нас. Им явно было недостаточно напугать нас до смерти и заразить страшными болезнями, они хотели чего-то еще. Их шерсть была покрыта запекшейся коркой грязи, и почти у каждой не хватало глаза или лапы. Но когда мы замедлили ход, я также невольно отметила, что все они были… как бы это… способными к деторождению. У меня кровь застыла в жилах: ведь если эти адские псы не кастрированы, значит, их с каждым днем будет все больше и больше.

Мы остановились на светофоре, и вдруг машину окружили люди, машущие газетами. Маде прищелкнул языком и покачал головой.

– Яванцы, – проговорил он. – Никогда не садитесь в машину к таксистам с Явы.

– Но почему?

– Они вас поимеют. Вы ведь из Австралии?

– Нет. Из Америки.

– О! – У него глаза загорелись, и он показал куда-то в правую сторону: – У нас есть ваши рестораны!

На горизонте, подобно пластиковому замку, возвышался «Макдоналдс». Продолжая показывать вправо и смотреть туда, Маде резко свернул с шоссе на узкую проселочную дорогу, чуть не сбив при этом три мотоцикла. Вскоре мимо начали проноситься деревушки, тростниковые хижины, женщины с горами белья и стройматериалов на головах и собаки.

Собак было много.

Мне предстоит пробыть здесь два месяца, повторяла я про себя, оглядываясь и пытаясь не думать о том, как пахнут эти собаки. Я старалась поддерживать диалог с Маде, который щебетал про «чикен магнаггетс» и молочные коктейли, но что-то постоянно меня отвлекало. Я начинала просыпаться. В том смысле, что до сих пор все это казалось сном. Я представляла себя – но только другую, улучшенную, – на Бали, с более худыми руками и в более красивой одежде, на фоне живописных картинок из «Нэшлн-джеографик» и интерьеров из бутика плетеной бамбуковой мебели. Теперь же все мои визуализации вытеснила одна мысль: мне предстоит пробыть здесь, в этой липкой, вонючей душегубке, целых два месяца.

Перспектива провести весну на Бали вдруг показалась мне столь же заманчивой, как поход в баню с мокрой собакой. Увы, на этот раз на Бали приехала не какая-нибудь модель из «Йога-джорнал», а всего лишь я, и одно я знала точно: мое бледное, привыкшее к комфорту тело не приспособлено к таким диким условиям. Мысль о том, что сейчас я приеду в хижину с земляным полом, несомненно кишащую тропическими насекомыми, заставила меня затосковать по оставшемуся дома мягкому матрасу и лишенной мерзкой живности квартире.

Похоже, меня ждала полная катастрофа. Стаи бешеных собак, убогая хижина. Я подхвачу вшей, стригущий лишай и японский энцефалит. И если подумать, не так давно в Индонезии закончилась последняя гражданская война. Что, если следующая назревает именно сейчас? Если бы я поехала сразу в Нью-Йорк, все бы обошлось тараканами. Эта мысль напомнила мне о том, что Джона переезжает в Нью-Йорк через семь недель. Я скучала по сестре. Плакать не хотелось. Хотелось курить.

И тут я начала медитировать. Это, конечно, была не совсем медитация, по крайней мере, не то, что мы делаем на занятиях. Эту технику я применяю во время долгих автомобильных путешествий, когда мне скучно или начинает тошнить. Я смотрю на остальных людей на дороге и представляю их без машин. Похоже на метод борьбы с боязнью сцены, когда представляешь всех зрителей в одних трусах – очень помогает успокоиться. Итак, все по-прежнему сидят и держат в руках невидимые баранки или облокачиваются о дверь. На мотоциклах по-прежнему сидят по двое. Вот только самих мотоциклов нет. И машин тоже. Все средства передвижения исчезли. Мы просто кружим по земле, рассекая пространство очень-очень быстро.

Но как только мы приехали и я вышла из огромного джипа Маде, все стало очень реальным.

Знаете, сейчас мне смешно вспоминать, как я тогда боялась. Хотя это было всего несколько часов назад, но я уже оглядываюсь на ту себя – ту, другую, – и понимаю, что надо было просто расслабиться и посмотреть, что будет дальше, а не представлять всякие кошмары. Что толку накручивать себя? Все равно никогда не узнаешь, что тебя ждет, пока не столкнешься с этим лицом к лицу.

Взять хотя бы мою соседку по комнате. Единственное, что было мне заранее известно о проживании в Пенестанане, – что у меня будет соседка. Мы с ней очень коротко говорили по телефону около месяца назад, голос у нее был легкий и воздушный. Она тогда проворковала что-то насчет того, что нужно идти, куда указывает наш духовный путь. Нам предстоит путешествие в поисках мудрости, духа или что-то типа того – короче, я была уверена, что она малость повернутая на эзотерической почве. Индра сказала, что моя соседка Джессика – массажистка, но сама Джессика назвала себя телесноориентированным терапевтом. Я понятия не имела, что это значит, но подозревала, что Джессика – одна из тех, кто считает, что пользоваться дезодорантом необязательно.

Маде высадил меня на парковке, которая на самом деле была всего лишь продолжением дороги, засыпанной гравием. Справа гравий смешивался с грязью и превращался в лесную тропку, со стороны казавшуюся прохладной и туманной, совсем как в наших лесах. Слева до самого горизонта тянулись зеленые рисовые поля.

Там, где гравиевая дорожка впадала в море зелени, стояла розовощекая, пышноволосая Джессика. Она была примерно одного роста со мной, но стройнее и изящнее. На ней были саронг нежно-розового цвета, белая маечка и сильно поношенные сандалии. Она была очень красивой, как муза, ее лицо имело форму сердца, а светлые волосы были уложены так, как я никогда раньше не видела: их удерживали косы из собственных волос, обвитые кольцом вокруг головы. Моей первой мыслью было: хочу такие косы. Как будто их можно было купить.

Лучшая новость дня? Джессика пахнет потрясающе. Ванилью и амброй. Она вовсе не грязная, облезлая хиппи! Это достойно упоминания. Правда, ноги не бреет. Но знаете, я в старших классах тоже была упертой феминисткой и прошла через это. Поэтому я ее понимаю. Правда, Джессике хотя бы хватило смелости выставить свои волосатые ноги напоказ. А вот я, когда перестала бриться, начала везде носить колготки. Если бы можно было надеть их под купальник, поверьте, я бы так и сделала. Но поскольку это было невозможно, я просто перестала купаться.

Джессика пришла встречать меня вместе с балинезийской девочкой по имени Су. Су лет шестнадцать на вид, а может, и меньше, и ее иссиня-черные волосы заплетены в длинную косу. Гостевой комплекс, в котором мы будем жить, принадлежит ее семье. Было забавно увидеть блондинку Джессику в индонезийском саронге и Су – в коротеньких штанишках, словно сошедших со страниц каталога американской спортивной одежды. Но только я начала воображать, будто Бали на самом деле гораздо ближе к западной цивилизации, чем думалось, как Су нагнулась, взяла мой огромный чемодан и положила его на голову.

Я глазам своим не поверила. Попыталась протестовать (во мне проснулись антиколониальные настроения), но Су ничего не хотела слышать. Она лишь подхватила чемодан с двух сторон гладкими загорелыми руками и водрузила на самую макушку. Сказать, что мне было стыдно, – значит ничего не сказать. До отъезда в Сиэтл мой приятель Дэн подарил мне наклейку на чемодан (а также посоветовал говорить всем, что я из Канады), и теперь она оказалась прямо у меня под носом и над самым лбом Су: «Марксистам легко дают».

Су захихикала – выражение моего лица явно ее рассмешило.

– Мне не тяжело, – сказала она.

Ну что мне было на это ответить?

Вслед за Джессикой и Су я прошагала мимо павильона и жаркого зеленого лабиринта рисовых террас, тянущегося до самого горизонта. На некоторых из них, похоже, росла пшеница, длинные тонкие стебли пробивались из-под земли. Я прочесала их пальцами, как волосы. Другие поля были только что засажены и представляли собой лишь землю, покрытую тонким слоем воды, – акры зеркал, тянущиеся до горизонта. Отражаясь в них, мы прыгали с одной ступеньки на другую и ступали по узким глинистым и травянистым тропкам. Су прыгала с чемоданом на голове. Я смотрела на нее разинув рот.

Вокруг пахло жарой и утиным пометом. От изумрудной зелени слепли глаза.

Примерно через двадцать минут мы подошли к бунгало «Бали Хай», которым предстояло стать моим домом на следующие два месяца.

Помните, я говорила, что не стоит нервничать заранее, если даже не знаешь, что ждет тебя впереди? Я была права, и знаете – почему? Потому что моя хижина с земляным полом оказалась настоящим дворцом.

Вот она, награда за труды.

Когда я подняла голову и увидела наш дом, окруженный сиянием на вершине холма и частично загороженный пальмами, я вспомнила ту песенку из мюзикла «Звуки музыки», в которой поется: «Наверное, это потому, что в детстве или юности я сделала что-то хорошее».

А потом подумала: если индонезийскому народу придет в голову устроить революцию, именно хозяев таких домов четвертуют в первую очередь.

А потом я перестала думать, потому что увидела бассейн.

Вообще-то, бассейнов было три. Три! Один обычный, один детский и один еще меньше детского… для младенцев, что ли? Или для домашних животных? Я тут же представила свирепую стаю бешеных собак, которые прохлаждаются в личном бассейне, потягивая коктейли с зонтиками.

На территории было пять больших бунгало: три у дороги, еще два примерно на тридцать ступеней выше. Наше стояло у кромки леса и выходило окнами на рисовые поля.

Дом располагался в уголке и был самым дальним от дороги. Веранда, выложенная плиткой, сверкающие мраморные полы, мебель из тика. На первом этаже – сводчатый потолок, футон с покрывалом, выполненным в технике батик, и уютный закуток у окна со столиком и стульями. Справа – крутая лестница, слева – полностью оборудованная кухня с набитым ананасами и папайями холодильником. А под лестницей – ванная, превосходящая все ожидания: блестящая серо-голубая плитка, ваза с жасмином рядом с раковиной и длинная большая ванна с отдельными кранами для горячей и холодной воды.

Наверху, где я стою сейчас, – одна большая спальня размером с мою квартиру в Сиэтле. В ее центре – ложе королевских размеров. С обруча на потолке каскадом ниспадает москитная сетка как длинный марлевый канделябр.

Спускаясь вниз, чтобы воспользоваться ванной, по пути я засмотрелась на лупоглазых чудовищ, вырезанных на раме окна без стекол – единственного источника света на темной лестнице, – и чуть не сбила с ног Су. Та рассмеялась.

Я призналась, что бунгало очень красивое, и она лишь захихикала в ответ.

– Да, – ответила девушка.

– Вот уж не думала, что приеду на семинар по йоге, а там будет три бассейна! – Тут Су нахмурилась и надула нижнюю губу. Я решила, что она не поняла меня, и повторила: – Целых три бассейна! Здорово.

– Два, – сказала она, посерьезнела и замолчала, подбирая слова. – Малый бассейн зарезервирован.

– Зарезервирован, – повторила я.

Су кивнула, обошла меня и продолжила подниматься.

Я обернулась, глядя, как она прыгает через две ступеньки. Девушка почти скрылась в темноте наверху лестницы, когда я ее окликнула:

– А для кого он зарезервирован?

– Для Бога, – ответила она, не обернувшись.