Читать книгу Помечтай немножко - Сьюзен Элизабет Филлипс - Страница 6

– Вы не имеете права! – выкрикнула Рэчел. – Мы никому не мешаем.

Офицер полиции, на нагрудном значке которого можно было прочитать надпись «Армстронг», не обращая на женщину никакого внимания, повернулся к водителю грузовика-буксира.

– Давай, Дили. Убери отсюда этот хлам.

Словно во сне, Рэчел смотрела, как грузовик подъехал к ее машине. С того момента, как Боннер ее уволил, прошло около двадцати четырех часов. Она была так измучена и настолько плохо себя чувствовала, что у нее просто ни на что не было сил. Все это время она провела около своего «шевроле», ничего не делая. Затем офицер полиции, проезжавший по шоссе, увидел в кустах блик – отражение солнца от лобового стекла автомобиля – и остановился, чтобы проверить, в чем дело.

Как только он ее увидел, Рэчел поняла, что впереди одни неприятности. Оглядев ее с ног до головы, он сплюнул.

– Кэрол Деннис сказала мне, что вы вернулись в город. Это был не самый умный поступок, миссис Сноупс.

Рэчел объяснила ему, что после смерти мужа она снова взяла свою прежнюю фамилию – Стоун. Однако, несмотря на то что она показала ему свои водительские права, полицейский, обращаясь к ней, упорно продолжал называть ее по фамилии покойного супруга. Он приказал ей убрать «импалу» из кустов, а когда она сказала, что автомобиль не на ходу, вызвал буксировщика.

Увидев, как Дили вылез из кабины грузовика и направился к ее автомобилю, чтобы зацепить его крюком, Рэчел отпустила руку Эдварда и, бросившись наперерез, преградила мужчине дорогу.

– Не делайте этого! Пожалуйста. Мы ведь никому не причиняем вреда.

Заколебавшись, Дили взглянул на Армстронга, однако полицейский, с жесткими, словно проволока, соломенного цвета волосами и морщинистым лицом с недобрыми глазами, и бровью не повел.

– Отойдите, миссис Сноупс, – сказал Армстронг. – Эта земля – частное владение, а не муниципальная автостоянка.

– Я знаю, но мы здесь долго не задержимся. Пожалуйста. Разве вы не можете сделать мне небольшое послабление?

– Еще раз повторяю: отойдите, или мне придется арестовать вас за вторжение в частное владение, миссис Сноупс.

Рэчел видела – полицейский наслаждается ее беспомощностью. Она поняла: он ни за что не уступит.

– Моя фамилия Стоун, – в который уже раз повторила она, глядя, как Дили подцепляет крюк к ее машине, чтобы приподнять за задний мост, и чувствуя, как Эдвард снова ухватился за ее руку.

– Всего несколько лет назад вы не признавали никаких других фамилий, кроме Сноупс, – сказал Армстронг. – Мы с женой регулярно посещали храм. Шелби даже пожертвовала на помощь сиротам наследство, которое досталось ей после смерти матери. Сумма была небольшая, но для нее эти деньги много значили, и она до сих пор не может забыть, как ее обманули.

– Я… Мне очень жаль, но вы можете своими глазами убедиться: ни мой сын, ни я на этом не нажились.

– Все равно, кто-то на этом хорошо поживился.

– Что, Джейк, какие-нибудь проблемы?

От звука негромкого, бесстрастного голоса, который она сразу узнала, сердце Рэчел замерло. Эдвард прижался к ее боку. Она-то решила, что после вчерашнего никогда больше не встретится с Боннером, и невольно поежилась, гадая, какие еще неприятности обрушатся на ее голову с его появлением.

Боннер молча оглядел всех присутствующих сквозь зеркальные очки. Рэчел вспомнила, что сказала ему, будто ночевала у подруги, и теперь было ясно – эта ложь выплыла наружу. Тем временем Гейб небрежно окинул взглядом «импалу», стоящую на земле только передними колесами, и лежащие рядом с ней пожитки Рэчел, которая почувствовала себя не в своей тарелке оттого, что хозяин придорожного кинотеатра увидел ее жалкий скарб.

Армстронг в знак приветствия кивнул Боннеру:

– Здорово, Гейб. Похоже, вдова Сноупс вторглась на твою территорию.

– Вот оно что.

Полицейский снова принялся допрашивать Рэчел, причем чувствовалось, что присутствие Боннера сделало его еще более агрессивным.

– У вас есть работа, миссис Сноупс? – осведомился он.

Стараясь не смотреть на Гейба, Рэчел устремила взгляд на удаляющуюся «импалу».

– В данный момент нет. Повторяю еще раз, моя фамилия Стоун.

– Так, значит, у вас нет работы и, судя по всему, нет денег. – Армстронг потер ладонью подбородок.

Рэчел обратила внимание, что кожа у него была красноватого оттенка, как у людей, которые легко обгорают, но при этом постоянно торчат на солнцепеке.

– Пожалуй, мне следует арестовать вас за бродяжничество. Хорошенькая будет тема для газет! Подумать только – женушка Дуэйна Сноупса арестована за бродяжничество.

Рэчел поняла, что подобная перспектива доставляет немалое удовольствие и самому офицеру Армстронгу. Эдвард прижался щекой к ее бедру, и она ободряюще похлопала сына по спине.

– Я вовсе не бродяжничаю.

– А мне вот кажется, что так оно и есть. Если вы не бродяжничаете, то скажите, на какие средства содержите вашего ребенка.

Рэчел почувствовала приступ настоящей паники. Ей захотелось схватить Эдварда на руки и убежать без оглядки. Глаза Армстронга сверкнули, он уловил ее страх.

– У меня есть деньги, – сказала она.

– Ну еще бы, – процедил полицейский.

Не глядя на Боннера, Рэчел запустила руку в карман платья и вытащила оттуда полученные от него сто долларов мелкими купюрами.

Вразвалку подойдя к ней, Армстронг взглянул на банкноты, зажатые в руке.

– Да этого едва хватит, чтобы расплатиться с Дили за буксир. А когда вы истратите эти деньги, что намерены делать?

– Устроиться на работу.

– Только не в Солвейшн. Здешним жителям не нравится, когда кто-нибудь, прикрываясь именем Всевышнего, пытается по-быстрому хапнуть деньжат. Если вы рассчитываете, что здесь вас кто-нибудь наймет, то сильно ошибаетесь.

– В таком случае я отправлюсь искать работу куда-нибудь еще.

– Ага, и потащите за собой вашего мальчишку, так я полагаю. – На физиономии полицейского появилось неприятное хитрое выражение. – Думаю, у служб социального обеспечения может быть на этот счет свое мнение.

Рэчел разом словно окаменела. Армстронг, почувствовав это, сразу понял, где ее самое уязвимое место. Эдвард крепко вцепился ручонками в юбку матери, которая изо всех сил старалась не показать ему, что она потрясена и напугана.

– Моему сыну хорошо со мной.

– Может, так, а может, и нет, – возразил полицейский. – Я вам вот что скажу: сейчас я отвезу вас в город, а оттуда позвоню людям, которые занимаются этими вопросами. Пусть они решают.

– Вас это не касается! – крикнула Рэчел и крепче прижала к себе сына. – Никуда я не поеду.

– Еще как поедете.

Рэчел попятилась, таща за собой Эдварда.

– Нет. Я не позволю вам нас забрать.

– Вот что, миссис Сноупс, думаю, вам лучше не добавлять ко всему еще и сопротивление при аресте.

Женщине показалось, что в ее голове с оглушительным звуком что-то взорвалось.

– Я не сделала ничего плохого, и я не позволю вам нас арестовывать!

Увидев, как Армстронг отцепляет от пояса наручники, Эдвард издал тихий возглас, полный ужаса.

– Решайте сами, миссис Сноупс, – процедил офицер. – Ну так как, поедете добровольно?

Рэчел понимала, что просто не может допустить, чтобы Армстронг ее арестовал. Она знала: это может кончиться тем, что ее лишат сына. Подхватив Эдварда на руки, она уже готова была броситься бежать, как вдруг Боннер шагнул вперед.

– Зачем ее арестовывать, Джейк? – спросил он с каменным лицом. – Она не бродяга.

Руки Рэчел крепче обхватили сына, так что от боли он даже вздрогнул и поморщился. Что это, подумала женщина, какой-то очередной жестокий трюк?

Армстронг выругался. Он был явно не в восторге от того, что кто-то вмешался в его действия.

– Ей негде жить, и у нее нет ни денег, ни работы.

– Она не бродяга, – снова повторил Боннер.

Полицейский переложил наручники из одной руки в другую.

– Гейб, я знаю, ты вырос в Солвейшн, – сказал он, – но когда Дуэйн Сноупс выпотрошил этот город, а заодно и чуть не весь округ, тебя здесь не было. Так что лучше дай мне сделать то, что я считаю нужным.

– Я думал, речь идет не о том, что было в прошлом, а о том, является ли Рэчел бродягой или нет.

– Не лезь в это дело, Гейб.

– У нее есть работа. Она работает у меня.

– С каких это пор?

– Со вчерашнего утра.

Рэчел наблюдала за словесным поединком мужчин, и сердце ее колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот оно выпрыгнет из груди. Вид у Боннера был весьма внушительный, и в конце концов Армстронг отвернулся и, не скрывая недовольства по поводу того, что Гейб помешал ему исполнить свои намерения, снова пристегнул наручники к поясу.

– Я буду присматривать за вами, миссис Сноупс. И мой вам совет: прежде чем что-либо сделать, подумайте как следует. Ваш муж нарушил едва ли не все существующие законы, и ему это сошло с рук, но поверьте, если я уж говорю, что вам такого счастья не обломится, то так и будет.

Закончив тираду, полицейский зашагал прочь. Только когда он скрылся из виду, Рэчел разжала объятия и позволила Эдварду соскользнуть на землю. Сейчас, когда опасность была позади, ее тело предало ее. Сделав несколько неуверенных шагов, она прислонилась к стволу дерева, чтобы не упасть. Хотя она знала, что должна поблагодарить Боннера, слова словно застряли у нее в горле, и она была просто не в состоянии что-либо сказать.

– Ты сказала мне, что будешь ночевать у подруги, – заметил Боннер.

– Просто мне не хотелось, чтобы вы знали, что мы живем в машине.

– Зайди сейчас же в кинотеатр, – сказал он и удалился.

Гейб был в бешенстве. Если бы он не вмешался, Рэчел бросилась бы наутек, тем самым дав Джейку предлог для ареста. Впрочем, теперь он уже жалел о том, что не позволил Армстронгу ее увезти.

Он услышал у себя за спиной ее шаги. Потом до него донесся голос мальчика:

– А теперь, мама? Теперь мы не умрем?

Сердце Боннера пронзила боль. Он давно уже не испытывал никаких чувств, но при виде Рэчел и ее сына его начавшие было заживать раны снова открылись.

Гейб зашагал быстрее, убеждая себя, что у этой женщины нет никакого права вторгаться в его жизнь. Он не хотел ничего, кроме одиночества. Именно по этой причине он и купил этот чертов кинотеатр у дороги. Здесь он мог вроде бы находиться в самой гуще жизни и в то же время оставаться наедине с собой.

Он подошел к своему пикапу, который стоял на солнце с опущенными стеклами, распахнул дверцу и поставил машину на ручной тормоз, а затем обернулся и уставился на приближающихся женщину и мальчика.

Поймав его взгляд, Рэчел тут же, продолжая идти прямо к нему, распрямила спину. Мальчик, однако, повел себя гораздо осторожнее. Он начал замедлять шаг, пока не остановился совсем. Рэчел наклонилась, чтобы приободрить его, и ее растрепавшиеся волосы на какой-то миг закрыли лицо сына, словно занавес. Налетел порыв ветра, и платье облепило ее худые бедра. Ноги ее казались слишком тонкими для тяжелых мужских полуботинок, в которые она была обута. Тем не менее Боннер почувствовал внизу живота какое-то странное, давно забытое напряжение и содрогнулся от отвращения к себе.

– Полезай сюда, паренек, – кивнул он в сторону пикапа. – Побудь здесь, пока я поговорю с твоей мамой. Только будь поосторожнее, понял?

Нижняя губа мальчика задрожала, и в сердце Боннера снова кинжалом вонзилась боль. Он слишком хорошо помнил другого малыша, у которого тоже иногда начинала дрожать нижняя губа. Боль была невероятно сильной, и Гейбу на какой-то момент показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

Однако этого не случилось. Рэчел стояла перед ним и, несмотря на его явно враждебный настрой, смотрела прямо ему в глаза.

– Он останется со мной, – сказала она.

Боннер почувствовал, что не может больше переносить ее упрямство. Она была одна, совершенно одна. Неужели она не отдавала себе отчет в собственной беззащитности? Неужели не понимала, что ей никто, никто не поможет?

Так или иначе, но в душе Боннер вынужден был признать то, что пытался скрыть от себя: Рэчел Стоун была явно сильнее его.

– Мы можем поговорить с глазу на глаз или при нем – это твое дело, – сказал он.

Ей хотелось обругать его последними словами, но все же она сдержалась и кивком дала понять сыну, чтобы тот забрался в пикап. Джейми в этом случае вскочил бы на сиденье одним упругим прыжком, но маленький Эдвард залезал в кабину долго и с явным трудом. Она сказала, что ему пять лет… Именно столько было Джейми, когда он погиб. Но Джейми был высоким и сильным, с гладкой загорелой кожей, со смеющимися глазами, а его мысли были постоянно заняты разными проказами. Сын Рэчел в отличие от него был слабым и застенчивым. От этого сравнения у Боннера опять защемило сердце.

Тем временем Рэчел захлопнула дверцу пикапа и заглянула в кабину. Маленькие груди ее прижались к дверце, и Боннер смотрел на них, не отводя глаз.

– Оставайся здесь, милый, – сказала Рэчел. – Я вернусь через несколько минут.

Гейб едва не заплакал, увидев, как на лице мальчика появилось выражение тревоги. Но он знал: от этого ему станет еще больнее, и потому решил, что будет лучше, если он попытается заглушить свою боль грубостью.

– Прекрати сюсюкать, Рэчел, и заходи в дом.

Рэчел снова расправила плечи и вздернула подбородок. Несмотря на то что слова Гейба мгновенно привели ее в ярость, она даже не посмотрела на него, когда, исполненная собственного достоинства, проходила в дверь кинотеатра. Боннеру ничего не оставалось, как последовать за ней, но при этом он не мог не признать, что со стороны вид у него в этот момент был, по всей вероятности, довольно жалкий.

Словно какой-то вредоносный паразит, поселившийся у него внутри, злоба – кусок за куском – пожирала его душу. Да, Рэчел потерпела поражение, но она не желала признавать этого, и для Боннера это почему-то было непереносимо. Он должен был увидеть ее побежденной и униженной, увидеть, как последняя тень надежды исчезает из ее глаз, а душа ее становится такой же пустой, как у него. Ему отчего-то хотелось заставить ее примириться со всем тем, с чем уже примирился сам: в жизни случается такое, после чего существование становится невыносимым.

Захлопнув двери кинотеатра, Гейб запер их на засов.

– Ты делаешь из своего мальчишки слюнтяя, – сказал он. – Хочешь вырастить неженку, который всю жизнь будет цепляться за твою юбку?

– Как я воспитываю своего сына – это вас не касается.

– А вот тут ты ошибаешься. Меня все касается. Не забывай: стоит мне сделать один телефонный звонок, и ты окажешься в тюрьме.

– Ах ты, сволочь.

Боннера обдало жаркой волной гнева. Он понял, что собственная жестокость начинает надрывать ему сердце. А значит, если он не оставит Рэчел в покое, сердце его просто сгорит, и от него ничего не останется, кроме кучки пепла. Он ухватился за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку.

– Верни мне деньги.

– Что?

– Я хочу, чтобы ты немедленно вернула мне деньги, потому что ты их не заработала.

Сказав это, Боннер почувствовал, как какая-то часть его сердца словно разбилась вдребезги, и мысленно поздравил себя с этим: похоже, он был на правильном пути.

Сунув руку в карман, Рэчел достала банкноты и швырнула их ему в лицо. Они рассыпались по полу, словно осколки разбитой мечты.

– Желаю тебе, чтоб ты подавился каждым пенни.

– Собери их.

Вместо ответа Рэчел размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.

Сил у нее, правда, было мало, но она восполнила их недостаток злостью, которую вложила в свой удар. Голова Боннера мотнулась в сторону. От боли во всем его теле бурно запульсировала кровь, а этого он как раз и не хотел, потому что это могло разбудить уже умершую душу, которая, ожив, принесла бы ему одни страдания.

– Раздевайся.

Эти слова родились в самом черном, мертвом уголке больной души Боннера неожиданно для него самого. От них ему самому стало дурно, но он все же произнес их. Рэчел нужно было только дать ему понять, что ей страшно. И тогда он бы отпустил ее. Ей достаточно было просто признать поражение, но вместо этого она с сердцем сказала:

– Катись ты к черту!

Боннер снова, в который уже раз поразился. Неужели ей непонятно, что рядом никого нет? Что она заперта в помещении с крупным, сильным мужчиной, который мог бы справиться с ней за считанные секунды? Почему же она его не боялась?

Гейба внезапно озарило, что это и есть самый подходящий способ покончить с собой. Он почувствовал, что если станет и дальше так продолжать, то умрет от презрения к себе.

– Делай, что я сказал, – грубо бросил он.

– Зачем?

И все-таки, где ее страх? Схватив Рэчел за плечи, Боннер притиснул ее к стене и вдруг услышал, как голос Черри шепнул ему в ухо: Я люблю тебя за твою доброту, Гейб. Ты самый добрый мужчина из всех, кого я когда-либо знала.

Боннер прекрасно понимал, что этот голос способен лишить его остатков воли, превратить в желе, и, чтобы заглушить Черри, сунул руку под платье Рэчел и схватил за бедро.

– Что тебе от меня надо? – спросила она. На этот раз в ее голосе не было гнева – одно удивление.

Внезапно Боннер уловил легкий, теплый, чудный аромат ее волос.

– Потрахаться, – грубо ответил он, чувствуя, как к глазам подступают слезы, которым он никогда и ни за что на свете не дал бы пролиться.

Рэчел пронзила его взглядом зеленых глаз.

– Нет. Тебе не этого хочется.

– Мне лучше знать.

Несмотря ни на что, Боннер возбудился. Хотя в душе его не было ни малейших признаков похоти, тело, как видно, жило своей, совершенно отдельной жизнью. Он прижался к Рэчел, желая дать ей почувствовать, что она не права, и, ощутив под своими ладонями кости ее таза, еще раз невольно подивился, насколько она худа. Опустив руку чуть ниже, он потрогал пальцами нейлоновые трусики и вспомнил, что два дня назад на ней были синие.

Внезапно он покрылся обильным потом. Под его мозолистой ладонью ее кожа казалась тонкой, словно яичная скорлупа. Запустив руку между ног Рэчел, он накрыл ладонью ее лоно.

– Ну что, сдаешься?

Только после этих слов он понял, что они прозвучали так, словно Гейб и Рэчел играли в какую-то детскую игру. По телу женщины пробежала легкая дрожь.

– Я не собираюсь с тобой драться, – сказала она. – Наплевать мне на все.

Итак, он не смог ее сломить. У него возникло ощущение, что он просто дал очередное задание человеку, который у него работает: убрать мусор, вычистить сортир. Раздвинуть ноги, чтобы он мог ее трахнуть. Покорность Рэчел взбесила его, и он одним движением задрал ей платье до самой талии.

– Черт побери! Ты такая тупая и не понимаешь, что я собираюсь с тобой сделать?

Рэчел снова пронзила его взглядом.

– А ты такой тупой, что до сих пор не сообразил: мне все равно?!

Ответ Рэчел лишил Боннера дара речи. Лицо его исказилось, дыхание стало прерывистым. Ему показалось, будто он только что заглянул в глаза дьяволу и увидел в них свое отражение.

Издав глухой возглас, он отшатнулся от нее, на какой-то миг увидев розовые трусики Рэчел. Ее платье с легким шелестом опустилось. Желание, наполнявшее все тело Боннера, разом пропало.

Он отошел от Рэчел как можно дальше, к самой стойке закусочной, и, собравшись с духом, едва слышно прошептал:

– Подожди меня во дворе.

Любая женщина в этой ситуации бросилась бы наутек, но только не Рэчел Стоун. Высоко держа голову, она не торопясь пошла к двери.

– Возьми деньги, – с трудом выдавил Боннер.

Он думал, что Рэчел пошлет его ко всем чертям и уйдет, но снова, в который уже раз недооценил ее. Рэчел Сноупс оказалась выше ложной гордости. Она вышла из кинотеатра только после того, как подобрала с пола банкноты – все до единой.

Когда дверь за ней закрылась, Боннер тяжело оперся о стойку, а потом медленно сполз вниз и уселся прямо на пол, обхватив руками колени. Он неподвижным взглядом смотрел в пустоту, а в мозгу у него в это время, словно черно-белое кино, прокручивались последние два года его жизни. Теперь он ясно видел: все, что случилось с ним за это время, вело его к сегодняшнему дню – транквилизаторы, выпивка, одиночество.

Два года назад смерть отняла у него семью, а сегодня украла и чувство человечности. Боннеру стало страшно. Ему вдруг показалось, что эту потерю ему никогда не восполнить…