Читать книгу Помечтай немножко - Сьюзен Элизабет Филлипс - Страница 7

Работа у Этана Боннера была такая, что он по идее должен был любить всех людей без исключения. Тем не менее он презирал женщину, которая сидела рядом с ним в его «тойоте-камри». Выезжая на шоссе, он искоса окинул взглядом ее невероятно худую фигуру – на ней одежда висела, как на вешалке, взглянул на ее рассыпавшиеся в беспорядке золотисто-рыжие волосы, которые три года назад, когда телекамеры снимали ее за знаменитой, как бы плавающей в воздухе кафедрой храма, были тщательно ухоженными и уложенными в безукоризненную прическу, на лицо без всяких признаков косметики, которая некогда покрывала его, как штукатурка.

Когда-то ее внешность напоминала ему некий гибрид Присциллы Пресли и старомодной исполнительницы песен в стиле кантри. Но теперь вместо дорогой одежды, обильно усыпанной блестками, на ней было заношенное линялое платье, одна из пуговиц явно не подходила к остальным. Она выглядела одновременно и моложе, и на десятки лет старше, чем та женщина, которая сохранилась в его памяти. Только ее не слишком крупные, правильные черты лица и чистый профиль остались теми же, что и были.

Он задумался о том, что могло произойти между ней и Гейбом, и от этих мыслей его возмущение лишь усилилось. Гейб, по мнению Этана, перенес слишком много, чтобы сейчас взваливать на свои плечи еще и груз ее проблем.

В зеркале заднего обзора Этан видел маленького сына Рэчел, который съежился на заднем сиденье среди жалкой кучки их с матерью барахла: раздобытые в прачечных пластиковые корзины с обломанными ручками, картонные коробки, связанные веревкой.

При виде всего этого душа Этана наполнилась одновременно гневом и чувством вины. Итак, он снова не оправдал оказанного ему доверия.

Ты с самого начала знал, что я не гожусь для того, чтобы быть священником, но разве Ты меня послушал? Нет, конечно. Только не Ты, Великий Всезнайка. Надеюсь, теперь Ты удовлетворен.

В голове у Этана, словно в ответ на его мысли, зазвучал голос, чрезвычайно похожий на голос Клинта Иствуда.

Брось хныкать, парень. Ты сам виноват, что два дня назад повел себя как болван и отказался помочь ей, так что не сваливай свою вину на Меня.

Именно в тот момент, когда Этан сам нуждался в сочувствии, к нему явился Иствуд. Впрочем, Этана это нисколько не удивило. Ему очень редко удавалось вызвать Бога именно в том обличье, которое было бы для него наиболее желательно. Более того, раз сейчас он хотел побеседовать с миссис Марион Каннингэм из «Счастливых дней», то было вполне логично предположить, что вместо этого он услышит голос Иствуда, как бы олицетворяющего собой всю строгость Ветхого Завета.

Ты сам напортачил, голуба, так что теперь тебе и расхлебывать.

Бог уже много лет беседовал с Этаном. Когда он был еще мальчиком, Всевышний разговаривал с ним голосом Чарлтона Хестона, что было весьма неудобно, поскольку ребенку весьма сложно воспринять все то, что тот проповедовал с горячностью и убежденностью истинного республиканца. Но по мере того как Этан взрослел и начинал все лучше осознавать силу и мудрость Всевышнего, Чарлтон исчез, как и детские игрушки мальчика, и его сменили три весьма известные личности, причем все они, исходя из общепринятых понятий, совершенно не подходили для того, чтобы представлять Бога и разговаривать с Этаном от его имени.

Этан часто думал, почему голоса, которые он слышал, не могли принадлежать более достойным, с его точки зрения, людям, например, Альберту Швейцеру, или, скажем, матери Терезе? Почему его вдохновителем не мог стать Мартин Лютер Кинг или Махатма Ганди? Но, увы, Этан в известном смысле был продуктом массовой культуры, поскольку точно так же, как и другие люди, любил кинофильмы и телевидение и, соответственно, был подвержен их влиянию, а они навязывали своих кумиров.

– Вам не холодно? – спросил он, стараясь как-то разрядить напряженную атмосферу. – Я могу выключить кондиционер.

– Спасибо, не надо. Все нормально, святой отец.

Это было сказано уверенно и, как показалось Этану, нагло. Он невольно стиснул зубы и мысленно обругал Гейба за то, что тот втянул его в эту историю. Однако, когда около часа назад Гейб позвонил ему по телефону, в голосе его звучало отчаяние и Этан не смог ему отказать.

Когда Этан подъехал к «Гордости Каролины», он увидел, что дверь закусочной заперта, а Рэчел и ее сын сидят на спине бетонной черепахи посреди детской площадки. Гейба нигде не было видно. Этан помог женщине погрузить в машину вещи, которые были сложены на обочине шоссе, и повез Рэчел и ее сына на гору Страданий, в коттедж Энни.

– Почему вы решили мне помочь? – спросила Рэчел, поглядев на него.

Он помнил, что раньше она была застенчивой, и потому прямота ее вопроса несколько смутила его.

– Потому что меня попросил об этом Гейб.

– Два дня назад он тоже вас об этом просил, но тогда вы ему отказали.

Этан ничего не ответил. По каким-то причинам, которые он не мог четко определить, эта женщина возмущала его даже больше, чем преподобный Дуэйн Сноупс. Ее муж был отъявленным мошенником, но Этану почему-то казалось, что Рэчел зашла по пути порока гораздо дальше своего супруга, хотя это, может быть, и не бросалось в глаза.

– Ладно, все нормально, святой отец, – с сухим смешком сказала Рэчел. – Я прощаю вас за то, что вы меня ненавидите.

– Это не так. Я вообще ни к кому не испытываю ненависти, – торжественно, пожалуй, даже напыщенно произнес Этан.

– Какое благородство души.

Презрение, явственно прозвучавшее в словах Рэчел, заставило Этана разозлиться. Какое она имела право говорить с ним снисходительным тоном после того, как она и ее муж причинили людям столько зла из-за своей алчности?

Ни одна из окрестных церквей не могла сравниться с городским храмом богатством и пышностью убранства. Ни одна из них не могла похвастаться хором, где певчие были в платьях, отделанных бусинками из горного хрусталя, или самыми современными техническими средствами, широко применявшимися Дуэйном Сноупсом для общения со своими прихожанами. В его интерпретации Иисус Христос и его учение были окружены мишурным блеском и эффектами, которые подходили скорее для казино в Лас-Вегасе. И надо признать, что этот подход, превращающий религию в своего рода шоу-бизнес, в сочетании с предлагаемыми преподобным Дуэйном Сноупсом легкими и простыми ответами на все вопросы весьма сильно действовал на горожан и на тех верующих, которые специально приезжали в Солвейшн, чтобы послушать его проповеди.

Как ни прискорбно, но они забирали и свои средства, зачастую обескровливая общественные благотворительные фонды, поддерживавшие в масштабах округа немало добрых начинаний. В результате довольно быстро захлебнулась местная программа по борьбе с наркотиками, та же участь постигла и проект обеспечения наиболее нуждающихся бесплатным питанием. Однако самой тяжелой потерей для округа был крах небольшой клиники, существовавшей и работавшей исключительно на пожертвования верующих, – гордости всех местных священников. Буквально на глазах все собранные ими средства, которые использовались для помощи бедным и неимущим, стали перетекать в бездонные карманы преподобного Дуэйна Сноупса. Рэчел, по мнению Этана, играла в этом неприглядном деле немаловажную роль.

Этан вспомнил день, когда он увидел, как она выходит из банка, и, подчинившись внезапному порыву, подошел к ней и представился. Он тогда рассказал ей о клинике, которая оказалась на грани закрытия. В тот момент ему показалось, что в глазах Рэчел, густо накрашенных, он уловил искреннее понимание и беспокойство.

– Мне очень тяжело это слышать, отец Боннер, – сказала Рэчел.

– Я никого ни в чем не обвиняю, – снова заговорил Этан, – но храм в Солвейшн стянул к себе столько верующих из остальных приходов, что другие церкви вынуждены сворачивать весьма полезные дела.

Этан заметил, как Рэчел Сноупс напряглась.

– Но не можете же вы обвинять церковь Солвейшн в том, что она чересчур популярна среди верующих?!

Пожалуй, Этану тогда следовало быть более тактичным, но, как назло, именно в тот момент крупные сапфиры в серьгах Рэчел Сноупс ярко блеснули под солнцем, и он невольно подумал, что даже одного из этих камней вполне хватило бы для того, чтобы клиника продолжала работать.

– Я только хочу сказать: было бы хорошо, если бы городской храм уделял несколько больше внимания нуждам местной общины, – не удержался он.

– Благодаря храму бюджет округа пополнился сотнями тысяч долларов.

– Эти сотни тысяч долларов поступили в сферу бизнеса, но не пошли на благотворительные цели.

– Вы, отец Боннер, по всей вероятности, не слишком внимательно следите за деятельностью храма. В противном случае вы бы знали, что он осуществляет целый ряд крупных благотворительных проектов. В частности, на наши средства содержатся сиротские приюты по всей Африке.

Этан с удовольствием взглянул бы на эти сиротские приюты, да и вообще ознакомился с финансовой деятельностью храма. Она вызывала у него много вопросов, и потому он не смог удержаться, чтобы не бросить в лицо Рэчел Сноупс:

– Видите ли, миссис Сноупс, не меня одного, а очень многих интересует, сколько из тех миллионов, которые ваш супруг собирает на нужды сирот, на самом деле попадают в Африку?

Зеленые глаза Рэчел Сноупс превратились в две льдинки: бурный темперамент, свойственный большинству людей с рыжими волосами, давал о себе знать.

– Вы напрасно злитесь на моего мужа за то, что по воскресеньям, благодаря его энергии и воображению, скамьи в его храме заполнены до отказа, – сухо сказала она.

– В отличие от вашего мужа я никогда бы не стал превращать обряд общения с Господом в спектакль, – заметил Этан, не сумев справиться с раздражением.

Если бы Рэчел тогда ответила ему с сарказмом, он, возможно, забыл бы о той встрече, но в ее последующих словах прозвучало что-то похожее на сочувствие.

– Может быть, в этом и кроется ваша ошибка, отец Боннер, – сказала она. – Все дело в том, что это не ваш обряд.

С этими словами Рэчел Сноупс повернулась и пошла прочь, а Этан, глядя ей в спину, с болью в душе вынужден был признаться себе, что грандиозный успех и популярность храма Дуэйна Сноупса лишь подчеркивали его, Этана, собственные слабости и недостатки.

Хотя проповеди Этана Боннера были тщательно продуманными и шли от самого сердца, в них не было ничего такого, что могло бы потрясти людей. Ни разу не было случая, чтобы у кого-нибудь из его прихожан на глазах выступили слезы. Этан не умел исцелять больных и калек, и церковь его не была забита народом и до того, как в Солвейшн появился преподобный Сноупс.

Может быть, именно этим объяснялась личная антипатия, которую Этан испытывал по отношению к Рэчел Сноупс. Она словно заставила его взглянуть в зеркало, в которое он сознательно не хотел заглядывать, и понять, что он совершенно не годится для того, чтобы быть священником.

Свернув с шоссе, Этан повел машину по узкой дороге, ведущей к коттеджу Энни на горе Страданий, что находился менее чем в миле от въезда в кинотеатр «Гордость Каролины».

– Мне жаль вашу бабушку, – заговорила Рэчел, заправляя за ухо растрепавшуюся прядь волос. – Энни Глайд была очень живая, общительная женщина.

– Вы знали ее?

– К сожалению, она с самого начала испытывала неприязнь к Дуэйну, и, поскольку ей не удавалось пробиться сквозь строй его телохранителей, чтобы хотя бы немного вразумить его, она делилась своими идеями со мной.

– Энни была женщиной строгих убеждений.

– Когда она умерла?

– Месяцев пять назад. Сердце отказало. Она прожила долгую и хорошую жизнь, и нам всем очень не хватает ее.

– С тех пор, как она умерла, ее дом пустует?

– До недавнего времени. Уже несколько недель, как там живет моя секретарша Кристи Браун. Она снимала квартиру, но срок аренды истек, а новый дом, в который она собирается переехать, еще не готов. Так что она временно поселилась в коттедже, принадлежавшем Энни.

– Я уверена, ей не понравится, если там появятся такие постояльцы, как мы, – сказала Рэчел, наморщив лоб.

– Это на несколько дней, – с явным нажимом произнес Этан Боннер.

Рэчел поняла его намек, но это не вызвало у нее никаких эмоций. «Несколько дней», – повторила она про себя. Для того чтобы добраться до шкатулки Кеннеди, этого было маловато.

Она подумала о незнакомой женщине, вместе с которой им предстояло прожить какое-то время, и решила, что той, наверное, их соседство тоже будет не очень приятно, если учесть, что речь идет не просто о некой женщине с ребенком, а о вдове Дуэйна Сноупса, которая пользуется в городке самой дурной славой. От всех этих мыслей у Рэчел разболелась голова, она прижала пальцы к виску.

Этан резко вывернул руль, чтобы не попасть колесами в выбоину, и Рэчел ударилась плечом о дверцу. Взглянув на заднее сиденье, чтобы убедиться, что с Эдвардом все в порядке, она увидела, как сын мертвой хваткой вцепился в своего кролика. Она почему-то вспомнила, как Гейб Боннер, просунув руку между ее ногами, крепко стиснул ее лоно.

Его жестокость была преднамеренной и хладнокровно рассчитанной, но она по какой-то неизвестной причине не напугала ее. Рэчел показалось, что в глазах Гейба была странная смесь боли и презрения к себе, но она совсем запуталась и уже ни в чем не была уверена.

Наконец машина миновала последний поворот и остановилась около коттеджа с покрытой жестью крышей, которую венчала кирпичная дымовая труба. С одной стороны от него простирался разросшийся, явно нуждающийся в уходе сад, с другой – деревья выстроились ровной шеренгой. Дом явно был старый, но стены его были аккуратно выкрашены белой краской. Свежей темно-зеленой краской были окрашены и оконные ставни. Короткое крыльцо в две ступеньки вело к двери, возле которой был укреплен старый флюгер.

Совершенно неожиданно из глаз Рэчел покатились слезы. Старый коттедж удивительно точно соответствовал ее понятиям о том, каким должен быть дом. В нем чувствовались какие-то удивительные прочность и стабильность, он вселял в душу спокойствие, уверенность в завтрашнем дне. Словом, все то, что она так хотела дать своему сыну, было воплощено в этом доме.

Этан выгрузил на крыльцо вещи, отпер входную дверь ключом и отступил в сторону, пропуская ее внутрь. Рэчел глубоко вздохнула. Сквозь окна струились солнечные лучи, отбрасывая золотистые блики на сложенный из камня камин. Мебель в доме была самая простая: деревянные плетеные стулья с подушками в ситцевых наволочках, сосновая доска умывальника с укрепленной над ней лампой, накрытой колпаком. Кофейным столиком служил старинный дубовый сундук, на который кто-то поставил кувшин с букетом диких цветов. На вкус Рэчел, все в доме выглядело просто замечательно.

– Энни собирала всякую дрянь, но я и мои родители после ее смерти почти все выбросили, – сказал Этан. – Мебель мы оставили, чтобы Гейб мог поселиться здесь, если у него будет такое желание, но он не захотел: с этим домом у него связано слишком много воспоминаний.

Рэчел хотела было спросить, какие это воспоминания, но Этан уже исчез за дверью, ведущей в кухню. Вскоре он вернулся, держа в руке связку ключей.

– Гейб просил отдать вам это.

Глядя на ключи, Рэчел поняла, что, попросив Этана передать их ей, Габриэль тем самым как бы признавал свою вину перед ней. И снова в памяти у нее всплыла отвратительная сцена в закусочной. Впечатление было такое, будто Гейб хотел причинить боль не столько ей, сколько себе самому. Она невольно содрогнулась, представив, какие еще странные способы самоуничтожения мог выбрать этот человек.

Следуя за Этаном, Рэчел, за которую цеплялся Эдвард, прошла на кухню. Там она увидела деревенский стол из грубо отесанных досок с изрезанной столешницей и стоящие вокруг него четыре стула с дубовыми спинками и сиденьями из камыша. Окна кухни прикрывали простые муслиновые занавески. Напротив буфета с выщербленными оловянными дверцами стояла белая эмалированная газовая плита времен Великой депрессии. Вдохнув запах старого дерева, Рэчел едва не разрыдалась.

Через заднюю дверь Этан провел ее и Эдварда вдоль боковой стены к гаражу, рассчитанному на одну машину. Одна из половинок двойных дверей, когда он открывал ее, заскребла по толстому слою накопившейся под ней грязи. Войдя следом за Этаном внутрь, Рэчел увидела старенький красный «форд-эскорт» бог знает какого года выпуска.

– Эта машина принадлежит моей невестке, – пояснил Этан. – У нее есть новый автомобиль, но она не хочет избавляться от этого. Гейб сказал, что вы можете пользоваться им пару дней.

Рэчел вспомнила похожую на школьницу блондинку на фотографии в журнале «Пипл» и подумала, что такую женщину, как Джейн Дарлингтон Боннер, трудно представить за рулем подобной машины, однако ничего не сказала, чтобы не спугнуть счастье. Как-никак она получила все, в чем нуждалась: работу, жилье, транспорт, дающий свободу передвижения. Однако в то же время она не могла не понимать, что всем этим она обязана Гейбу Боннеру и чувству вины, которое он почему-то испытывал по отношению к ней.

Рэчел осознавала, что в тот самый момент, когда это чувство ослабеет или вовсе исчезнет, Гейб Боннер скорее всего разом лишит ее всего этого, а значит, ей надо действовать быстро. Она должна как можно скорее добраться до шкатулки.

– А вы не боитесь, что я смоюсь вместе с машиной вашей невестки и вы ее больше никогда не увидите? – поинтересовалась Рэчел.

Этан с отвращением взглянул на развалюху и протянул ключи.

– Не может быть, чтобы нам так повезло, – сказал он и зашагал прочь. Потом Рэчел услышала, как взревел двигатель его автомобиля. В это время к ней подошел Эдвард.

– Он правда отдал нам эту машину? – спросил мальчик.

– Мы просто берем ее взаймы на какое-то время, – ответила Рэчел, которой старенький «форд-эскорт», несмотря на его плачевное состояние, показался самым прекрасным автомобилем из всех, которые ей когда-либо приходилось видеть.

Эдвард посмотрел в сторону дома.

– Мы правда останемся здесь? – спросил он, глядя на мать умоляющими глазами.

– Да, на какое-то время, – ответила Рэчел, думая о таинственной Кристи Браун. – Тут уже живет какая-то женщина, и я вовсе не уверена, что ей понравится, что она согласится нас терпеть. Посмотрим, как все пойдет дальше.

– Ты думаешь, она такая же злая, как он? – насупившись, спросил Эдвард.

Рэчел, разумеется, без труда поняла, кого именно сын имеет в виду.

– Никто не может быть таким злым, как он, – ответила она и легонько чмокнула его в щеку. – Пойдем-ка за нашими вещичками.

Держась за руки, они пересекли отделявшую их от дома небольшую лужайку.

Помимо гостиной и кухни, в доме было три спальни. В одной из них, довольно тесной комнатушке, где стояли узкая железная кровать и старая черная швейная машинка фирмы «Зингер», Рэчел разместила Эдварда, несмотря на то что ему хотелось спать с ней в одной комнате: слова Боннера о том, что она растит Эдварда слюнтяем, почему-то задели Рэчел за живое. Боннер ничего не знал о болезни мальчика и о том, как плохо влиял на него тот беспорядочный образ жизни, который они вели против собственной воли. Тем не менее Рэчел понимала: Эдвард недостаточно самостоятелен для своего возраста. Она надеялась, что, если у него будет своя, отдельная комната, это придаст ему уверенности в себе.

Другую спальню она заняла сама. Вся ее обстановка состояла из кленовой кровати, дубового комода с выдвижными ящиками, каждый из которых имел резную ручку, овального плетеного коврика, слегка стертого по краям, да еще стеганого одеяла. Эдвард смотрел, как она раскладывает их вещи.

Едва успев устроиться, Рэчел услышала, как открывается входная дверь. Она на секунду прикрыла глаза, собираясь с духом, а затем легонько тронула руку Эдварда.

– Оставайся здесь, милый, пока у меня не появится возможность вас познакомить, – сказала она и вышла из комнаты.

На пороге дома стояла невысокая, довольно суровой наружности женщина. На вид она была немного старше Рэчел. По всей вероятности, ей было чуть больше тридцати… Одета она была весьма скромно: желтовато-коричневая блузка, застегнутая наглухо, до самого горла, простая коричневая юбка. На ее лице не было никаких следов косметики, а прямые, темно-каштановые волосы опускались чуть ниже подбородка.

Подойдя ближе, Рэчел заметила, что у женщины мелкие, но довольно правильные черты лица, стройные ноги и неплохая фигура. Ее можно было назвать довольно миловидной, если б не какая-то строгость во всем облике, которая словно перечеркивала все достоинства ее внешности. Из-за этого она, вероятно, и выглядела старше своих лет.

– Привет, – сказала Рэчел. – Вы, должно быть, мисс Браун.

– Меня зовут Кристи, – сказала женщина тоном, который Рэчел про себя оценила не как враждебный, а скорее сдержанный.

Внезапно она почувствовала, что у нее вспотели ладони. Пытаясь незаметно вытереть их о джинсы, она ненароком угодила указательным пальцем в одну из дыр и, боясь сделать ее еще больше, невольно отдернула руку.

– Мне очень жаль, что так получилось, – сказала она. – Правда, преподобный Боннер все время повторял, что вы не будете возражать, если мы какое-то время поживем здесь, но…

– Ничего, все в порядке, – прервала ее Кристи. Пройдя в гостиную, она поставила бумажный мешок, который держала в руках, на сундучок рядом с кувшином с цветами и положила свою весьма старомодную черную сумочку на плетеный стул.

– Нет, ситуация, конечно же, ненормальная, – возразила Рэчел. – Ясно, что я создаю вам огромные неудобства, но в данный момент мне, похоже, в самом деле больше негде устроиться.

– Я понимаю.

Рэчел недоверчиво поглядела на свою собеседницу. Кристи Браун не могла быть в восторге от того, что ей какое-то время придется жить с женщиной, которую ненавидело подавляющее большинство жителей Солвейшн. Но на ее лице не было ни малейших признаков недовольства.

– Вы ведь знаете, кто я такая, не правда ли? – поинтересовалась Рэчел.

– Вы вдова Дуэйна Сноупса, – ответила Кристи и поправила лежавшее на кушетке покрывало одним движением с грацией, которая, как предположила Рэчел, была свойственна ей во всем, что бы она ни делала. Кисти рук у нее были маленькие, изящные, а идеально овальной формы ногти покрывал тщательно наложенный слой прозрачного лака.

– Боюсь, тот факт, что я буду жить с вами под одной крышей, может подпортить вашу репутацию, – заметила Рэчел.

– Я стараюсь поступать по справедливости.

Слова, произнесенные Кристи, были довольно выспренними и сказаны несколько напряженным тоном, но что-то в поведении женщины заставило Рэчел поверить, что та сказала их вполне искренне.

– Я заняла свободную спальню и разместила сына в комнате, где стоит швейная машинка, – сказала Рэчел. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы постараемся как можно реже попадаться вам на глаза.

– В этом нет необходимости. – Кристи бросила взгляд в сторону кухни. – А где же ваш малыш?

Рэчел неохотно повернула голову в сторону спальни и крикнула:

– Эдвард, иди, пожалуйста, сюда! – Затем, снова обратившись к своей собеседнице, она, чтобы та не ждала от Эдварда слишком многого, пояснила: – Он у меня немножко застенчивый.

Эдвард появился в дверном проеме. Хорс был засунут головой вниз в его шорты. Мальчик, виновато опустив голову, разглядывал мыски своих тапочек, словно совершил какой-то проступок.

– Кристи, это мой сын Эдвард. Эдвард, познакомься, пожалуйста, с мисс Браун.

– Привет, – тихонько произнес мальчик, не поднимая глаз.

К неудовольствию Рэчел, Кристи не сказала ничего для того, чтобы помочь Эдварду преодолеть смущение, а просто молча разглядывала его. «Похоже, – подумала Рэчел, – все складывается даже хуже, чем я ожидала». Ей меньше всего хотелось, чтобы Эдвард общался с еще одним враждебно настроенным взрослым человеком.

Наконец Эдвард поднял глаза. Его, судя по всему, заинтересовало, почему незнакомая женщина ничего не говорит. И как раз в этот момент на губах Кристи расцвела улыбка.

– Здравствуй, Эдвард, – сказала она. – Пастор Этан предупредил меня, что ты какое-то время поживешь здесь. Рада с тобой познакомиться.

Эдвард улыбнулся в ответ.

Кристи взяла с сундучка бумажный пакет и подошла к мальчику.

– Когда я узнала, что ты здесь поселишься, то решила что-нибудь тебе захватить. Надеюсь, тебе это понравится.

Подойдя к Эдварду, Кристи присела так, чтобы ее глаза были на одном уровне с его глазами.

– Вы привезли мне подарок? – с удивлением переспросил Эдвард.

– Да, но в нем нет ничего особенного. Не знаю, понравится ли он тебе.

Она вручила Эдварду пакет. Он открыл его, и глаза его расширились от удивления.

– Книга! Новая книга! – Внезапно лицо его омрачилось. – А это правда мне?

Рэчел почувствовала, что сердце разрывается у нее в груди от жалости к сыну. В жизни Эдварда случалось так мало хорошего, что, когда это все-таки происходило, он просто не мог поверить в свою удачу.

– Ну конечно, тебе. Книга называется «Стеллалуна». В ней рассказывается о детеныше летучей мыши. Хочешь, я тебе ее почитаю?

Эдвард кивнул. Они с Кристи тут же уселись на кушетку, и женщина начала читать мальчику вслух. Рэчел почувствовала, как к горлу у нее подкатывает тугой комок. Сын время от времени перебивал Кристи, задавая вопросы, на которые та терпеливо отвечала. Постепенно сдержанность Кристи исчезала, она стала смеяться. В глазах ее появился блеск, и она, разом преобразившись, стала на удивление хорошенькой.

Кристи и Эдвард продолжали разговаривать и за обедом. Молодая женщина настояла, чтобы они сели за стол одновременно. Рэчел ела очень мало, не желая лишать сына ни одного кусочка тушеного цыпленка, которого тот уминал за обе щеки. Наблюдая за тем, как он ест, она испытывала огромное наслаждение.

После обеда Рэчел решила прибраться в доме, но Кристи не позволила ей делать все самой. Эдвард уселся на крыльце со своей бесценной книгой, а женщины в довольно неловком молчании принялись мыть полы и стирать пыль.

– А вы не думали о том, что было бы полезно водить Эдварда в церковный детский сад? – не выдержала Кристи. – При нашей церкви есть очень хороший детский садик, и школа тоже.

Щеки Рэчел вспыхнули. Она знала, что Эдварду необходимо общение с детьми. К тому же ему бы пошло на пользу какое-то время проводить без нее.

– Боюсь, сейчас я не могу себе этого позволить, – сказала она.

– Это ничего не будет вам стоить, – сказала Кристи, немного поколебавшись. – У них есть стипендия, и я уверена, что Эдварду ее предоставят.

– Стипендия?

Кристи избегала смотреть Рэчел в глаза.

– Позвольте мне завтра взять Эдварда с собой, когда я пойду на работу. Я все улажу.

Рэчел прекрасно понимала, что никакой стипендии нет и быть не может и что речь идет о благотворительности. Больше всего на свете ей хотелось отказаться, но она не могла тешить собственную гордость там, где дело касалось ее сына.

– Спасибо, – спокойно сказала она. – Я буду вам очень благодарна.

От сострадания, которое она заметила во взгляде Кристи, ее обжег стыд.

Ночью, когда Эдвард заснул, Рэчел выскользнула из дома через дверь черного хода и спустилась в сад по скрипучим деревянным ступенькам. Она включила карманный фонарик, который успела вытащить из бардачка своей «импалы», прежде чем ее уволок буксировщик. Хотя она устала до такой степени, что ей казалось, будто все кости у нее стали мягкими, она должна была кое-что сделать до того, как улечься спать.

Держа включенный фонарик у самой земли, она стала водить лучом по стволам деревьев позади дома, пока не заметила то, что искала. Узкая извилистая тропинка вела в лес. Рэчел пошла по ней, осторожно обходя попадавшиеся на пути препятствия.

Ее щеки коснулась ветка. Где-то неподалеку закричала ночная птица. Рэчел выросла в сельской местности, и ей нравилось ночью бывать одной на лоне природы, вдыхать чистые, прохладные запахи земли, полей и леса. Но теперь ей было не до запахов. Нетерпение гнало ее вперед.

Коттедж Энни Глайд находился высоко на горе Страданий, всего в полумиле от того места, куда так стремилась Рэчел. По пути ей пришлось несколько раз останавливаться, чтобы отдохнуть. Примерно через полчаса, достигнув цели, она без сил опустилась на небольшой каменный выступ и стала смотреть с горы вниз. Там, в долине, стоял построенный на крови и обмане дом, в котором она когда-то жила с Дуэйном Сноупсом. Свет в окнах не горел, и в лунном свете лишь смутно угадывались его очертания. Впрочем, Рэчел прекрасно помнила, каким он был огромным и помпезным до уродливости. И насквозь фальшивым. Таким же, как Дуэйн…

Дом выглядел именно так, как Дуэйн представлял себе жилище южного плантатора. Подъездную аллею отделяла от дороги черная ограда из кованого железа с золотыми изображениями молитвенно сложенных рук. Фасад дома украшали шесть массивных колонн и балкон с безвкусными золотыми вензелями. Интерьер дома поражал обилием черного мрамора, делавшим его похожим на склеп, и огромными канделябрами и зеркалами. Гордостью Дуэйна был мраморный фонтан с электрической подсветкой в холле и стоящая там же женская скульптура фотомодели. Рэчел вдруг задалась вопросом, хватило ли у Кэла Боннера и его жены вкуса и здравого смысла, чтобы убрать из холла фонтан. Но потом она решила, что ни один человек с хорошим вкусом ни за что не купил бы дом, построенный ее покойным мужем.

Чтобы попасть в долину, надо было спуститься по довольно крутому склону, но за четыре года, которые Рэчел прожила в Солвейшн, ей не раз приходилось это делать. Утренние прогулки в ее прежней жизни были единственной разрядкой. Нетерпение подталкивало совершить спуск сейчас же, но она была не настолько глупа, чтобы поддаться минутному порыву. Рэчел прекрасно понимала, что, во-первых, у нее для этого пока слишком мало сил, а во-вторых, к этому нужно как следует подготовиться.

«Скоро, – думала Рэчел, – скоро я спущусь с горы Страданий и возьму то, что принадлежит моему сыну».