Читать книгу Пасынки лжи. Памяти свободных СМИ посвящается - Тамара Соколова - Страница 16

Ирина шла по улице, ничего вокруг не замечая. Солнце, золотые листья и бодрящий воздух с запахом яблок, грибов и дождя, оставались для нее невидимы и неосязаемы. Скрябина полностью ушла в собственные мысли и чувства. Сейчас она ненавидела Рыльскую и мысленно желала ей всего самого плохого. Но даже в воображаемых обстоятельствах Ирина понимала, что боится Рыльскую и не сможет ничего ей предъявить.

В редакции Ирине даже не пришлось звать Капустину. Они столкнулись в коридоре, и Светлана сразу пошла в редакторский кабинет.

– Слушай, я тут познакомилась с отличным дядечкой. Работает преподавателем на кафедре машиностроения в институте и в 60 лет нашел себя в живописи. Прекрасные картины рисует. Представляешь, ему даже в Германии предлагали выставку сделать, а у нас его мало кто знает. Он вообще очень интересная личность. Давай сделаем о нем материал.

– А кто платить за него будет? Сам? – Ирина бросила пальто на конференц-стол и прошла к своему креслу.

– А почему платить? Он же не коммерческая структура. Интересный человек, а у нас областная газета. Что ж, только про власть писать будем? Осталось только сводки из туалета администрации вести.

Светлана не подходила к Ирине, она говорила и рассматривала выставленные в шкафу подарки предшественников Скрябиной. Затем открыла стеклянную дверцу и погладила деревянного богатыря со шлемом по голове.

Ирина смотрела на все эти манипуляции невидящим взором. Она растирала кончиками пальцев виски и пыталась собраться с мыслями.

– Если платить начнут, то и сортирные сводки вести будем. Ты прекрасно знаешь, что прежде всего мы должны информировать читателей об официальных мероприятиях – это основное блюдо, а остальное – десерт. Без него и обойтись можно.

– Но не только же щи хлебать? Кислятиной в редакции пахнуть стало. Неужели ты думаешь, что человеческие материалы могут вызвать негативную реакцию «наверху»? – Капустина отошла от шкафа и села в кресло напротив Ирины, – Мы не можем не писать о людях. Нас и так мало кто читает и выписывает. А в свете распоряжений из «Белого дома» скоро вообще станут перекладывать в макулатуру. Тираж снизился до минимума. Нас выписывают только по разнарядке.

– Это их дело. А наше с тобой дело выполнять договор с администрацией. Тираж Рыльская пообещала обеспечить. Из бюджета выделят деньги на подписку для сельских поселений, старост и социальных учреждений. Напечатаем мы про твоего преподавателя-художника, и сразу же с докладом в администрацию побежит председатель областного Союза писателей. С него мы денег запросили, а тут самоучкам подарки раздаем. Этот председатель постоянно в администрацию бегает. Хочет госзаказ получить на серию рассказов «Сторона родная всех родней и краше», напечатать эти опусы миллионным тиражом и снабдить такой макулатурой все школы области, чтобы они всегда помнили о том, где у них Родина, где их место. Хочешь, вот об этом и напиши. В субботний номер поставим. А социалки тебе не хватает – поезжай по районам с губернаторскими проверками и будешь описывать, как плохо люди жили при прежнем губернаторе и как они замечательно заживут после того, как их проблемы решит хозяйка всея области Алевтина Георгиевна Медведева.

– А тебе не противно? – как в кабинете Бакатиной Ирина смотрела на Людмилу, сейчас на нее так же смотрела Капустина. Круговорот удивления в природе.

– С чего бы? Я четко решаю поставленные задачи. Да и тебе не противно, не надо преувеличивать. Зарплату с удовольствием получаешь, а издержки есть в каждой профессии.

Светлана встала, молча развернулась и пошла к двери. Она не могла понять, играет Скрябина или говорит серьезно, потеряв связь с реальностью.

– Света, подожди.

Гнев, который мешал Ирине дышать и заставлял говорить не то, что думаешь, вдруг испарился.

Ирина Петровна ценила Свету Капустину, потому что та любила людей, любила город, в котором жила, и смотрела на мир с оптимизмом. В журналистику она пришла после работы в школе. Для нее не было нелюбимых тем. Писала о политике, экономике, социальных учреждениях и спорте. И в любом ее материале на первом месте был человек, личность. Рекламный отдел очень ценил Капустину за безотказность, обязательность и позитивный настрой. Почти все ее материалы принимались заказчиком с первой попытки, хотя в них почти не было «соплей и сиропа», специалистом по которым в редакции была Карманова. «Она совсем не подлая», – кто-то давно сказал о Капустиной. И это была правда. Даже своего злейшего недоброжелателя Светка готова была спасать от нападок. Она верила, что только доброта спасет этот безумный мир.

– Светка, – Ирина сделала паузу, потерла лицо, – Они выселяют художников из их Дома.

Капустина обернулась. Глаза у нее расширились, с губ сорвалось неприличное слово.

– Зачем? Им что, места мало?

– Такого места в самом центре города и в таком особняке у них нет. Начнутся проверки налоговых и прочих силовых структур. Они обязательно найдут там коррупцию, и шокированные художники сами согласятся на переезд.

– Так надо что-то делать. Стараться не допустить подобного.

– Света, они ничего не поймут. Я заикнулась. Как со стеной поговорила.

– Но это нельзя бросать.

Светлана опять приблизилась к столу Скрябиной. Ирина вздохнула и посмотрела пристально на Капустину.

– Ты сама напишешь материал обо всем этом.

– С ума сошла? Никого другого не нашла писать этот пасквиль? – глаза Светланы расширились и весь облик выдавал сильнейшее возмущение.

– Ты напишешь, я сказала. Карманова, Метелина и вся гоп-компания накарябают так, что в администрации понравится. Только много людей, мнением которых мы с тобой дорожим, после этого газету и в руки брать не будут. Поэтому пиши ты. Представь все точки зрения. Я тебя очень прошу.

– Мой материал не пройдет проверки у Рыльской.

– А я его и не покажу. Прямого указания для этого не было. Напечатаем на дурачка.

– Ира, ты играешь с огнем. Но я напишу, конечно.

После кабинета редактора Капустина стала спускаться в курилку. Светка хорошо помнила советские перестроечные и нынешние региональные СМИ. Они разительно отличались. В советских газетах вы могли найти материалы и о доярках, и о простых бухгалтерах, но это были образцово-показательные труженики. Статьи о них должны были стать стимулом для других еще не совсем, а чаще всего совсем непоказательных доярок и бухгалтеров.

На страницы перестроечных изданий доярки и бухгалтеры могли попасть, если прирежут друг друга или съедят своих детей. Скандалы и кошмары интересовали журналистов. Но встречался и качественный анализ ситуации, почему скромные труженицы дошли до жизни такой. Журналистские расследования были востребованы и популярны. Мастеров этого жанра, таких как Высоков, боялись и уважали. В двухтысячных на место этих профессионалов пришли шакалы пера. Они уже не выслеживали врага, а ждали, когда какой-то высокопоставленный человечек перебежит кому-нибудь дорогу и компромат на него журналисту сольют заинтересованные товарищи в штатском. Они и скажут «фас». Вместо расследований сплошная заказуха. Сейчас без команды журналист даже информацию перепроверять не будет. Лениво.

А живых, нормальных людей на страницах СМИ не стало совсем. Или бодрые директора компаний, заплатившие за рекламу, или официальная информация, в лучшем случае, художественно переработанная. За право на кусок этой переработки в редакции дерутся. Сидишь в редакции и стучишь по клавишам, гонорар и почет.

Газеты, радио и телевидение вместе с властью и крупным бизнесом живут в параллельном мире, отличном от среднего человека.

В то время как Капустина набирала номер знакомого художника, чтобы сориентироваться в складывающейся ситуации вокруг Дома искусств, в кабинет главреда вошел Высоков.

Ирина вычитывала первую полосу газеты: Алевтина Медведева на открытии нового дома для престарелых.

Алексей подошел к ней и заглянул в распечатанную страницу.

– Читаешь! Это у нас будет дом свиданий образцовых престарелых с высокопоставленными чиновниками. Ты слышала, что жителей этого дома отбирали практически, как космонавтов: ходячие, чистоплотные, в своем уме, приятной наружности? Собирали со всей области.

– А Бакатина права, когда говорит, что тебе везде надо найти чернуху. Откуда ты знаешь про престарелых? – Ирина ехидно посмотрела на вольготно расположившегося в кресле Высокова.

– А у меня кругом знакомые-приятели. Я, в отличие от некоторых, с людьми не сорюсь, вот они и отвечают добротой на доброту. Так что у нас плохого?

– Плохого масса. Только не будем заострять на этом внимание. У тебя в еженедельнике место в следующем номере есть?

– Есть. А кого надо «погладить» бодрым текстом? Иногда мне кажется, что мы скоро всех этих монстров так залижем, что им в сортир будет сложно ходить. Все отверстия зарастут.

– Не волнуйся за них, – Ирина продолжала править первую полосу – Они за нас не волнуются.

Затем отложила ручку.

– Давай сделаем несколько материалов о здоровом образе жизни: нет курению и алкоголю, вперед к Олимпиаде!

Высоков демонстративно достал пачку сигарет, зажигалку и закурил. Ирина наблюдала, как он делает затяжку и медленно выпускает струйку дыма.

– Меня всегда умиляет, когда за трезвость и нравственность борются алкоголики и развратники. В административный буфет не успевают завозить бухло. Если раньше его разбирали под праздники, то теперь каждый вечер как праздник. Виски им подавай, дорогие портвейны и вина. После этого не удивляет, что мы пожинаем утром.

– Лешка, хватит острить, – Ирина отогнала дым от лица. – Меня Рыльская своими ценными указаниями просто замучила. Давай поставим пару текстиков о здоровом образе жизни.

Ирина сказала, а потом испугалась, прикрыла рот ладонью и посмотрела на телефон спецсвязи. Алексей посмотрел на Скрябину пристальным взглядом, подошел к аппарату и выдрал шнур из стены.

– Лешка, зачем? Они сразу поймут, что я знаю, зачем стоит телефон.

– Ты так испугалась, что я подумал, что там змея, по крайней мере. Вот и обезвредил ее. А ты, оказывается, прослушки боишься. Ну, и незачем строить из себя дуру. Поймут и поймут. Про материал мне все ясно, а Данила как?

Ирина смотрела на выдранный шнур спецсвязи.

– Как все подростки. Играет в компьютерные стрелялки, учится из-под палки и меня не слушает.

– Что же ты такого говоришь, что тебя нормальный, умный парень отказывается слушать.

– Уйми свою иронию, Макаренко, – Скрябина перевела взгляд на Высокова. – Я хочу, чтобы он получил нормальную профессию. Прикладную. А он твердит об истории, которая в нашей стране переписывается каждые десять лет. Разве можно ее сделать делом жизни?

– Он просто хочет найти точку опоры, узнать правду.

– И сидеть с этой правдой, которая никому не нужна, за пять копеек?

– А тебе всегда нравятся те, с кем ты имеешь дело? Они получают тысячи, сотни тысяч, миллионы и что?

Сегодня все смотрели на Ирину с улыбкой, и это уже начинало сильно раздражать.

– Знаешь, для своего сына я хочу, чтобы он был сытым и мог хорошо устроиться в жизни.

– Ирка, ты это врешь. Все ты придумала.

– В каком смысле? – Ирина взяла в руки пресс-папье, примериваясь, как бы его запустить в Высокова, чтобы попасть, но не покалечить.

– В прямом. Общество потребления навязывает тебе ту модель, которая тебе не свойственна, – одним быстрым движением Алексей выхватил у Ирины пресс-папье и поставил рядом с собой.

– Леша, но именно в этом обществе мы и живем. Как же ты не хочешь этого понять?

– Понимаю, – Высоков поднялся с кресла и передал Ирине рисунок, который только что нарисовал ручкой. – Принять не могу.

Когда Высоков закрыл за собой дверь, Скрябина посмотрела на рисунок. Легкими штрихами на бумаге была нарисована белка в колесе. Колесо быстро крутилось, белка бежала, и в глазах ее был испуг.