Читать книгу Рыжая Кошка. Роман - Тамара Злобина - Страница 3

Жили они тогда в Узбекистане. В то время Наташка с гордостью и любовью могла употребить родное и близкое понятие: «мы», которое волей рока было вскоре сокращено до хрупкого, одинокого – «я».

Мы – это семья Аристовых: отец – Дмитрий Иванович, мать – Элеонора Никитична, и их рыжеволосое, беспокойное создание – дочь Наталка.

Проживала семья в городе Фергане, в благодатной Ферганской долине, славящейся своими садами, виноградниками и, конечно, хлопком.

Как пояснял Дмитрий Иванович: – «Попали в Фергану по распределению, с планами отработать положенные три года и вернуться назад – в родной город Ленинград, но по воле судьбы остались надолго».

После окончания института его направили в Ферганскую долину, помогать местному населению в освоении новых достижений науки и техники в мелиорации сельского хозяйства республики.

Дмитрий и Элеонора только поженились, и вместо свадебного путешествия, ныне очень модного в обеспеченных кругах, им выпало путешествие в Среднюю Азию, где летом жара достигает 40 градусов в тени, где большую часть года население гнёт спину на выращивании хлопка, где иные, чем в России обычаи и законы, где ни друзей, ни родных, ни знакомых.

Понятно, как на этакую экзотику реагировала изнеженная, хрупкая девятнадцатилетняя Элеонора. Удивительно, как Дмитрию Ивановичу удалось уговорить её сменить дорогой сердцу, единственный и неповторимый город Ленинград, на столь отдалённый «дикий край». Как эта взбалмошная девчонка сумела выдержать все «прелести восточной жизни», и не уехать назад?

Наташа родилась через шесть лет, когда Дмитрию Ивановичу было уже 33 года. А его супруге – двадцать пять, поэтому девочка была для отца долгожданным и желанным ребёнком – он в ней души не чаял.

К этому времени их семейная жизнь устоялась и обустроилась: у Дмитрия Ивановича была хорошая и любимая работа, Элеонора Никитична окончила педагогический институт и преподавала английский язык в одной из школ города.

Дмитрий Иванович много и с удовольствием работал, а рыжеволосое чудо находилось под неусыпным вниманием мамы Лины. Внимание было настолько неусыпным, что иногда вызывало у девочки спонтанный протест, который выражался в пререканиях, в сбегании с уроков, и даже в двойках, хотя последнее с ней случалось очень редко, да и то только по предмету, которому преподавала Элеонора Никитична – английскому языку.

Одноклассники удивлялись: за что их классный руководитель ставит Наташке двойки, ведь лучше её в классе английский не знает никто. И Наташка объясняла докучливым друзьям: – Из вредности!

Несмотря на маленькие недоразумения и шалости, школу Наташа окончила хорошо, имея в аттестате почти все пятёрки, за исключение трёх предметов: черчения, биологии и физкультуры.

Черчение ей не давалось, как и рисование: к живописи её душа была глуха и слепа. На физкультуру Наталка старалась показываться, как можно реже, потому что физрук Гафур Гулямович, малорослый, тщедушный мужичонка, с сальным взглядом, очень любил девочек и старался, как бы невзначай, облапать то одну, то другую, вызывал у неё откровенную неприязнь и желание отбить у него охоту распускать руки.

Однажды она не выдержала и, как бы нечаянно, локтем заехала ему в нос, разбив до крови. После чего педагог её сразу «разлюбил».

С «биологичкой» у мамы Лины произошёл конфликт по вопросу «правильности воспитания подрастающего поколения» и Бигаш Максумовна начала срывать своё несогласие на Наташе, в результате чего появилась в аттестате Аристовой младшей третья четвёрка.

Собственно, эти четвёрки Наталке не мешали, ведь она собиралась поступать в иняз, а английский язык, русский и литература у неё всегда были на должном уровне – в этом были уверены и она, и её школьные учителя. Правда экзаменаторы «Ташкентского института иностранных языков» были в этом совсем не уверены. Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что для них знание предмета не так важно, как поступление в их карманы энной суммы денег. А так как от Аристовой они денег не получили, то и результат оказался весьма плачевным: 5 баллов по английскому четыре – по истории и два – по сочинению.

Последняя оценка так ошарашила Наташу, что она сначала не поверила своим глазам: она, которой заслуженная учительница Букина Елизавета Николаевна всегда ставила другим в пример получила двойку (?!). Этого просто не могло быть!

Во взъерошенном состоянии Наташа потребовала в приёмной комиссии выдать ей на руки сочинение, которое в конце концов, со скандалом и проволочками чуть не бросили ей в лицо.

Просмотрев его, Наталка поняла отчего эта реакция: из одиннадцати ошибок только две были её собственными, а остальные, видимо тех, кто его проверял. Всё было выполнено до безобразия нагло и грубо: даже цвет пасты не соизволили подобрать. Соединения не с глаголами через строчку, «о» подправленные на «а», мягкий знак, добавленный в таких местах, где и первоклассник не каждый поставит, вызвали у Наташки откровенный смех.

В результате: грандиозный скандал, порванное в клочья сочинение, дверь, захлопнутая с грохотом, и… Прощай голубая мечта.

Наталья с позором, как ей объяснила мама Лина, вернулась в Фергану, и начались ежедневные упрёки. Элеонора пилила дочь за провал, сетуя на то, что, если бы у неё была медаль, пусть даже серебряная, ей бы не пришлось сдавать экзамены. На что Наталья ответила: – Ты забываешь, ма, что теперь даже медалисты сдают профилирующий предмет.

– Но ты же сдала английский на «отлично»! – не сдавалась Элеонора. – Этого было бы достаточно.

И добавляла с явным раздражением: – Во всём виноваты твои лень и безответственность!

Наташа, не выдержав, несправедливость упрёков, напомнила маме Лине, что четвёрка по биологии, целиком её заслуга.

Лучше бы она не говорила этого! В ответ ей был припомнен и разбитый нос физрука, и не желание просить у него прощение, и бездарность в изобразительном искусстве, и многое, многое другое.

Элеонору даже не убедил разговор с одной из мамаш, дочь которой, имея в аттестате пару троек, поступила всё в тот же пресловутый Ташкентский «иняз».

– Если бы вы, Элеонора Никитична, хотели, чтобы ваша Наталья поступила туда, – заявила, переполненная гордостью за своё чадо, мамаша, – то не пожалели каких-нибудь пять тысяч, как сделали мы, и ваша дочь тоже стала бы студенткой.

Это циничное откровение, хоть и покоробило, Элеонору, но не защитило Наталью от её гнева и придирок. Мать заявила, что теперь возьмётся за дочь ещё основательней, и та целый год будет готовиться дома по всем предметам, необходимым для поступления в институт, чтобы на следующий год не было никаких недоразумений.

После этого жизнь Наташи превратилась в кошмар: ей запрещалось бывать у друзей, встречаться с одноклассниками, ходить в кино, даже ограничивалось время на прослушивание любимой музыки.

Наталка несколько раз пыталась жаловаться отцу, который раньше всегда принимал её сторону, но тот неожиданно ответил:

– Дорогая моя, это прерогатива твоей матери – мне было велено не вмешиваться в эти дела.

Этот ответ не только насторожил Наташу, но и удивил: никогда раньше отец не относился так к своей любимой доченьке, и в тяжёлые времена она всегда могла рассчитывать на него. Теперь отец почему-то отдалился от всех проблем, связанных с домом, и от неё тоже.

Надолго Наташки не хватило: не прошло и месяца, как она захандрила, заскучала по прошлой вольготной жизни и начала уговаривать мать, чтобы та разрешила ей пойти работать, уверяя, что будет готовиться ещё усердней, чем сейчас, но всё было бесполезно – мать стояла на своём, как кремень.

Ко всему прочему между родителями пробежала чёрная кошка: отец денно и нощно пропадал на работе, мать стала ужасно раздражительной и просто невыносимой, а Наталья оказалась крайней. Упрёки, слёзы, резкие высказывания, нелицеприятные сравнения – всё свалилось на её голову, как снежный ком с горы. И она стала огрызаться: сначала слабо, потом всё активней и агрессивней. Атмосфера накалялась, и девушке порой казалось, что мать ненавидит её и считает виновницей во всех неприятностях.

Однажды, после очередного скандала, Наташа не выдержала и ушла из дома: ушла почти, в чём была, прихватив лишь небольшую сумку со сменой белья. Любимым платьем и документами. Пока мать была в школе, Наташа написала маленькую записочку, положив её на видное место, взяла сумку и тихо ушла из дома.

* * *

Было начало осени, но освежающего её дыхания почти не чувствовалось. Над полями, дорогой стояло зыбкое, лёгкое марево, создавая впечатление ирреальности, взвешенности.

Утро. Солнце, поднявшись над горизонтом, грело тепло и ласково.

Зелёные хлопковые поля веером разбегались по волнистым склонам холмов, радуя глаз свежестью листвы и белоснежностью раскрывающихся коробочек «белого золота» – первыми предвестниками того, что знойные дни и душные ночи скоро сменятся ласково-тёплыми днями и прохладными, для Средней Азии, ночами.

На обочине дороги стояла девушка, одетая слишком легко для дальней дороги: высокая, длинноногая, в юбочке до середины колена, в яркой лёгкой кофточке с короткими рукавами. Волосы девчонки яркие, рыжие, огненным ореолом окружали её голову, были высоко взбиты. Печальные глаза смотрели на проезжающие мимо машины. Девчонка не голосовала – она просто стояла, опустив тонкие руки, и провожала взглядом, летящие мимо машины. Весь её вид словно говорил: – «Вас так много, вы все спешите, и никому нет дела до меня. Никому».

Но вот на дороге появился очередной автомобиль, который с какой-то элегантной лихостью надвигался на стоящую, на обочине девушку. За рулём автомобиля сидел мужчина лет тридцати с небольшим. У него были чёрные вьющиеся волосы, небольшие усики, открытые тёмно-карие глаза, твёрдо очерченные губы и упрямый подбородок. Лицо мужчины не поражало какой-то особой красотой, но было достаточно мужественно и не вызывало неприязни, привлекая внимание задумчивостью и серьёзностью.

Поравнявшись с девушкой, машина остановилась, вздымая лёгкое облачко пыли. Открылась передняя дверь, и мужчина, которого мы наблюдали только что, поинтересовался приятным баритоном:

– Вам куда, девушка?

Глаза рыжеволосой на мгновение вспыхнули радостью от сознания того, что кто-то не проехал мимо, остановился, заметил, но тут же затухли: радость сменяют вызов и неприязнь:

– В Ташкент!

– Вам повезло, нам по пути, – дружелюбно отреагировал мужчина, игнорируя не совсем дружелюбный ответ девушки. – Садитесь.

Видя, что та колеблется, мужчина добавил:

– Да садитесь же! Я тоже в Ташкент еду. С попутчиком даже дальняя дорога не кажется утомительной и долгой.

Рыжеволосая попыталась открыть заднюю дверцу, отчаянно дёргая её, но та не поддавалась, и тогда мужчина помог открыть её, улыбкой подбадривая неожиданную попутчицу.

Рыжее солнышко, как назвал девушку про себя мужчина, молча, уселась на заднее сидение и, положив сумку на колени, всем своим видом дала понять, что пора двигаться дальше.

Машина медленно тронулась с места, постепенно набирая скорость, и покатила по широкой, с небольшими выбоинами, дороге, Водитель вёл её твёрдо, уверенно минуя выбоины и трещины.

На некоторое время в салоне воцарилась тишина, потом водитель поинтересовался:

– И куда же это мы с утра пораньше?

Глаза мужчины внимательно, с нескрываемым интересом всматривались в попутчицу, через зеркало. Увидев, как глаза девушки вспыхнули протестом, мужчина уточнил:

– Если, конечно, это не государственная тайна.

Не дождавшись ответа, мужчина начал рассказывать о том, что не рассчитывал сегодня на эту поездку, но обстоятельства вынудили: нужно срочно быть у родителей. Он рассказывал о том, что его родители живут в старом Ташкенте, и очень обижаются на то, что сын бывает у них так редко, вот он и спешит, поэтому к ним, чтобы успокоить и порадовать стариков.

Мужчина говорил, что вчера ему на работу звонила мать, сетовала на то, что он совсем забыл своих престарелых родителей, и ему вдруг так стало жаль её.

За время своего рассказа мужчина неоднократно посматривал через зеркало на сидящую на заднем сидении девушку, словно силясь рассмотреть в попутчице что-то главное – быть может, угадать её душевное состояние, настроение.

Девушка отмалчивалась, слушая и не слушая мужчину, словно выплывая из водоворота своих переживаний, из мира, ведомого только ей одной.

Водитель, видя, как вздрагивают её плечики, удивился:

– Вам холодно?! Возьмите мою куртку – станет теплее.

– Нет, нет, не надо! – начала протестовать пассажирка.

– Надо, – мягко, но настойчиво произнёс мужчина, добавив, – меня зовут Сабиром Усмановичем.

И вновь, не дождавшись ответа, спросил:

– А вас? Как зовут вас?

Девушка, чуть слышно ответила:

– Наташа.

– Как-как? – переспросил Сабир Усманович, видимо, не поняв ответа.

– Наташа, – повторила девушка более громким голосом.

Разговор на некоторое время затух, чтобы возникнуть через минуту с новой силой. Сабир Усманович старался вовлечь в разговор попутчицу, которая отвечала на все вопросы коротко и категорично: «да», «нет». Впрочем, это продолжалось недолго: уже через несколько минут мужчине удалось разговорить попутчицу. Это получилось как-то само собой: доброжелательность и весёлость собеседника расположили к себе, растопив холодность девушки..

Спустя ещё несколько минут разговор двух незнакомых людей принял доверительный характер. Между мужчиной и девушкой возникло понимание, которое каждый истолковал по-своему: мужчина, как симпатию, девушка – как возможность выговориться.

Разговорившись, Наташа, как хорошему знакомому, рассказала Сабиру Усмановичу о том, что ушла из дома, не выдержав постоянных нотаций и нравоучений матери, и холодного безразличия отца. Во время своего рассказа девушка несколько раз в сердцах повторила:

– Я просто не нужна им! Я им мешаю!

Мужчина не перебивал девушку, слушая её со вниманием и интересом, хотя на его лице иногда проскальзывало выражение несогласия с тем, о чём говорила попутчица.

Наташа призналась, что провалила экзамены в институт, и теперь мать никуда её не выпускает, заставляя готовиться: не пускает ни на работу, ни к подругам, сделав её жизнь невыносимой.

Словно в раздумье мужчина поинтересовался:

– Сколько же вам лет, Наташа?

– Скоро будет восемнадцать, – слегка запнувшись, ответила та.

– Это хорошо, что восемнадцать, – произнёс Сабир Усманович, – значит, сама сможешь отвечать за свои поступки.

– Вот и вы говорите об ответственности! – возмутилась девушка. – Вы все только говорите о ней, а возможности нести эту ответственность не даёте! Как же можно отвечать за что-то, если нет возможности взять на себе хотя бы то, что можешь, что способен взять?

– Я не об этом, – перебил поток красноречия Сабир Усманович.

– А о чём? – не поняла девушка.

– О том, что твои родители будут волноваться, переживать, разыскивать тебя.

– Не будут! – упрямо ответила Наташа.

– Это почему же? – брови мужчины от удивления приподнялись вверх.

– А потому что я оставила записку, и потом… – девушка замолкла, обрывая фразу на середине.

– Ну-ну, если замахнулась, то бей! – подбодрил её мужчина.

– Им сейчас не до меня! – выпалила Наташа. – У них свои дела, свои заботы. Я существую лишь для того, чтобы меня воспитывать, одевать, обувать, кормить – это всё! Всё!

– Ну, вот видишь, – улыбнулся водитель, – забот у родителей хватает.

– Поэтому я и решила освободить их от этих непомерно тяжёлых забот!

– Наташа, это жестоко, – попытался урезонить девушку Сабир Усманович.

– Но справедливо! – убеждённо ответила та.

Мужчину явно удивил максимализм девушки, её непримиримость, граничащая с жестокостью. Ему захотелось сказать, что она слишком строго и, возможно, несправедливо судит своих родителей, но Наташа вдруг, словно отвечая на его мысли, произнесла:

– Вы моей мамы не знаете!

Сабир признался с улыбкой:

– Действительно, не знаю.

Ему хотелось добавить: – Я и вас, Наташа, не знаю, – но, чтобы не обидеть попутчицу, не вспугнуть своим замечанием, он только улыбнулся краешками губ, являя взору попутчицы любопытную картину, которая против его желания насторожила девушку.

– Вы осуждаете меня? – предположила она.

– Разве я имею на это право? – возразил Сабир Усманович.

– Но ваше лицо говорит обратное, – настаивала Наташа.

– Да не смотрите вы на моё лицо! – засмеялся мужчина. – Оно у меня несколько подгуляло.

На лице девушки возникло почти детски-удивлённое выражение.

– Вы неплохо знаете русский язык! – отреагировала Наташа. – В своей речи вы используете такие выражения, которые я никогда не слышала от знакомых. Вы, видимо, выросли в русском окружении.

– Я вырос в Ташкенте – просто ответил Сабир, – и у меня был прекрасный преподаватель русского языка: отсюда и выражения.

Наташа вдруг вспомнила выражение маме Лины, которое она обычно повторяла в таком случае:

– Для того, чтобы достаточно изучить язык, хорошего преподавателя мало – нужны ещё самостоятельные занятия и работа с литературой.

– Слышу взрослый тон, – отреагировал мужчина, – Чьи это слова?

– Это излюбленное выражение моей мамы, – призналась Наташа.

– А она права, – произнёс мужчина. – Почти то же самое мне в своё время говорила моя мама. Все мамы одинаковы… Ты не находишь?

– Наверное, – согласилась девушка вяло, явно отказываясь от желания спорить.

И эта маленькая победа над несколько гипертрофированным «я», окончательно разрушила барьер недоверия между двумя людьми, которых разделяла не только разница в возрасте, но и в воспитании, образовании, восприятии жизни, налаживая между ними пока ещё тонкую связь.

Что она означает для этих двоих? Чем станет в дальнейшем? К чему приведёт встреча умного, чуть ироничного, несколько разочарованного мужчину, в самом рассвете духовных и физических сил, и юного создания – неопытного и чистого, у которого ещё вся жизнь впереди: «и жизнь, и слёзы, и любовь»? Это мы можем узнать только после того, как лист за листом прочтём это повествование. Итак, с Богом?!