Читать книгу Три жизни, три мира. Шаг рождает лотос. Разрушение кокона. Книга 1 - Тан Ци - Страница 5

После того дня, когда Чэн Юй и Хуа Фэйу задумали ходить к небольшой переправе одалживать зонтики, дождь пролил еще несколько дней не переставая, из-за чего девушки ходили эти самые несколько дней ко все той же небольшой переправе одалживать все те же зонтики.

Однако обе оказались великодушны и в великодушии своем позабыли сообщить всем приглянувшимся Хуа Фэйу господам-ученым, куда тем стоит нести одолженные зонтики. Так что в итоге зонт с невысоким слугой вернул только третий господин Лянь, и, сколько бы они ни ждали, никто другой не спешил завязать с Хуа Фэйу зонтико-возвращательные отношения.

Девушки сильно расстроились, но Хуа Фэйу сильнее всего – она потратила деньги на покупку зонтиков.

Впрочем, по городу с тех пор распространились слухи о том, что во время дождя у небольшой переправы появляется девушка, ликом подобная небожительнице, которая одаривает прохожих зонтиками.

Даос, расположившийся с лотком у храма бога города, очень правдоподобно назвал ту деву богиней зонтиков.

Землевладелец Ли-младший из Сливового переулка, облагодетельствованный богиней зонтиков, собственно, зонтиком, через несколько дней пожертвовал средства на возведение храма, где вдобавок установили позолоченную статую милостивой девы, о чем тут же с одобрением заговорили по всему городу.

Жаль, что Хуа Фэйу все эти дни была так подавлена, что не выходила из дома и не принимала гостей, отчего и не узнала, что ее возвели в ранг богини зонтиков.

Однажды, когда они уже оправились от неудачи, Хуа Фэйу отвела Чэн Юй в храм Лунного Старца испросить о браке. Заметив, что рядом с храмом возвышается новый храм некой богини зонтиков, Хуа Фэйу еще подумала, что у Лунного старца появился страж учения, помогавший юношам и девушкам благодаря зонтику обрести любовь. Ей даже мысли в голову не пришло, что защитник буддийского учения при даосском боге выглядит как минимум странновато. Без лишних слов она, утянув за собой Чэн Юй, вбежала в храм, бухнулась на колени и отбила десять поклонов.

А Чэн Юй… Чэн Юй в том году было уже чуть больше четырнадцати – возраст крайней самонадеянности и крайне смутного же самоосознания. Она думала, что в этом огромном мире ей все по плечу, однако не справилась даже с таким пустяком, как выдать Хуа Фэйу замуж. Как княжна могла признать поражение?

Она вновь затворила двери и углубилась в книжки. Спустя пятнадцать дней девушка снова принялась подавать Хуа Фэйу идеи. Например, отплатить ученому за добро, как это сделала дух оленя Хуа Гуцзы[33]. Или, следуя примеру какой-то небесной девы, спуститься к реке и подождать, пока пастух украдет ее одежду, после чего оба заживут долго и счастливо[34] и так далее и тому подобное.

Но найти суженого Хуа Фэйу оказалось не так-то просто. Они перепробовали все идеи, но ни одна не сработала. Вот так, вся в заботах о подруге, Чэн Юй, сама того не заметив, перешагнула порог своего пятнадцатилетия.

Согласно предписанию наставника государства Су Цзи, как только княжна Хунъюй переживет свой пятнадцатый день рождения, необходимость оставаться в пагоде Десяти цветов отпадет сама собой. Отныне она могла творить что хочет: хочет сорвать луну с небес – пусть рвет, хочет ловить черепах на дне любого из пяти океанов – пусть ловит. Лишь бы хватило способностей.

Повзрослев на год, Чэн Юй по-новому взглянула на жизнь. Она не могла не признать, что с ее нынешними талантами ей будет сложно помочь Хуа Фэйу на пути к замужеству. Поэтому уже на следующий день после своего пятнадцатилетия она, наконец получившая возможность покинуть Пинъань, оставила Хуа Фэйу двадцать сомнительных книженций про любовь всяких необычайных существ и без зазрения совести вместе с Чжу Цзинем и Ли Сян отправилась повидать мир на юге, в Личуань.

В Личуане она прожила полтора года. Из Пинъаня уезжала юная девочка, возвратилась же шестнадцатилетняя молодая девушка.

Вернувшись в столицу, Чэн Юй первым делом решила запастись деньгами, чтобы навестить Хуа Фэйу в доме Драгоценных камений. Как она и ожидала, цветочный дух ни на миг не изменила своему упрямству. Они не виделись чуть больше года, а та все еще упорно искала самую настоящую искреннюю любовь.

В последнюю четверть часа Козы небо было пасмурным, солнце едва угадывалось за тучами. Яо Хуан с мальвой заняли большую часть квадратного стола. Зажатая между ними на уголке стола Чэн Юй пила чай.

После долгой разлуки более чем в год Хуа Фэйу, только заслышав голос княжны снаружи, так и выскочила к ней, второпях смяв задники у туфель.

Чэн Юй подумала, что волнение Хуа Фэйу – верное подтверждение тому, какие они хорошие с этим цветочком друзья.

Хуа Фэйу бросилась к ней в ноги, в ее прекрасных глазах стояли слезы.

– Друг мой! Наконец вы вернулись! Я вас так ждала, так ждала!

Вот, этот цветочек так по ней скучал.

Княжна, как старая добрая матушка, погладила Хуа Фэйу по волосам на висках.

Хуа Фэйу сморгнула слезы.

– Вы вернулась как раз вовремя. Мне очень нужна ваша помощь, и вы определенно мне поможете!

…Насчет цветочка она ошиблась. Цветочек вообще по ней не скучал.

Чэн Юй, как старый отстраненный отец, помолчала немного, затем встала со скамейки.

– Я вдруг вспомнила, что Чжу Цзинь просил меня сходить на рынок и купить парочку кур, так что…

Хуа Фэйу проворно обхватила девушку за ноги и завопила:

– Повелительница цветов! Как вы можете говорить в такое время о курах?! Как вы можете разменивать нашу дружбу на птиц!

Чэн Юй попыталась молча отцепить от себя пальцы Хуа Фэйу, но после долгой борьбы поняла, что оторвать от себя цветочек не удастся. Княжна пораженчески вздохнула:

– Ладно, говори, что там у тебя.

Девушка-дух немедленно встала и умостилась рядом с ней.

– На днях мне приглянулся один господин, красивый, как… Как же там по-умному-то… Такой он…

Хуа Фэйу прочитала не очень много книг, так что в моменты, когда требовалось ввернуть какое-нибудь устойчивое выражение или сделать на него отсылку, она всегда впадала в ступор.

Чэн Юй бессознательно продолжила ее мысль:

– …Красив, как нефритовое дерево на ветру, обликом что небожитель, досконально разбирается в древнем и современном, все повидал и обо всем наслышан.

Цветочек восторженно закивала.

– Точно! Красив, как нефритовое дерево на ветру, обликом что небожитель, досконально разбирается в древнем и современном! И как вы там сказали про «повидал»? Тоже про него. Когда тот господин снова придет сюда послушать музыку, вы должны притвориться, что пристаете ко мне. Вызовите его недовольство, пусть захочет удержать меня! Окажите мне эту услугу, для меня это будет большой помощью!

Чэн Юй удивленно повернулась к ней и, заикаясь, напомнила:

– Я… Я… Я… Я… Я же девушка.

Хуа Фэйу невозмутимо, словно речь шла о погоде, сказала:

– Я же не прошу по-настоящему ко мне приставать, просто сделайте вид. Подумайте, вы столько лет ходили в дом Драгоценных камений и никто не распознал в вас женщину! Это значит, что у вас талант к притворству!

Считая, что на этом вопрос с заявлением Чэн Юй «я же девушка» можно считать закрытым, Хуа Фэйу протяжно вздохнула.

– Если честно, я не собиралась искать возлюбленного среди этих бездельников, которые целыми днями вертятся в весенних домах, но генерал Лянь так хорош, что его решительно нельзя упустить! – Помолчав, Хуа Фэйу грустно добавила: – Но господин Лянь приходит послушать ко мне песни только раз в десять-пятнадцать дней. А есть еще Сян Лянь из сада Приятной зелени[35], Хуань Цин из башни Сна небожителя и Цзянь Мэн из двора Весенних забав – этих девиц господин Лянь тоже не может обделить вниманием! Как же это раздражает…

Жалобы Хуа Фэйу влетели княжне в одно ухо и в другое вылетели, только слова «генерал Лянь» показались смутно знакомыми, будто она их уже где-то слышала, но позабыла, где именно. Однако из рассказа цветочного духа Чэн Юй поняла главное – у этого генерала Ляня, кажется, в каждом крупном весеннем доме столицы имелась близкая подруга, поэтому она не могла не остеречь Хуа Фэйу:

– Чжу Цзинь говорил мне, что мужчина, который сегодня с одной женщиной, а завтра с другой, называется «развратник». С такими мужчинами ни в коем случае нельзя связываться. Мне кажется, цветочек, тебе лучше…

Хуа Фэйу согласно кивнула.

– В книгах такие мужчины тоже называются «развратниками», но в тех же книжках учат, как этих «развратников» приручить! Если хочешь, чтобы сердце свободолюбивого и распутного мужчины принадлежало тебе одной, нужно вызвать в нем ревность! Взревновав, он потеряет покой, будет непрерывно о тебе думать, запомнит. А когда ты прочно врежешься ему в память, он влюбится, и чувство это будет глубоко…

Все эти любовные хитросплетения Чэн Юй понимала плохо. Поразмыслив, она пришла к выводу: Хуа Фэйу хочет, чтобы она исполнила роль приставучего молодого господина. Это была легкая задача, помочь будет нетрудно. Уж притворяться богатеньким распутником, обожающим шататься по весенним домам, она умела просто восхитительно. Не зря она, в конце концов, лет с двенадцати не вылезала из дома Драгоценных камений.

Но, естественно, у нее еще оставались некоторые опасения.

– Говоришь, этот господин Лянь – генерал? Тогда если он разозлится, разве ж он меня не поколотит?

Девушка-дух об этом, похоже, не задумывалась, поэтому неуверенно протянула:

– Не должен…

Чэн Юй тут же пошла на попятную:

– Тогда я, наверное, не…

Тут Хуа Фэйу наконец вспомнила, что она, вообще-то, цветочный дух-оборотень.

– Точно же! Я ведь цветочный дух, могу заклинать, как это делают духи! Если он на вас руку поднимет, я смогу вас защитить!

Княжна поинтересовалась:

– И ради меня ты полезешь с ним драться? – И предупредила: – Тогда ты ему вряд ли понравишься.

Хуа Фэйу заколебалась.

– А ведь и правда!

Обе девушки нахмурились, погрузившись в глубокие раздумья.

Ночная мальва негромко спросила у Яо Хуана напротив:

– Владыка, а что вы нашли в Шао Яо? Вы каждый год нарочно приходите сюда посмотреть, как она убивается по другим мужчинам, разве ж это не самоистязание? Я не совсем вас понимаю.

Яо Хуан пошевелил вялыми листьями и бессильно произнес:

– Что я в ней нашел? Это загадка. И чтобы ее разгадать, я каждый год прихожу увидеться с ней.

Мальва заинтересованно спросила:

– И что же, разгадали? Какой ответ?

Яо Хуан мрачно сказал:

– Ответ: я болен.

Тут к ним подбежала одна из служанок, которую Хуа Фэйу послала сторожить наверху и следить за подъезжающими к дому Драгоценных камений. Девушка доложила, что, кажется, видела повозку из дома господина Ляня. Хуа Фэйу тут же вошла в рабочее состояние, быстро пересекла комнату и опустилась у столика для циня перед складной ширмой. Чэн Юй знала Хуа Фэйу много лет, так что между ними давно выработалось молчаливое взаимопонимание. Она немедленно последовала за цветочком к тому же столику и села рядом.

Обе служанки Хуа Фэйу тоже быстро соображали: одна наполнила чаши вином, другая заиграла на пипе.

Но тут у княжны возникла проблема. Из-за того, что по всей столице шла слава о ее расточительности, все звезды любого увеселительного заведения первыми стремились ей угодить, отчего Чэн Юй никогда не пробовала угодить кому-то сама.

Наблюдавшая за ней со стороны Хуа Фэйу заволновалась.

– Повелительница цветов, вам нельзя заботиться только о себе. Вы должны сперва напоить вином меня. И сперва меня виноградом накормите. Не забывайте, вы меня очень любите и хотите мне понравиться!

Чэн Юй, которая как раз обдирала с винограда шкурку, замерла.

– То есть делаем не как обычно?

Хуа Фэйу со вздохом кивнула. Она уже собиралась преподать княжне урок, как вдруг до ее ушей донесся звук шагов за дверью, и выражение ее лица застыло.

Чэн Юй тоже расслышала шаги. Девушка-дух сказала, что сегодня необычный день и она должна этот цветочек покормить. Как же ей кормить Хуа Фэйу? Та вроде взрослая, неужели ей нужно, чтобы ее кто-то кормил? Хотя княжна часто бывала в весеннем доме, большую часть времени она проводила во внутренних покоях Хуа Фэйу и никогда по-настоящему не видела, как близки и нежны могут быть мужчина с женщиной. Чэн Юй не знала, что ей делать. Ситуация несколько напрягала.

Служанки вовремя подали ей чашу вина. Под звуки пипы в дверь дважды постучали, затем легонько толкнули. Хуа Фэйу не придумала ничего лучше, чем броситься в объятия Чэн Юй, а потом, оттолкнув ее с видом оскорбленной невинной девы, которая предпочла бы смерть бесчестью, воскликнула:

– Молодой господин Юй!.. Вы!.. Не надо!..

Хотя княжна мало что понимала в происходящем, она все же была умной девушкой. Пусть она и пребывала в замешательстве, но смекнула, что ей нужно подыграть Хуа Фэйу. Она невозмутимо выговорила:

– Сестрица так красива, А-Юй[36] просто… Просто не мог удержаться.

Что ж, подбор слов был удачный, но исполнение – малость деревянное.

Хуа Фэйу прижала платок к лицу.

– Молодой господин Юй, ваши чувства тронули меня до глубины души, но я… – На этом моменте она притворилась, будто только заметила стоявшего на пороге господина в белом, побледнела и совершенно очаровательным голоском воскликнула: – Господин Лянь!

Чэн Юй подумала, что, возможно, ей нужно еще раз внести свою лепту, поэтому с тем же деревянным лицом «помогла» своему цветочку:

– Сестрица, я вовсе не хотел вас оскорбить, я правда…

Хуа Фэйу к тому моменту уже обогнула столик для циня, и не успела княжна и глазом моргнуть, как бросилась к появившемуся в дверях господину, собираясь спрятаться у того за спиной. Чэн Юй про себя озадачилась: «Зачем так далеко? Я же не собираюсь в самом деле тебя обидеть…»

С этими мыслями она скользнула взглядом к дверям вслед за убегающим цветочком, но в итоге ее внимание приковал складной веер, который стоявший на пороге господин держал в правой руке.

Нет ничего удивительного в том, что посетители весенних домов брали с собой веера. Чэн Юй и сама нередко носила веер, притворяясь юношей свободных нравов. Однако веер господина Ляня в белом отличался от всех прочих.

В то время любили веера. Обычно их остов изготавливали из дерева или бамбука. Если случалось так, что какие-нибудь молодые господа из особо богатых семейств вставляли в веер пластинки из нефрита, это уже считалось диковинкой. Однако остов веера господина в белом был выполнен не из дерева, не из бамбука и даже не из нефрита. Черный как смоль, он излучал холодный свет, как некий металл. Также непонятно было, из чего сделана поверхность веера. Только красный нефрит в виде крошечной слезы, свисавший на черной шелковой ленте с ручки, отличался от остального веера по цвету.

Сперва Чэн Юй не могла отвести взгляд от веера, потом, справившись с собой, посмотрела на руку, его державшую, – и снова замерла.

Рука была белой, как нефрит, даже более изящной и красивой, чем у женщины, – однако любой человек с первого бы взгляда определил, что она принадлежит мужчине. Хватка на веере казалась будто бы расслабленной, но со своего места княжна видела четкие очертания суставов. В руке явно ощущалась сила.

Пожалуй, только такая рука и могла держать этот удивительный черный веер.

Когда Чэн Юй насмотрелась и приготовилась наконец перейти к делу, собираясь поднять взгляд на лицо господина в белом, который свел Хуа Фэйу с ума, возможность была упущена. Цветочек развернулась и молнией оказалась перед молодым господином, закрыв его почти полностью, а тот отступил на два шага, окончательно пропав из поля зрения Чэн Юй.

Она только услышала, как от дверей донесся голос мужчины:

– Оказывается, у госпожи Фэйу гость… – Тон его был прохладен.

Княжне показалось, что она уже где-то слышала этот голос.

Хотя Чэн Юй проявила себя не с лучшей стороны, Хуа Фэйу с большой самоотдачей действовала в полном соответствии с задумкой. Глаза «госпожи Фэйу» наполнились слезами:

– Эта ничтожная тоже не понимает, почему молодой господин Юй так внезапно…

– Как будет время, – с оттенком небрежности перебил ее мужчина, – я еще раз приду послушать ваше исполнение «Песни разлученных журавлей»…[37]

Любопытство Чэн Юй было так велико, что она тихонько сделала шаг к двери, потом еще один и приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, как выглядит этот мужчина.

В этот момент он как раз протянул руку, чтобы закрыть дверь, – только мелькнуло красивое лицо, тут же исчезнув за дверной створкой. Чэн Юй успела уловить лишь форму глаз – то были узкие и вытянутые глаза феникса. Вернее, она рассмотрела только один глаз со слегка приподнятым внешним уголком. «Исключительная красота, затаенное величие», – подумалось ей. Будто божественный свет замкнут в глубине этих глаз.

На миг девушке показалось, что мужчина тоже посмотрел на нее, а затем уголки его глаз чуть-чуть, едва заметно изогнулись, однако она поняла, что это была улыбка.

Чэн Юй невольно сделала еще один шаг вперед. В тот же момент дверь полностью закрылась, и лицо молодого человека исчезло из виду. Прежде чем княжна успела опомниться, за стеной послышались удаляющиеся шаги.

На комнату опустилась тишина.

Чэн Юй немного помолчала и не очень уверенно спросила Хуа Фэйу, замершую перед столиком для циня:

– Я хорошо сыграла?

Та тоже чувствовала себя не очень уверенно. Помявшись в задумчивости, она наконец присела рядом с Чэн Юй.

– По-моему, хорошо. – И добавила: – По-моему, все отыграли очень даже хорошо. – Цветочек спросила у двух своих служанок: – Разве я только что не блестяще отыграла сцену «красавица побледнела от ужаса»?

Служанка кивнула – ну точно цыпленок, клюющий рис. Хуа Фэйу преисполнилась уверенности и решительно заявила княжне:

– Согласно книге, он должен ревновать и беспокоиться. Хотя он этого и не показал, думаю, вернувшись домой, точно будет и ревновать, и беспокоиться…

Чэн Юй перевела дух.

Единственный мужчина в комнате, владыка всех цветов Яо Хуан понял, что уже не может дальше слушать глупости Хуа Фэйу, поэтому не удержался от холодного и язвительного замечания:

– Как по мне, тот человек не просто «не показал» ревности и беспокойства, а вовсе их не испытал. Он сказал, что, как будет время, еще раз придет послушать твои песни, но это не более чем дань вежливости в такой ситуации. Кто знает, может, когда у него это самое время появится и он решит послушать твои песни, то вспомнит, что ты цветочек занятой и вполне можешь принимать у себя в этот момент другого гостя. Ему будет неохота опять идти зря, и он вспомнит, что в саду Приятной зелени, башне Сна небожителя и дворе Весенних забав тоже полно поющих красавиц.

Договорив, Яо Хуан вдруг осознал, что он, господин всех цветов, которому полагалось заботиться о таких важных и возвышенных вещах, как чаяния его подданных и судьба вверенного ему мира; он, тот, кто должен был отрешиться от мирской суеты и служить образцом… теперь мог без запинки выговорить названия всех крупных весенних домов столицы.

Это был крах. Яо Хуан замолчал. Он больше не находил смысла жить дальше.

Холодное и язвительное замечание Яо Хуана и правда задело дальше некуда. Хуа Фэйу засомневалась и напряглась. Заикаясь, она пролепетала:

– П-п-п-п-п-правда? Т-т-т-тогда что же нам делать?

Яо Хуан, пребывавший в самых мрачных мыслях о тщетности бытия, все же сжалился и совершенно серьезно подал ей идею:

– Если ты еще хочешь видеть его время от времени, чтобы он приходил к тебе послушать песни и насладиться музыкой, проси повелительницу цветов пойти за ним и все объяснить. Пока еще не поздно, догнать того человека не составит труда.

Хуа Фэйу тут же обратила полыхающий взор на Чэн Юй.

На ничего не подозревающую Чэн Юй, которая уже решила, что со всеми делами разобралась, и в этот самый момент беззаботно закинула виноградинку в рот. Заметив обращенные на нее взгляды, она посмотрела сперва на Хуа Фэйу, потом на Яо Хуана. Указала на себя:

– Снова я?

Человек и цветок сурово кивнули – одна головой, другой листочками.

Когда Хуа Фэйу выталкивала княжну за двери дома Драгоценных камений, ночная мальва недоверчиво посмотрела на Яо Хуана, который со спокойствием погрузившегося в созерцание монаха взирал на горизонт, уйдя глубоко в себя.

– Владыка Яо, я думала, вам вроде как нравится Шао Яо, но вы, будто позабыв о себе, великодушно толкаете ее в объятия другого мужчины… Или вы думаете, если она будет счастлива, то и вы обретете счастье? – На этом месте ночная мальва чуть не прослезилась. – Ваша привязанность к Шао Яо такая… Такая трогательная!

Яо Хуан долго молчал.

– Если она не выйдет замуж, кто знает, вдруг я, больной на всю голову, в конце концов сам на ней женюсь? Лучше попытаться спасти себя сейчас, пока я еще не совсем безнадежен.

Чэн Юй некоторое время посидела на углу крохотного переулка за домом Драгоценных камений, потом неспешно поднялась и побрела за господином Лянем, у которого видела разве что пол-лица.

Чжу Цзинь говорил, что, когда женщина выбирает мужа, она должна найти человека беззаветно преданного и искреннего. Праздный повеса с кучей подружек определенно не подходит на эту роль…

Княжна всю дорогу пинала какой-то битый жизнью камушек и вздыхала. Если она такими темпами все же догонит генерала Ляня, то, считай, выполнит просьбу Хуа Фэйу. Но если не догонит… Чэн Юй зевнула и, оглядев нарочно выбранный безлюдный проулок, не удержалась от улыбки. «Цветочек, это будет значить, что небеса больше не в силах смотреть, как ты страдаешь на пути к замужеству, и посылают меня тебя спасти!»

Выбрав такой способ преследования, она никого не настигла, зато вышла к очень занятной лавочке, где торговали безделицами ручной работы.

Чэн Юй шагнула внутрь без малейших колебаний.

Лавчонка казалась старой, но представленные в ней вещицы поражали новизной задумки. Например, изящная сцена из черного дерева, стоявшая на прилавке, была выполнена с большим мастерством: как только раздвигался крохотный занавес, на сцене показывалась вырезанная фигурка прелестницы-хуадань[38] с палец величиной, которая тут же принималась быстро и легко крутить платок. Интерес вызывала и вырезанная из слоновой кости бессмертная дева, которая играла на флейте посреди квадратного изумрудного лотосового пруда стороной в один чи – при легком нажатии на цветок лотоса тонкие пальцы девы приходили в движение и раздавалась нежная мелодия.

Чэн Юй оперлась грудью на прилавок и не моргая уставилась на бессмертную деву, не в силах отвести от нее взгляд. Долгое время спустя она пощупала кошель и, убедившись, что денег в нем нет, печально вздохнула.

Вдруг сбоку раздался голос:

– Эта вещица искусно сделана, не правда ли?

Девушка кивнула и пробормотала:

– О да. – Она повернула голову, продолжая: – Вы со мной…

Слова застряли у нее в горле.

Молодой господин обнаружился в опасной близости от нее. Стоило Чэн Юй повернуться, как она встретилась взглядом с прищуренными глазами феникса.

По мнению чтецов лиц, глаза феникса воплощали силу и власть. Самой образцовой и привлекательной формой считались узкие и длинные глаза с чуть вздернутыми кверху внешними уголками – глаза мужчины напротив были именно такими. Чэн Юй совсем недавно уделила этим глазам самое пристальное внимание и, естественно, сразу же узнала их, когда увидела снова.

Она потрясенно ахнула, схватившись рукой за прилавок.

– Это вы!

Наконец Чэн Юй выпал шанс рассмотреть лицо молодого господина, вскружившего голову ее подруге. С первого взгляда становилось ясно, что оно красиво, иначе Хуа Фэйу его бы не запомнила. Но не успела княжна присмотреться, как мужчина рассеянно отвернулся, увлекшись какой-то безделушкой на прилавке, и теперь девушке оставалось только любоваться на вид сбоку. Ей вдруг показалось, что она уже где-то его видела, но вспомнить, где они встретились, никак не удавалось.

Мужчина же внимательно изучал небольшую медную пагоду. Когда звонил колокольчик, висящий на краю ее изогнутой крыши, из пагоды выходил маленький монах, стучавший в деревянную рыбу[39].

Молодой господин позвонил в колокольчик дважды, прежде чем вспомнил, что вроде как разговаривает с Чэн Юй.

– Помню, видел вас у Хуа Фэйу, с которой вы, – он помедлил, подбирая слова, – искали удовольствия.

Кажется, его позабавило это выражение. Княжна уловила, как он едва заметно дернул уголком рта.

– Как же вы здесь оказались? – спросил мужчина.

– Я… Я…

Чэн Юй заколебалась. Она и помыслить не могла, что умудрится догнать незнакомца в белом – учитывая, как «старательно» она его «догоняла». Неужели Небеса в самом деле намереваются бросить ее цветочек в пучину страданий?

Ладно. Раз уж она пообещала, то должна исполнить желание Сяо-Хуа. Чэн Юй беззвучно пошевелила губами, затем взяла себя в руки и четко ответила:

– Я здесь ради вас.

Мужчина выгнул бровь.

– О?

– Да. – Чэн Юй серьезно кивнула, затем глубоко вздохнула и мысленно помолилась будде Амитабхе, заранее умоляя духов четырех сторон света простить ей ту чушь, которую она сейчас нагородит. – Сестрица Хуа, – молвила княжна, – любит вас, генерал, а я… – Она замялась, но все же безжалостно продолжила: – Я лишь выдаю желаемое за действительное, моя любовь к ней безответна. И мне бы… остановиться, а я все надоедаю сестрице Хуа, запутываю ее… Но сестрица Хуа стойко сопротивляется, да, ей куда больше нравится быть с вами, генерал…

Поначалу Чэн Юй еще запиналась, но постепенно вошла в роль, и речь ее полилась рекой:

– Вам, генерал, не понять, как щемит сердце от обреченной любви, когда ваша возлюбленная думает о другом, а вас и ласковым взором не одарит. Никогда… Никогда вам не понять этой боли! Я не прошу вас сжалиться надо мной, лишь прошу пожалеть сестрицу Хуа. У меня одно упование в этой жизни: что она не будет мучиться так, как я…