Читать книгу Познание французского. Нюансы освоения - Таня Сербиянова - Страница 4

Поминальная свеча догорала, распространяя по комнате липкий и тленный, чуть сладковатый запах стеарина. Все! Ежегодные поминки заканчивались, теперь предстояло снова любить кого-то и как-то пытаться жить.

– До скорого, любимая мамочка… – прошептала и откинулась полусонная на подушку… даже не расправляя ее платье, которое в этот день всегда на себя надевала, а все потому, что мне, так, казалось, что так буду к ней ближе. Раньше я еще и белье ее надевала, но теперь уже… Я ее перерастала, мне уже было чуть за тридцать, а ей тогда было всего-то…

Почему-то снова остро закололо в носу и на глазах обозначились слезы.

Я уже не могла и не хотела плакать, боялась, что утром опухну от всего пережитого за ночь, потому сейчас сдержалась, не позволила слезе соскользнуть, а отвлеклась, оглянулась…

Сквозь сереющую полутьму утра замечаю в комнате, разбросанные на диване, по полу – ее фотографии и всюду она красивая, и улыбающаяся… Протянула руку за вином, но потом передумала, я и так словно выжатый лимон: всю эту ночь, то – бодрствовала, то – проваливалась в каких-то своих умопомрачительных видениях, которые сейчас, под самое утро, вспомнила.

И то, что вспомнила, что грезилось этой ночью, оно переплелось с тем, что знала о ней, при этом я уже сама не различала, где выдумка моей воспаленной фантазии, а где о ней правда… А правда была беспощадна…

И в том, что она, вместе со своим новым мужем в Африке, на какой-то там Лимпопо, при переправе… И хоть я это много раз себе представляла, но мне все, казалось, что я, как будто бы видела, как она одна, там и вокруг нее – вода: бурая, желто-коричневая, как она стремительно врывается в кабину, налетала и вытаскивала ее из кабины опрокидывающегося грузовика. А она ведь, пыталась, я знаю, она сражалась, я отчетливо видела всегда, как она за меня сражалась и не сдавалась, пока… А что пока?

Мне так и говорили: пока не нашли, понимаете, река в Африке и особенно после тропических ливней – это необузданная стихия… Стихия и непреодолимая сила… А потом обязательно и словно оправдываясь, добавляли: ее ведь пытались спасти и он, ведь за ней полез следом…

Ну да, пытались? Хотели бы, тогда и – спасли! – так мне всегда представлялось.

Их так и не нашли, ни ее, и ни его… Его забрала река, а вот зачем же она забрала ее? Зачем все это надо ей было? Зачем?

И еще, правда, я так рассуждала, – что она уже тогда не была со мной, а с ним все то – время, что оставалось прожить в ее жизни. А теперь уже, она не со мной и так уже много лет подряд…

Так, дай те же вспомнить? Так, она ушла… Нет, она меня оставила!

Почему оставила?

Она меня бросила!

Да, она меня бросила, а сама замуж, никого, ведь, не спрашивая, это когда я была совсем еще девочкой…

Ну, ты и скажешь! Ну, какая же ты тогда была – девочка? Ну, не была ты в то время маленькой девочкой, нет, скорее – уже девушкой!

А я ведь тогда, только-только в восьмой класс перешла, и мне только исполнилось пятнадцать лет, а тут?

Ну, скажите вы ей, что с нами ей не жилось? Почему так не терпелось, почему обязательно надо было выходить за него замуж? И зачем? И что из этого хорошего получилось? Что?

И если бы не эта ее слепая настойчивость, а потом эта, не менее нелепая – ее свадьба, то она бы и сегодня жила себе, и жила…

– Жила бы со мной и c бабушкой! – я снова так прошептала…

Нет! Это ее бог покарал. Ведь я же ее так просила, так умоляла!

Вспомнила, как я была против этого ее замужества.

А то, как же, такое могло случиться, чтобы молодая женщина и причем – красавица, вдруг с каким-то, малознакомым французским мужчиной уехала, и куда – в Африку?!

Ну, не малознакомым, а просто знакомым французом…

Ну и что? И надо же было ему появиться? Ну, откуда ты объявился на нашу голову, каким злым ветром тебя занесло? До сих пор никак не могла успокоиться…

Нет, я все же выпью еще…

Вино не ударило в голову, я его почти совсем не ощутила: ни вкуса, не почувствовала его прелестей…

Так, стоп! Как там мне говорил Валериан: если водка уже не имеет вкуса и пьется, как простая вода, то… А ведь он прав был, этот мой нахалюга – Валериан!

Может, оттого я почувствовала, как постепенно начинает неметь лицо… Встала и поняла, что я опьянела окончательно и меня слегка качнуло.

– Нет, никакая я не пьяная! Ну, не пьяная я!

Ого, думаю… Это что же, я сама и всю эту бутылку вина?

Хорошо еще, что сдержалась и не закурила, а то бы меня… А впрочем, чего там, меня и так слегка покачивало, и словно какая-то волшебная вата укутала… Я, как в пелене тумана какого-то, не реальная и прямо, скажу вам, картина… Да, картина…

Глазами вокруг повела.… Ах, черт, меня что-то мутит… Тьфу ты! Теперь – не спать и, главное, не закрывать глаза, а то меня точно стошнит. И как это я так набралась?

Я что же, спиваюсь? Нет! Ну, я же не горькая пьяница? Ну, какая же я… Ну и что? Я же ее не залпом выпила, а потихонечку, в течение всей этой ночи… – пытаюсь себя оправдать.

Так, стоп! Лечь-то можно, только вот… И опять поплыли невольные воспоминания… Она, ее француз, река Лимпопо и вода….

Утро.

Д… з…з…з!

Я его разобью! нет я его утоплю! – это я так в сердцах на будильник, который неожиданно резанул по ушам и стал таким противным, словно приставучий мужик! Нет, точно ведь приставучим! Подумала и, еще не открывая глаз, пытаюсь его обезвредить и дать себе хотя бы еще полчаса… Но будильник никак не успокаивался и, несмотря на все мои усилия его заткнуть и заставить отключиться, он все верещал и верещал так противно и мерзко.

– Ну, точно ведь как мужик приставучий! Ну, ты у меня и получишь!

Все! Открываю глаза…

Яркий свет неприятно резанул глаза и заставил меня скорчить нелепую рожицу. Так, морщиться нельзя, нельзя, успокойся и потихонечку, а теперь давай уже открывай глаза.

– Ну, здравствуй! – так, кажется, надо говорить себе каждое утро?

Ну, так, так! И что? Даже на него рассердиться нельзя?

На кого, на кого? Да на этого, твоего противного Валерьяна! Вот, на кого!

Господи! Итак, каждое утро… – подумала про себя, раздирая глаза… И конечно же опухшие – после этой, очередной своей бессонной ночи, и такие, наверное, еще с мешками…

Потом, все – как всегда… Единственное отступление в это утро, от заведенного ритма – то, что надолго застреваю перед зеркалом. Еще бы! С таким лицом мне появляться на работе нельзя… Ну да!

– Я что же, старею? – и снова зависаю у зеркала перед своим отражением…

Нет! Я хорошая! Я милая, добрая… Ну и что паутинки в уголках и мешки под глазами, как при месячных… Зато, вот какая улыбчивая…

Скорчила рожицу, выдавила ее из себя… На меня уставилось довольно противное отражение, с кислой улыбкой до боли, до самых печенок знакомое…

– Ну и что, ты на меня с таким неприятным видом уставилась? Что?

Господи! – подумала… – я что же, схожу с ума? Сижу и разговариваю со своим отражением!

Нет! Никаких больше разговоров! Встала… Стою и чувствую себя словно развалина… И даже хороший макияж не может скрыть моего безобразного настроения…

Все! Не хныкать! Взять себя в руки и…

Давай уже, Жанночка, топай на свою работу ненаглядную… Иди уже! Пора!

Господи! Ну и копуха же я! – глядя на часы. А еще и неряха… – говорю про себя, оглянувшись на смятую и скомконую постель, на раскрытый диван и фотографии, что так и лежат рассыпанными…

– Я потом уберу все, мамочка! Потом! Я люблю тебя, мамочка… – и снова неприятно и жалко закололо в носу…