Читать книгу Прикольная. Роман-предупреждение - Таня Сербиянова - Страница 4

Я пригрелась и сидела себе на скамеечке, кушала спокойно мороженное. День выдался классный и мое настроение… Эх, да что там говорить! Мое настроение тоже было просто прекрасным!

Красота, свобода и я!

– Привет! – говорит неопрятно и грязно одетая девка, которая, пока я все это вспоминала, выползла из-под каких-то кустов, рядом с моей скамейкой.

– Слушай, а у тебя ничего нет пожрать? – спрашивает, присаживаясь с краю и жадно проглатывая слюну, поглядывая на мое мороженое.

– Может, бутерброд? – говорю, вспоминая о нем и шелестя пакетом, протягиваю ей. А я ведь, сегодня как встала с утра, так сразу же из дома! Никаких сегодня занятий! Гулять! Только и успела, что прихватила вот этот бутерброд. Жалко, конечно, но тут товарищ голодный…

Она налетела и жадно, откусывая большие куски крепкими и белыми зубами, смачно и аппетитно жует…

– А у тебя, – еле поняла, о чем это она, – нет сигаретки?

– Нет. Я не курю…

– Жаль! – говорит, вытягивая свои длинные ноги перед лавочкой. При этом я вижу у нее на ногах какие-то стоптанные и заплесневевшие кроссовки.

– Постой! – вспомнила, – есть сигарета! Ты Мальборо куришь?

И отдала ей сигарету, которую приготовила для…

Ну, раз я сегодня прогуливаю уроки, то и сигарету ей я не передам. Потому, пусть уж этот грязный человечек…

Посмотрела на нее… Нет, вовсе никакой не человечек, а вполне взрослая девушка хотя и запущенная, да и довольно грязная… Вон, волосы какие спутанные…

– А может, тебе бутерброд? —говорю и протягиваю голодной девочке.

. – Что? – спрашивает, самодовольно и довольно нагло, – не нравлюсь? И не давая мне высказать, сама. – Я и самой себе такой не нравлюсь! А что делать? Жить как-то надо! Хотя, какая это жизнь… Хочется сдохнуть!

– Жить надо всегда, – поправляю ее, – и, даже когда жить вовсе не хочется… – почему-то начинаю с ней умничать

– Ты так считаешь? – спрашивает и поворачивает ко мне свое замызганное, но довольно красивое личико.

Я смотрю смело, разглядываю ее лицо почему-то беззастенчиво и нагло… А потом… Видимо, меня заедает совесть, я ей.

– Лиза! Меня зовут Лиза!

– Очень приятно, Лизка! А меня, прости… Шушера!

– То, есть…

– Нет! Шушера и все!

– И что никак по-другому? Ну а раньше-то как?

– А, что раньше? Главное, как сейчас! Сама же сказала, что жить надо всегда! Вот и живу, как могу и лишь бы к ментам не попадать в их грязные лапы.

– А чего так? При чем тут менты?

– Знаешь, Лизка, как люди говорят, от сумы, да…

– От суммы и от тюрьмы… А ты, что же – сидела?

– Слушай! Пойду я уже… Спасибо тебе за сигарету… – встает, намереваясь уйти.

– А ты можешь посидеть еще со мной и поговорить? – прошу ее неожиданно, убоявшись своего непонятного одиночества. Видимо, я все же что-то такое почувствовала к ней родственное…

– А что? Тебе это надо? Тебе хочется с шалашовкой какой-то побазикать?

– Ну, зачем же ты так? Просто с нормальной девчонкой, с такой же, как я… А что, с тобой уже и поговорить нельзя?

А дальше мы начали, как она сказала – базикать…

Разговор, поначалу, перескакивал с одного на другое. О своих родных она не стала говорить, а я рассказала. Уж больно хотелось мне в нашем разговоре почувствовать какое-то свое превосходство над какой-то бездомной нищенкой. Но к моему удивлению, ничего подобного не происходит. Она стойко и безвозвратно овладела разговором, и даже ее откровенье о сексе, мне показалось чем-то похожим на преимущество. Если так можно было об этом выразиться… И потому я, сгорая от нетерпения и всякой ответственности, стала расспрашивать ее именно о том, что так волновало меня…

Секс, секс и все о нем… Оно в меня просто впитывалось тогда неизмеримыми порциями! И вот сейчас я пытала ее своими бестактными вопросами и была рада таким ее откровенным сентенциям.

Казалось, она знала об этом все! И я, забыв, обо всем на свете пытала и расспрашивала ее, поглощая все сведения и усваивая ее опыт, как мне казалось поначалу, продажной женщины… Но о ее продажности, которую я сразу же в ней признавала, мне вскоре пришлось отменить и все взгляды относительно ее пересмотреть. Из ее разговора выходило, что это с ней все происходило помимо ее воли и в большинстве случаев – ее просто насиловали!

Я еще тому удивлялась. Как это? Как могут меня, к примеру, насиловать, если я не хочу? И я ей такую выдала реплику, в оправдание своей правоты.

– Нет! Как говорится, сучка не захочет, кобель не заскочит! Так, кажется, говорят?

– Слушай, – распалялась она, явно не разделяя мою точку зрения, а это она, так свою распущенности оправдывает, говорила себе я, – ты вообще, ничего не понимаешь…

– Да все я прекрасно понимаю! Просто ты пытаешься передо мной оправдаться!

– Ты так считаешь?

– Да, я так считаю, и я просто уверена, что если я не захочу, то меня никто не заставит этим заниматься!

– Да, тебе хорошо рассуждать, когда ты еще ни разу с этим не сталкивалась…

И не успела она закончить фразу, как вся напряглась, а потом…

– Слышишь, сюда менты на козле едут!

– Что? На каком еще козле? Сама ты коза! Ну, что ты вскочила, сиди! Вот увидишь, ничего они ни тебе и мне не сделают! – сказала и крепко схватила ее за руку…

Она дернулась и попыталась вырваться, но я ее сгребла и даже повалила на скамейку, прижимая к сиденью всем телом, и со смехом ей пригрозила.

– Лежи и не дергайся! – победоносно воскликнула, все сильнее прижимая к сиденью.

– Дура! Господи, как же ты еще дура! Пусти! – заорала она, но я, так и продолжала…

Ментовский Газик выскочил внезапно из-за кустов и встал перед нами как вкопанный.

– Так, что это тут у нас? – говорил высокий и довольно упитанный милиционер, выбираясь из машины. – Петро, ты посмотри, что происходит? Бабы совсем обнаглели и уже среди бела дня и прямо на лавке, в общественном парке, ты посмотри, чем они тут занимаются… – А следом, грязно ругнулся, давая определение тому, что, по его мнению, происходило между мной и бомжихой…

Естественно, я тут же выпустила руки бомжихи.

Кстати, довольно грязные, брезгливо отметила, и еще от нее исходил какой-то довольно неприятный запах…

И как только я отпустила ей руки, так она вывернулась ящеркой и попыталась скрыться, перепрыгивая с одного маха через спинку скамейки… Ну и прыть! – только успела подумать о ней пренебрежительно…

– Стой, Шушера! – заорал на нее сержант, а здоровяк, успел – таки, буквально за два прыжка догнать ее и повалить наземь – ударом ноги, словно бы как футболист на поле, подкатом, так, кажется, у мужчин этот прием в футболе называется?

Она с размаха шлепнулась на землю и тут же взвыла!

– Я ничего ей не делала! Ничего!

И пока на нее наваливался милиционер, скручивая назад руки, она все твердила…

– Мы просто сидели и разговаривали! Просто! Поняли вы, козлы?!

– Смотри – ка, Петро, как Шушера заговорила? Да и кто бы подумал, из нормальных людей, что такая вот городская будет просто так трепаться с какой вонючей бомжихой… – А потом, оборачиваясь ко мне…

– Документы, девушка, приготовьте!

– Какие еще документы, – пытаюсь оправдаться, – все мои документы – дома!

– Вот как? Ну а адрес, позвольте узнать…

– Ничего им не говори! Молчи! Не давай им… – но глухой звук удара заставил меня вздрогнуть, а ее замолчать на некоторое время.

– Так, тащи сюда Шушеру. Сейчас мы очную ставку вам обеим устроим… – говорил второй и как я поняла, это его начальник, с сержантскими полосками на погонах.

– Что, значит, устроим, – все еще соблюдая видимое спокойствие, пытаюсь нормально с ними поговорить. – Какую еще очную ставку. Мы и так едва с ней знакомы…

А ее уже подтянули и плюхнули на скамейку, при этом ей уже и руки скрутили за спиной. Она лежит и тупо, как-то совсем безразлично, запуганно и отрешенно смотрит на меня.

Теперь все сосредотачивается на мне, как я поняла…

– Так, ну и что же это все обозначает… – как-то теперь и совсем не по-доброму тянет сержант, присаживаясь рядом со мной и нагло меня разглядывая… – Вроде бы приличная барышня,… а сама, значит, с Шушерой… И где? На нашем участке!

Я попыталась что-то сказать, но упитанный гад сблизился и, не слушая, неожиданно заорал на меня матом…

– Что глядь? Попалась? Что я тебе говорил, Коля? Кто эта Шушера? А ты мне все нет, нет, она не такая… Я же говорил тебе, что она и мужикам дает и бабам!

– Нет! Никаким бабам!

– Замолчи лесбиянка! И опять очень мерзко и грязно матюгнулся.

– Ну, а ты… – теперь уже в его словах я услышала самую настоящую угрозу… – Ты кто? Какого …., назвал мужской орган, – ты лезешь к ней? Тебе что, других глядей мало? На бездомных баб потянуло? Ну, говори, кто такая, откуда сюда прикатила?!

– У сука, убью! – внезапно закричал упитанный, подскакивая ко мне…

Я и опомниться не успела, как моя голова внезапно дернулась и сильно откинулась назад.

Удар был не так силен, как я оказалась к нему не готова. И потому у меня… Что называется, шарики за ролики и я… Все! Мелькнуло, это конец, а следом боль…

А между тем события принимали нешуточный разворот….

Все попытки привести в сознание девушку не увенчивались успехом и только после того, как сержант, прислушался к ее сердцебиению, он наконец-то опомнился и заорал…

– Петренко, глядь! Сколько раз я тебе говорил – не ширяйся, не ширяйся ты перед дежурствами! Ну и что я сейчас должен делать? Ну и что ты молчишь, урод?

– А, может, ей скорую, – промямлил Петренко.

– Скорую, скорую… А, что потом? Что ты станешь объяснять родителям и начальству? Что ты не хотел, и она сама, случайно, нарвалась на твои кулаки? Наверняка у нее есть и мать, и отец… И одета она прилично… Слушай, Шушера, а может, ты ее знаешь? Кто она, где живет, подскажи, милая…

Но Шушера зло молчала… А потом как опомнилась и стала им орать…

– Так, вам и надо дебилы! Вы только и можете, что свои хвосты мне под нос подносить, на большее вы уже неспособны! А как дело запахло жаренным, так вы ко мне… Нет, гады! Вы, как были ментами, так и остались – козлами! Так навеки и останетесь и пусть вас сажают… Нет, таких как вы не сажают… Теперь вы сами выпутывайтесь и я вам ничего не скажу!

– Петренко, дай ты ей денег!

– Какие деньги, товарищ сержант, ведь мы только-только как выехали на дежурство…

– Не возьму я никаких ваших денег! – снова орала Шушера, – да, чтобы вы – издохли, сволочи, чтобы ишаки в любовниках появились у ваших жен, чтобы…

Петренко и на этот раз тихо и нежно приложился к ней и она замолчала…

– Так, Петренко! Ты совсем спятил? Нет, таких, как ты, надо гнать из наших органов поганой метлой! Ну, что ты делаешь, что ты делаешь… Мало тебе одной жертвы так ты…

– А может вызвать архангелов? – сказал Петренко и как-то по-идиотски застенчиво улыбнулся, пожимая плечами… Мол, мы уже ничем ситуацию не поправим.

– Каких, нафиг архангелов? – грязно матюгается сержант. – Где ты видишь тут жмуриков? Это же девочки, Петренко, девочки!

– Нет, товарищ сержант я все понимаю, что у вас свои дочки… Но это же человеческие отбросы? Это же лесбиянки, а они хуже глядей! Нет, как хочешь, Коля, а я вызываю архангелов и потом… – оглянулся, как будто – бы кто их еще мог видеть и слышать, и продолжил, подойдя к сержанту вплотную…

– Ну, Коля… Давай, уже… Не сс….! Не впервой же! Ты помнишь, как мы ту дурочку сдали и ничего, заработали неплохо… Давай, не писай! За них мы получим штуку – на двоих и будет у тебя, наконец, мотоцикл, а мне хватит на месяц настоящих глядей… Ну, я вызываю…

– Только, при чем тут Шушера?

– Как это? А зачем нам лишний свидетель?

– Ладно, давай!

И Петренко по рации из Газика стал связываться сначала с дежурным по РОВД, а потом ждать звонка от самих архангелов…

И они, эти их архангелы, вскоре объявились…

Катафалк подскочил быстро, но не торопливые служители, заспорив на какое-то время с Петренко, торгуюясь… А затем, по деловому и не спеша засунули в гроб, все еще бесчувственную Лизочку, а рядом на скамеечке и надежно придерживая руками, рядом с собой усадили, полной страха в глазах, Шушеру…

Так, они и уехали, эти архангелы, увозя, словно на небеса и туда – откуда, хотя и живые, но девочки долго не возвращаются… Долго не возвращаются…

А ведь и вправду они, милые наши героини хотя еще пили и что-то жевали, когда им хоть что-то перепадало, но все равно, ведь они оставались, как не живые! Хотя и дышали и слышали, как над ними намеревались, да потом, так над ними поиздевались…

Ну вот и дождались архангелов…

Стоит добавить, что вскоре Петренко и Коля, – ментовский сержант, получили неожиданно крупную сумму за тех самых девочек и пока они ехали радостно, то ему, своему сержанту, Петренко нехотя признался.

– А я, ведь знал, что та, которая красивее была, что она все еще девочка!

– Да? И когда ты успел, сукин – сын? А ведь рядом стоял и все мы делали вместе с тобой… Ну кобель, ну кобель… Ну и чем же ты ей?

– А на что нам ментам голова…

Да, и, правда? На, что им она?