Читать книгу Прикольная. Роман-предупреждение - Таня Сербиянова - Страница 9
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ШАГ ЗА ШАГОМ
ЭКСЦЕЛЕНТ
Оглавление– Алло, Джинн! Эт – я!
– Вы уже закончили?
– А ты что, из бутылки голос своей хозяйки не узнаешь? Ну и какой же ты, тогда, Джин? А ну, марш ко мне, Джин, живо! Я хочу тебя видеть!
– Так, где ты находишься?
– Где, где? Да там, где ты мне показывала свои фокусы! А… ха… ха! – при этом она попыталась точно так же щелкнуть пальцами, но у нее ничего так и не получилось.
– Ты в ресторане «Казбек»?
– Казбек, Казбек.… Слушай, а ты точно приедешь? Я тебя буду ждать и потом, я так хочу увидеть главный твой фокус! Скажи, ты мне точно это покажешь? А… ха… ха!
После фуршета на кафедре, некоторые ее коллеги, как и она, теперь уже – одинокие, разведенные или просто отвергнутые своими любимыми, все такие они и уже вместе, догуливали потом в ресторане, заливая и зализывая свои любовные раны.
Кафедра хоть и экономическая называлась, но гулять на ней и тратить деньги умели, как самые заправские мотовки и кутилы. К тому же почему бы и не погулять, когда им так легко перепадали бабки: то – за экзамены, а то – подарки дорогие…
Потом, Кэт уже плохо помнила, как ее забирала Джинн, прямо из-за столика в ресторане, под недовольное ворчанье опьяневших ее подруг с кафедры
– А куда ты меня везешь? – спрашивала Кэт свою новую подругу. – Я с тобой спать не буду. Ты меня поняла? Ах, поняла? Тогда, дай я тебя поцелую!
И лезла к ней, этой красивой девчонке, своей новой подруге, совсем забывая, что ей с ней нельзя было не только целоваться, но даже и сидеть рядом. А иначе она проигрывала пари.
И она каждый раз вспомнила об этом, как только в ее голове несколько прояснялось. Но ее уже захватывало желание и она, тут же забывала, о своем запретном табу. К тому же и девочка эта, она сама тоже подставляла ей свое лицо, искала ее губы, так горячо обжигая ее своим горячим, сбивающимся от волнения, дыханием… На что она ей, все твердила, как заклинание…
– Мне с тобой нельзя! Нельзя, ты меня поняла? Ах, поняла? Ну, тогда, дай я тебя расцелую…
Как приехали, и что было потом, она не помнила.
Утро…
Кэт, с легким постаныванием, повернулась набок, открыла глаза и уставилась на молодое женское лицо рядом, пока что ею еще не узнаваемое. А затем, ощущая для себя незнакомую постель, поняла, что это лицо – Джинн. Она смотрела на спокойное и красивое лицо этой девушки и все силилась вспомнить, как же она оказалась с ней в одной постели?
Я что же, переспала с ней? – тревожно подумала.
Нет, такого не было! Не было! Да и как такое, возможно, вообще? Ведь я, старший преподаватель кафедры и я…
Да? И что же? Нельзя, даже старшим преподавателям институтской кафедры по своему усмотрению заниматься любовью? Ах, потом все, а вот сейчас мне уже, срочно бы надо…
– Так, настоящий дурдом! – говорила себе, неуверенно вставая, стараясь прикрыться хоть чем-то и торопясь найти так ей сейчас нужную комнату. Замешкалась…
– Слышишь, родненькая, подскажи мне, где тут у вас… – зашептала, наклоняясь над спящей красавицей, понимая, что без ее помощи она, может, и опозорится. Особенно если еще минутку не найдет так нужную для нее сейчас комнатку…
– Там, слева, сразу же вторая дверь… – прохрипела та спросонья и с трудом, не меняя положения, размякшего в неге тела, махнув вяло рукой куда-то туда, за спину…
Катька тут же —туда…
Но и красавица, сразу же открыла глаза, проснулась, повернулась на спину, подтянув одеяло, под самое горло и стала ждать ее возращение, тревожно и напряженно смотреть на дверь…
– Кто тебе разрешил?! Я убью тебя… —закричала Кэт, хватая Бараеву на горло….
– Что это?! Что это такое, я тебя спрашиваю? – сразу же – после недолгого своего отсутствия, не проходя даже и нескольких шагов от двери в комнату, закричала Кэт с истеричными фальцетными перепадами в голосе.
– Как ты посмела! – теперь уже, она просто завизжала. – Я убью тебя!
И тут же бросилась к ней на постель обнаженная, совсем забывая прикрыться, с перекошенным от гнева лицом.
– Сука! – орала она, наваливаясь на нее и стараясь ухватить за горло и придушить девушку своими дрожащими руками…
Но оттого, что Джинн никак не отреагировала и даже не пробовала сопротивляться ей, она, уже ухватив ее за горло, постепенно ослабела сдавливания…
– Кто тебе разрешил?! Как ты посмела?! – задыхаясь от гнева и брызгаясь слюной, изрыгнула ей эту фразу, словно выстреливала ей прямо в лицо.
– Ты! Ты разрешила! Пусти, ты мне делаешь больно!
– Я? – неуверенно и ничего не понимая, спросила Кэт, ослабевая захваты рук на ее горле.
– Да, ты! Пусти… – Джинн села, отвернувшись от нее, и говорила ей с упреком, растирая руками покрасневшее горло. – Я так и знала, что ты сегодня так и отреагируешь. Я предупреждала!
– Предупреждала что?
– И не что, а кого? Тебя вчера предупреждала, вот что!
– Меня?!
– Да, тебя! Неужели ты и этого не помнишь?
Неожиданно наступившая тишина, казалось, эхом повторяла в ушах у обоих ее истошные крики и слова упреков в адрес Джинн.
Джинн сидела на кровати, подтянув ноги к груди, согнутые в коленях, и все трогала руками свое горло, слегка покручивая головой. А Кэт, стояла перед ней голая, глупо и напряженно выпрямившись. Стояла на коленях, всей массой своего обнаженного тела придавливая глубоко мягкую постель возле их тел. Руки ее, которыми она только что, чуть не придушила подругу, сейчас безвольно и беспомощно болтались вдоль ее тела, не находя своего привычного положения и почему-то были обращены ладонями кверху.
Кэт уставилась на свои раскрытые ладони, словно все еще не веря тому, что только вот что, она этими самыми руками чуть не придушила ее. Она еще не успокоилась и часто дышала, руки ее все еще слегка дрожали. В ее голове все перемешалось. Наконец, она, плохо еще соображая, перевела взгляд на подругу, потом снова на свои руки и так несколько раз подряд, все еще не веря в свою выходку с покушением на ее удушение.
Это не осталось не замеченным Джинн, которая, словно над ней издеваясь, с насмешкой сказала ей.
– Если ты все еще хочешь меня придушить, то действуй! У тебя это, кажется, довольно, неплохо получается.
– Ну, хорошо, – наконец-то произнесла, словно обреченная Кэт, окончательно взяв себя в руки, – ты мне только скажи, как это ты со мной все проделала, как ты управилась? Ведь не могла же я сама тебе помогать, я же ведь была такой пьяной…
– Ну, не такой уж и пьяной, как мне показалось…
– Нет, я была сильно пьяной! если даже сейчас ничего не помню! – стала настаивать Кэт, пытаясь себя оправдать. – Ну, а ты, в таком случае, что ты со мной делала и, главное, – как?
– Да никак! – ответила Джинн, раздражая ее еще больше своими отрицательными ответами, и, как показалось Кэт, что она так специально ей отвечала, как бы над ней издеваясь… – Ты сначала целовалась, а потом сама попросилась в сауну.
– Куда?
– Сказала, что тебе надо вымыться и что лучше всего это сделать в сауне.
– Нет, ты соображаешь, что ты мне говоришь? А если бы меня там хватил сердечный удар от выпитого и разогрева в сауне?
– А что я могла с тобой поделать, ведь ты уже стала раздеваться и тащить меня к этой самой сауне.
– Я? Да откуда же я знала, где она тут у тебя? Ну и где же она, эта твоя знаменитая сауна, давай, уже, показывай, – сказала и встала, снова, кутаясь в простыню. – Пожалуй, я сейчас, сама бы от сауны не отказалась…
Джинн, также нехотя и прикрываясь, встала, потянувшись демонстративно перед ней и пошла впереди, показывая ей дорогу.
Спустя минуту…
– И это сауна? – спрашивала Кэт, окидывая взглядом теплое и чистое, округлое помещение почти с точно таким же бассейном посередине небольшего зала с застекленным куполом над ним.
– Вот это домашний хамам, Турецкая баня, как у вас говорят.
– А здесь приятно, тепло, особенно, какой-то теплый пол. А это что, можно тут полежать, – спросила, обнажаясь, скидывая простыню и, сначала уселась на каменный лежак, а потом растянулась, на животе во всю длину.
– Это разогретые каменные лежанки чебек-таши. На них ложатся для подогрева и процедур: пилинга и массажа.
– Пилинга?
– Да, пилинга, скраба. Только сначала надо разогреться, как следует в сауне, потом вымыться с душистым мылом, лечь сюда и потом.…А хочешь, чтобы тебя обслужили, как в настоящем хамам?
– Нет, подожди! Ты опять меня уводишь в сторону. Я же хотела узнать, как я дошла до такой жизни, – сказала Кэт, переворачиваясь на спину и выставляя ей на обозрение, обсуждаемое ими – ее оголенное место.
– Я вот об этом хотела спросить, – сказала и, приложив ладонь на оголенный лобок, несколько раз его нежно погладила. – А ты знаешь, прикольно и потом, это какие-то новые и приятные ощущения….
– А ты что же, никогда раньше не ходила с обритым лобком? – спросила Джинн и сама стала укладываться рядом на соседнюю лежанку.
Кэт повернулась в ее сторону и стала рассматривать ее обнаженную, и распластанную фигуру сзади, потому, как она легла на живот.
Отметила ее стройную фигурку: аппетитную и крепкую попку, которая, даже в расслабленном состоянии, выглядела упругой. Заметила, не широкую девичью спинку с проступающими сквозь тонкую и белоснежную кожу косточками лопатки и ребер. Запомнила кости, довольно развитого таза и удивительно нежную, тонкую шейку, на которой покоилась ее черноволосая головка. Лицо ее было повернуто в сторону, а обе ее руки она уложила под подбородок.
– А ты красивая…, – сказала Кэт, после небольшой паузы, немного загадочно, – у тебя очень красивое тело. Наверное, мама твоя была очень красивой? Расскажи мне еще о ней, какой была она?
Джинн лежала, не шевельнувшись, а потом неожиданно для нее…
Кэт сначала даже не поняла, почему у девушки задрожали плечики, почему она стала тихонечко всхлипывать, а потом она догадалась.
– Ты плачешь? Ты все еще ее любишь? – спросила и потянулась к ней рукой.
Кэт села к ней сбоку и стала нежно поглаживать спинку и плечики Джинн…
Постепенно девушка перестала всхлипывать, успокоилась и, казалось, заснула. Кэт поглаживала верхнюю половину ее обнаженного девичьего тела и чувствовала в себе какое-то неясное волнение.
Странно, подумала, как она так быстро изменилась. Вот, только что была такой взрослой и уверенной почти со мной равной, но стоило только мне заговорить с ней о маме, как она расстроилась и затихла просто на глазах превратилась в хорошенькую девочку…
А она и, правда, хорошенькая. Хорошенькая, взрослая девочка, да и тело у нее такое…
– Пожалей меня, пожалуйста, – внезапно, из-под рук, услышала ее просьбу.
Кэт, выждав нерешительно секундную паузу, чуть прикасаясь самыми кончиками пальцев начала ее нежно поглаживать.
Сначала, все на тех же местах, а потом, захваченная ее покорностью и своими неожиданными желаниями, стала потихонечку заезжать на ее оголенные кверху места. При этом она, сначала касалась ее осторожно и только самыми кончиками пальчиков, а потом, уже, осмелев – стала поглаживать, касаясь тела, уже всей ладонью.
Гладила, понимая, что по своему поведению эта девочка такая же, какой была раньше она. Она ведь тоже рано осталась только с мамой и без отца, с которым ее мать опрометчиво развелась…
Отец работал на том же заводе с мамой, она – в бухгалтерии, он – инженером конструктором. И видимо, неплохим, раз потом уже, после развода и создав новую семью, стал ведущим конструктором. А она, потеряв всякий контакт с матерью, из-за отца, которого безумно любила, скоро попала в дворовую компанию. И как-то раз, когда она оказалась в милиции, она в отчаянии назвала новый адрес отца.
Он приехал за ней, отпросил и, как только остался с ней наедине, так сразу же спросил:
– Дочка, ты чего?
– Так, я, все-таки дочка? Твоя?
– Ну, да! Моя, любимая…
С этого времени у нее все пошло по-другому. Она ушла жить к отцу и вскоре снова стала успевать в школе, потом, успешное поступление в институт…
На свадьбу отца приперлась ее мать и чуть было все не испортила. Она выпивала и уже нигде не работала. Она вспомнила, как к ней осторожно и бережно отнесся ее бывший муж и ее отец. А мать пьяная, вырываясь, все кричала в злобе: то ему, то дочке, то его жене.…Эх, да что там говорить, чего хорошее она могла, уставшая от постылой и распутной жизни, ее, вечно пьяная мать?
И вот сейчас, сидя рядом и поглаживая свою новую подругу, почти девочку, она ощущала к ней нечто большее, чем жалость.
Может, это нежность? А, может, все-таки жалость? Смутилась оттого, что, так и не разобравшись, сама потянулась к ней снова…
Наклонилась и легонечко поцеловала в ее обнаженное, мокрое и горячее плечико. Потом, слегка сдерживаясь, привалилась к ее телу сбоку, ощущая тепло и невероятно приятное естество молодого тела.
Джинн, казалось, не реагировала.
И тогда Кэт просто в каком-то безумстве, теряя голову от близости и ее покорности, не удержалась, и, налезая на нее ногой, следом, всем телом, завела свою руку к ней под ее горячий и мягкий живот…
Потом Кэт запомнила, как сама Джинн ухватила ее за кисть руки, затянула и сжала ее у себя между ног. То ли – тепло, то ли – новое ощущение от всего и Кэт, внезапно вспыхнула!
Она лезла к ней…
Это от того у меня, что так долго не было никакого секса, – говорила сама себе, пытаясь, оправдать свои развратные действия и снова тянулась к ней…
Ее пальцы ощущали мягкую и нежную влажную плоть, невероятно теплую, девичью. Ей так захотелось ее всю расцеловать, она взялась за ее плечо и несильно придавив, повернула ее тело на спину…
Лицо Джинн приняло выжидательное выражение, а покрасневшие глаза смотрели ей прямо в глаза. И хоть, она и молчала, лишь приоткрыла ротик и часто дышала, но Кэт ощущала это ее выжидание…
Выжидание чего? только и успело мелькнуть у нее в голове.
Так, она что, хочет или мне так только кажется?
Ну а ты? Ты хочешь ее? Неужели ты так скучаешь по сексу, что и на такое способна? А как же все остальное? – мгновенно пронеслись в голове такие сейчас нужные и спасительные мысли. Следом в ней, словно окрик, ее внутренний голос – нет!
А что, нет? Да и как это, столько дней обходится совсем без секса?!
И ты готова уже с ней?! Смотри, какая она.… И ты еще раздумываешь?
Несколькими секундами они, сверяя свои ощущения и желания, взволнованно и напряженно переглядывались…
Кэт, все еще оставалась в замешательстве: ведь она старше и ей за все отвечать. Наконец, после секундной паузы, она услышала ее взволнованный голосок почти как шепот:
– Поцелуй меня… – Катерина на мгновенье опешила!
Секундами она все еще колебалась.…
Но, эта красавица, кто уже лежала под ней, неожиданно обхватила ее за шею и, пересиливая застенчивость и нерешительность Катерины, притянула ее к своему лицу…
Катерина в полуобморочном состоянии ощутила сначала на щеке, ее горячее и прерывистое дыхание, следом, чуть ощутимое прикосновенье губами где-то в районе ее дрожащих губ и следом…
О господи! Такие горячие, такие податливые, нежные и необыкновенно мягкие губы девушки прижались к ее губам… Она ощутила запредельный вкус ее нежных губ, запах ее молодого лица…
И она, теряя всякий стыд и разум, сцепилась с ней в запретном поцелуе…
Боже, что же я делаю?! – промелькнуло в ее голове в последнее мгновение. А следом в нее, сминая всякие запреты и сомнения, навалились страшные, беспощадные ощущения близости с первой в своей жизни – женщиной…
После ее губ и расцелованного ею лица, ненасытные губы Кэт, наконец-то, коснулись ее груди и такого маленького у нее, нежного, девичьего соска…
– О! – сразу же застонала сама и тут же, перемещая лицо в поцелуях тела, одной груди, она перескочила на маленький и нежный другой бугорок. Эх, знали бы вы, чем были для нее эти нежные и маленькие девичьи соски?! Они были ее – запретной страстью!
И она принялась их, как с той соседской девчонкой в юности, облизывать, покусывать и целовать взасос, захватывая их с силой, губами…
Она все проделывала с Джинн точно так же, как когда-то впервые проделывала в темном подвале с Лилькой, той самой соседской девчонкой.
О том времени и тех ощущениях она не забывала и долгое время, когда сама чувствовала неудовлетворение, перебирала руками свои соски, мечтая о тех недоразвитых грудях и маленьких сосках, которые один раз взяла и распробовала. Один раз и, как оказалось – на всю оставшуюся жизнь…
И видимо, эта ее непомерно болезненная страсть низошла и на Джулиану. Которая уже тяжело дышала и, изгибаясь всем телом, то подставляла, то убирала ей свою зацелованную грудь, а Кэт все никак не могла оторвать от нее своих губ. И она эти маленькие соски все тянула, покусывая, и никак не могла отпустить…
Наконец, Джинн, задыхаясь в волнении, попросила:
– Мне достаточно, ты мне делаешь уже немножечко больно. Отпусти их…
Попросила и неожиданно двумя руками обхватила ее голову и стала сама надавливать, стараясь столкнуть ее голову книзу.
Кэт сразу не поняла, чего же она хочет? Пересиливая давление ее рук, приподняла лицо, старясь увидеть ее глаза…
На нее, чуть ли не в упор, смотрели два уголька, безумных от страсти…
– Поцелуй меня ниже, – услышала то, что как приговор восприняла для себя.
– Прости, милая, но я… Я не могу, – прошептала, замерев и не поднимая глаз.
– Почему? Я что, противная?
– Нет, что ты! Дай мне обвыкнуться, хорошо? – приподняв голову, начала оправдываться Кэт и следом села, виновато сжимаясь всем телом.
– Понимаешь, я не могу…
– Ты не хочешь меня?
– Хочу! Но…
Ну и как она ей могла объяснить, что однажды уже, у нее была такая же неудачно закончившаяся попытка.
Лилька, та самая ее подруга, в том же темном подвале, однажды решила заставить ее насильно себя там поцеловать. Но, то ли она еще не была к тому подготовлена, то ли ее запахи, давно не мытого женского тела или что-то еще…
Вообще, ее тогда сразу же стошнило. Ее вырвало, и она это помнила, потому и сейчас отказывалась от предложенного ей угощения…
Это потом она уже узнала, что так иногда бывает у женщин и девушек, оттого, когда они долго не соблюдают правила личной гигиены…
Но откуда же, девочки могли это знать тогда, когда, даже само напоминание о таком естественной женском поведении, как обсудить тему о том, как надо подмыться, считалось немыслимой нескромностью и вопиющем распутством? Но об этом она, почему-то, сейчас не вспомнила, а даже наоборот, отказалась вот…
Неловкое положение затягивалось… Неожиданно, сама Джинн его разредила, игриво и с иронией в голосе спросила:
– Эй, кафедра?! – пошутила Джинн, лежа и откинувшись, трогая ее за руку, – о чем задумались, уважаемая Екатерина Петровна?
Кэт бросила на нее тревожный взгляд и виновато промолчала. Тогда Джинн снова, разряжая паузу.
– Надеюсь, вы, Катерина Петровна, не поставите мне неуд на первый раз за этот урок!
– Ну, что ты?! Пять! Отлично! Эксцелент!
– А этот ваш эксцелент, куда надо его применять?
– Дурочка! Да ведь ты же совсем еще – дурочка! Это значит, что превосходно, восхитительно, вот, что это обозначает!
– А я-то думала, – играясь и все еще стараясь развеселить ее, говорила Джинн, – я думала, что эксцелент надо вставлять куда-то туда!
– Вот я тебе, задам! Вот я тебе, сейчас!
Подруги вскочили и стали вертеться вокруг лежаков чебек-таши, стараясь догнать, друг дружку.
– Ну, все, Джинн, я сдаюсь! – первой, запыхавшись, попросила пощады Кэт, – тебя не поймать!
Сказала, снова усаживаясь на теплый лежак, слегка раздвигая свои разгоряченные и вспотевшие голые ноги.
– А вот и нет! Я первой сдаюсь! – сказала Джинн и встала перед Кэт на колени. Потом, приподнимая кверху свое разгоряченное, такое милое личико добавила, – прости меня, моя эксцелент!
У нее были такие красивые и просто бездонные глаза, что Кэт, невольно, потянулась к ней и, неожиданно для самой себя, еще шире раздвинув колени, притянула и приложила к себе ее голову между своими ногами.
Джинн тут же зарылась к ней куда-то лицом туда, обдавая ее между ногами своим горячим дыханием и вовсе нестерпимыми прикасаниями….
Кэт гладила ее мокрые волосы, и когда Джинн, каждый раз поднимая лицо, набирая воздух, смотрела на нее своими прекрасными глазками, она успевала погладить ее личико уже ставшее потным, а потом снова, направляла руками ее лицо к себе, между своих ног, начинавших уже так предательски дрожать.
Джинн целовала у нее что-то, лезла к ней куда-то туда пальцами, а Кэт все еще никак не позволяла ей добиться того, к чему ее нежная подруга так пробивалась. Наконец, и она, почувствовала, как возбуждаясь сама, настраиваясь с ней на близость, потянулась всем телом назад…
Отодвинувшись глубоко на лежак, она, неожиданно для самой себя, опрокинулась на спину, раздвигая перед ней свои дрожащие от нетерпения и смущения ноги…
Кэт только и успела отметить, какие у нее теплые и нетерпеливые руки, которыми Джинн обхватила ее ноги, подтягиваясь вперед лицом между ее ног и утопая в ее прелестях…
Господи! Что же я делаю?! Успела подумать, как неудержимая страсть, сметая в ней всякую скромность и гордость, прорвалась к ее естеству, сокрушая все ее представления о приличии и сдержанности порядочных женщин в сексе.
Господи! Почему я это позволяю? Почему, господи..и…и! – А…а….а! Мама, мамочки!