Читать книгу Ороро - Таша Янсу - Страница 9
часть 1
глава 8
ОглавлениеИнгрэм собрался уходить очень рано. Толком не проснувшийся Ороро спотыкался о стол, табурет, его сапоги. Чесал затылок, брюзжал о надоедливых больных людишках, которые сами не могут о себе позаботиться, и почему бы в такую смурную погоду Ингрэму не остаться дома? Ингрэм ухмыльнулся, потрепал по волосам и велел хорошо себя вести. Ороро осклабился в ответ, запер за ним дверь и завалился спать в его постель. Пригретый оставшимся теплом, задремал аж до полудня. Осознав это, вскочил, заторопился к изголодавшейся козе с выросшим в козла козленком и возмущенно горланящему петуху с курами, но едва распахнул дверь, как позабыл обо всем на свете – мир покрывала слепящая белизна. Белела земля, на кустах и деревьях примостились аккуратные белые шапочки. Ороро перевел взгляд на темнеющие на белой земле следы. Ингрэм, запоздало сообразил он и неожиданно для себя пришел в дикий восторг. Выскочил наружу, засуетился, поставил ногу в один из следов, поставил другую, огляделся, восторженно заулюлюкал, разбежался по двору, оставляя свои следы. Нагнулся, собрал снег в ладони. Снег сначала обжег, а потом захолодил. Ороро расхохотался, но тут же замолчал, услышав неистовый вой животинок, возмущенных тем, что он по непонятным причинам до сих пор не несет им еду. Ороро поспешил в сени, набрал в ковшик немного заготовленного зерна, насыпал его обитателям курятника и забрал найденное яйцо. Затем полез в один из сарайчиков, где лежало сено, полученное в благодарность за помощь в уборке. Взял небольшую охапку и закинул козам. Дрожа от холода, поспешил в дом. Затопил очаг, выскочил снова во двор, затащил побольше дров и, дыша на замерзшие руки, приступил к позднему завтраку.
Ингрэм вернулся, когда совсем стемнело, и сразу лег спать. Следующим днем он ушел в несусветную рань, даже не разбудив Ороро, и вечером, едва вошел в дом, взял рогатку и, ни слова не говоря, поспешил искать Дверь. Ороро, вздыхая, плелся следом и осуждающе молчал.
Во время поисков Ингрэм иногда останавливался на полпути, находил тяжелую ветку или увесистый камень и кидал далеко вперед. Сразу после этого слышался свист стрел, либо громкое лязганье металла, либо все вместе – ловушки закрывались, как пояснил однажды Ингрэм. На то, чтобы разобрать хоть одну, требовалось несколько людей (желательно магов) и много времени, проще было просто заставить их сработать. Ороро понимал, что следовало быть очень осторожным и внимательным, потому дальше обозначенных Ингрэмом меток в лес не заходил.
Сегодня обошлось без ловушек. Найденная у реки Дверь переливалась всеми оттенками зеленого, а значит вела в другие уголки Срединного мира. Ингрэм, не дожидаясь, пока она исчезнет, повернул домой, и едва они добрались, тут же собрался назад в деревню.
– Но ты же только что пришел! – возмутился Ороро.
– Дела там совсем плохи, – кинув на него блуждающий взгляд, сказал Ингрэм. – Несколько человек умерло, зелья спасают от жара лишь на короткое время. Сейчас лишь треть деревни чувствует себя достаточно хорошо, чтобы ухаживать за больными.
– Может тогда и мне… – робко предложил было Ороро.
Ингрэм помотал головой.
– Ты еще слишком мал для этого.
– Но Анн говорит, что помогала матери во время войны, а ведь тогда ей было намного меньше, чем мне сейчас! Точнее, я тогда еще был совсем маленьким… но я же очень быстро расту! Я уже совсем большой, больше нее!
– Все дети больны, – перебил Ингрэм.
Он достал из большого старого сундука свои запасы для приготовления зелий. Однажды Ороро сунул туда нос и с удивлением обнаружил некоторые компоненты, которые можно было достать только на Востоке. Восток принадлежал шэйерам, и сестра часто сетовала на жадность их торговцев.
– Если болезнь перекинется на тебя, ты ослабнешь, и все увидят, что ты тэйвер. Это небезопасно.
– А тебе находиться там безопасно?! – взвился Ороро.
Ингрэм выглядел измотанным, под его глазами отчетливо прорисовались черные круги, но вместо того, чтобы отдохнуть, он снова шел в свою проклятую деревню, и Ороро вскипал от злости и беспокойства.
Ингрэм хмыкнул. Накинул теплый плащ, повесил сумку через плечо, вооружился, открыл дверь и, помявшись, сказал:
– Я останусь в деревне на два дня. Присматривай за домом. И попробуй еще раз наладить связь с рогаткой – тогда ты и сам мог бы поискать Дверь.
Ороро обиженно поджал губы и громко со злости захлопнул за ним дверь.
«Ну и ладно, – думал он, сердито ворочаясь в гнезде из одеял перед огнем. – И без тебя справлюсь. Не нужен ты мне, мерзкий старикашка!»
Утром он вяло уставился в окно, тихо ненавидя зиму и удивляясь, что радовался первому снегу. Этот шмаков снег и не подумывал останавливаться – падал себе крупными мохнатыми хлопьями, устилал мир белым ковром, и в этом нескончаемом потоке тающего на ладони холода Ороро ощутил себя маленьким и беспомощным, как никогда.
Тишину в доме нарушал лишь треск огня да щелчки сухих поленьев. Ороро поежился. Неуверенно пошевелил крыльями, расправил, взмахнул, оторвался от пола, задел макушкой потолок, шарахнулся в сторону, задел крылом неубранный с завтрака стол и едва не сбил глиняную тарелку. Резко остановился и, не удержавшись, шлепнулся на задницу. Перевел дух. Не хватало еще разбить что-нибудь, Ингрэм разозлится.
Если вернется, с горечью подумал он. В деревне была Мэриэль, которая всегда его накормит, и Хорей, с которым они вечно шутят какими-то глупыми шутками, и добрая Юки, которая всегда улыбнется ему и поддержит, и… и Анн, которая слушается Ингрэма больше, чем собственного отца, и всегда у нее все получается, что бы она ни делала. Наверное, Ингрэму бы хотелось, чтобы и Ороро вел себя так же хорошо и умел все делать, но он не умел. Ингрэму пришлось многому его учить, многое от него терпеть, как ему, должно быть, все это надоело! И искать Двери каждый вечер! Немудрено, что он решил остаться в эту ночь в деревне!
«А что если Ингрэм вообще никогда-никогда не вернется?» – ужаснулся Ороро. Это что же… ему так и придется жить тут всю оставшуюся жизнь в компании коз и кур?!
Он стремглав кинулся к рогатке, зажмурился и попытался с ее помощью хоть что-нибудь ощутить. Пропыхтел с ней до вечера, то умоляя, то угрожая бросить в огонь к дровам, но тщетно.
Ночью он долго не мог заснуть. Его трясло от голода и холода, хотя он объелся, а дома было достаточно жарко. Хлюпая носом от обиды и жалости к себе, он перебрался в постель Ингрэма. Там, у окна, было холоднее, но Ороро упрямо замотался в одеяла с носом и уставился в узкую полоску лунного света, пробивающуюся сквозь щелочку задернутого окна. Наверное, Ингрэм тоже в нее смотрел, прежде чем засыпал.
«Вот вернется завтра, я попрошу его, чтобы позволил отведать его темноты», – подумал он и пожалел, что не додумался до этого, когда Ингрэм, расстроенный из-за происходящего, возвращался домой.
Наверное, он со своими кошмарами совсем не высыпается. Наверное, поэтому выглядел так плохо в последний раз.
Ороро съежился в комок, накрылся крыльями. Подумал, что когда Ингрэм вернется, он не будет говорить всякие глупости и дурацкие вопросы тоже задавать не будет. Он спросит, как там дела у жителей деревни, семьи Хорея и Мэриэль, и Ингрэм снова потреплет его по голове, а если расплакаться, может еще и обнимет. Успокоенный этим решением, Ороро, наконец, заснул.
Весь день светило солнце и было холодно, но к вечеру потеплело, на небо взгромоздились тяжелые темные тучи. Ороро задумчиво проследил за снежинкой. За второй и третьей. Вскоре миллиарды их закружились, веселые, соревнующиеся друг с другом снежинки. Ветер усилился, стонала и выла старая дымоходная труба. Ороро поплелся к поленнице занести еще дров. Проверил коз, притихших встревоженных кур и поспешил к забору. Пристально вгляделся в лес. Уже совсем стемнело, а Ингрэма все не было, и в голову Ороро невольно начали прокрадываться неприятные картины, начиная с того, что Ингрэм и впрямь решил не возвращаться, заканчивая тем, что на него напали в лесу, и он, тяжело раненный, еле ползет сейчас домой. Надо бы идти навстречу, но Ороро боялся в таком случае с ним разминуться.
Он внимательно вгляделся в густеющую темноту. Снег повалил так, что сквозь него ничего нельзя было разглядеть даже острым тэйверовским зрением. Ороро подул на окоченевшие руки, навострил уши. Ингрэм медленно шел по заметенной снегом тропинке. Ороро поспешил к калитке встретить его.
– Не подходи ближе! – неожиданно резко сказал Ингрэм. Он чуть попятился, когда Ороро по инерции сделал еще несколько шагов. – Стой там.
Ороро растерянно с обидой уставился на него. В чем он успел провиниться? Что…
Мысль оборвалась и потеряла всякое значение – Ингрэм стащил с головы капюшон, и Ороро судорожно сглотнул, увидев на лице его крупную черную сыпь, покрывшую левую сторону головы – ухо, лоб, щеку…
– Слушай меня внимательно, – велел Ингрэм и громче окликнул: – Ороро!
Ороро вздрогнул, послушно закивал.
– В большом сундуке найдешь деревянную коробочку, куда я откладывал деньги. Возьми их и через неделю, а лучше две отправляйся в деревню, к Мэриэль. Не знаю, правда, как она отнесется к тому, что ты тэйвер, даже зная тебя уже столько времени, но я поговорю с ней. Если успею, – тяжело дыша, добавил он. – Попрошу помочь тебе. Пусть заберет скотину и все добро, которое может ей пригодиться, а потом сожгите мое тело и дом. Трудновато же теперь тебе будет искать Дверь. Не забудь забрать рогатку и сверяться с описанием – найдешь его в сумке, которую я всегда беру с собой на поиски, – чтобы к шэйерам не улететь, к примеру.
– Постой-погоди, – перебил, опомнившись, Ороро. – Что ты такое говоришь?!
Ингрэм зажмурился, оперся о калитку, стиснул себя за одежду на груди, качнулся. Он дышал так тяжело, что у Ороро заболело в груди от тревоги. Он подскочил к Ингрэму, намереваясь хоть как-то помочь, но Ингрэм вновь прикрикнул на него.
– Не глупи! Тоже хочешь эту дрянь подхватить?!
Ороро задрожал на месте, колеблющийся от напряжения, как натянутая струна. Мучительно текли секунды, пока Ингрэм отдышался и, придя в себя, устало провел дрожащей рукой по припорошенным снегом волосам.
– Болезнь через касание передается, а когда появляется черная сыпь – и через дыхание. Дети легче эту болезнь переносят, для взрослых же, когда сыпь появляется, дело конченое. – Он усмехнулся, будто в этом было что-то веселое. – Не думал, что пройду целым через войну, и умру вот так, от глупой болезни.
– Д-давно ты ее подхватил? – писклявым от страха голосом спросил Ороро.
Ингрэм задумчиво посмотрел куда-то в сторону плавающим невидящим взглядом.
– Дня четыре, наверное…
– Почему ты ничего мне не сказал?! – с праведной злостью и возмущением перебил потрясенный Ороро.
Четыре дня! Как же это он ничего не замечал?!
– Я нормально себя чувствовал, думал, обойдется. Заражать тебя не хотел, вот и оставался в деревне, помогал там, чем мог. А несколько часов назад сыпь появилась. Я помню, что обещал помочь тебе попасть в Нижний мир. Прости, что не справился. Дальше тебе придется самому. Мне лучше уйти, как бы болезнь к тебе не перешла…
– Нет, нет, нет, нет, нет! – нараспев, заткнув пальцами уши, завопил Ороро. – Заткнись, заткнись, дурак, тупой Ингрэм!
Тупой Ингрэм упрямо отвернулся и, шатаясь, зашагал во тьму леса. Разозленный до слез Ороро побежал следом, подскочил к нему и дернул за плащ назад. Ингрэм от его рывка не удержался на ногах и повалился на заметенную тропу. С трудом встал на четвереньки, но силы окончательно покинули его, и он завалился набок и больше не шевелился.
– Ингрэм! – вскрикнул вконец перепуганный Ороро. Поспешил к нему, повернул спиной вниз. Сердце быстро стучало у горла, он даже испугался, что если откроет рот, оно оттуда выпрыгнет.
Ингрэм задыхался и жмурился. Черная сыпь стремительно проступала на его лице. Ороро внезапно обострившимся слухом слышал, как бешено колотилось его сердце. Ингрэм резко вцепился в одежду на груди, заскрежетал зубами. Ороро стиснул его плечо и заставил разжать неожиданно горяченную руку. Ингрэм до хруста сжал его окоченевшие пальцы, едва не ломая.
– Иди к Мэриэль… – в беспамятстве пробормотал он. – Должна помочь… веди себя хорошо…
– Хватит, перестань, ты не умрешь, и мне не придется никуда идти, понял меня?!
– … все будет хорошо, с тобой все будет хорошо… – Ингрэм дернул уголками губ и потерял сознание.
– Я не хочу уходить ни в какую деревню, ни к какой старой Мэриэль, – процедил Ороро. – Поэтому тебе нельзя умирать! Ты обещал найти мне Дверь! Не смей так просто нарушать свое слово!
Он подхватил Ингрэма под мышки и потащил в дом, то и дело спотыкаясь и роняя его в снег. Ингрэм не проснулся и не возмутился, хотя Ороро в злых слезах отчасти на это надеялся. Пыхтя и ругаясь сквозь слезы, он втащил тяжеленного Ингрэма в дом, снял с него и с себя заснеженные сапоги и плащи, доволок Ингрэма до середины комнаты и отодвинул подальше стол и стулья. Рассеянно потер замерзшие руки, думая, думая, шмак побери, что же делать. Подбежал к разбросанным в постели книгам, достал учебник с магическими формулами, затем подскреб железным прутом несколько угольков из очага и, обжигая пальцы и лихорадочно вспоминая и бормоча уроки сестры себе под нос и сверяясь с формулами, принялся чертить вокруг Ингрэма круг-основу, а внутри нее – пентаграмму, в которую идеально уместил Ингрэма. Вывел на каждой грани символы стихийной магии, а в каждом из пяти углов – формулы других пентаграмм. Тут Ороро уже замедлился, потому что увиденные когда-то магические формулы сестры немного стерлись из памяти, и он не был полностью уверен в том, что правильно все делает.
– Мы, тэйверы, не можем применять магию исцеления, – отчетливей пробормотал он. Ему подспудно казалось, что если в доме воцарится тишина, Ингрэм умрет. – Поэтому сделаю по-другому, как однажды сделала сестра.
Уруре всегда была интересна магия исцеления. Ороро помнил по ее рассказам, как она, будучи ребенком, сильно расстроилась из-за того, что не могла вылечить нянюшку-пустую, которая сильно порезала свою руку. Они, тэйверы, по своей сущности тяготели к темноте, а магия исцеления относилась к светлости. Немудрено, что известнейшими целителями становились шэйеры. Однако Уруру это не остановило. Она взялась изучать эту науку – да не одна, а с другими тэйверами, которые тоже были в этом заинтересованы. Она добилась хороших результатов, хитроумными способами обходя принятые магические формулы исцеления. К примеру, эта формула относилась к магии извлечения, но сестра немного переделала ее, и однажды спасла пустого слугу от отравления. Случившееся в тот день накрепко отпечаталось в памяти Ороро, и сейчас он был безмерно этому благодарен. Он переживал, что не хватит магических сил, что он неверно что-то запомнил, что у него ничего не получится, но разве был у него другой выход?
Закончив, Ороро встал на коленях возле Ингрэма, внутри пентаграммы. Сосредоточился. Большая пентаграмма со всеми своими символами засветилась фиолетовым светом. В тот же миг маленькие сложные пентаграммы на ее вершинах вспыхнули черным огнем. Ороро прижал ладонь к груди Ингрэма, резко с силой надавил своей магией. Тело Ингрэма повисло в воздухе, выгнулось, засветилось изнутри, даже кожа стала просвечивать, и Ороро разглядел, как бегают по венам вместе с кровью темные сгустки. Он поморщился от усилий, стараясь сделать все правильно.
Ошибка была недопустима. Вряд ли Мэриэль, не раз при нем проклинавшая тэйверов, согласится помочь ему, вряд ли она знает лес так же хорошо, как Ингрэм. Ороро понимал, что в одиночку не справится – не найдет Дверь, а значит, не попадет в Нижний мир, не отыщет сестру. В один день он просто отчается, опустит крылья и раскроет себя. Если его сразу не убьют, то лишь для того, чтобы вскрыть и узнать, почему он выжил после проклятия.
Он с отчаянием оглядел большую пентаграмму – ее фиолетовое свечение начало ослабевать. Ингрэм тоже переставал просвечивать и постепенно опускался на пол. Ороро, начиная паниковать, напрягся и сосредоточился, как только мог, но его сил было недостаточно.
«Нет, нет, вернись, я же ничего еще не сделал! Я не попаду к своим, я не выживу, если ты умрешь! Если ты умрешь, я…»
Ороро распахнул глаза. Уставился на безвольного Ингрэма, который вдруг замер на расстоянии двух пальцев от пола. Все мысли оборвались, кроме одной, оглушительно ужасной – Ингрэма больше не будет. Он не обернется к Ороро, не улыбнется, не взъерошит волосы и не скажет «отличная работа, ты молодец». Он притащился сюда из деревни, потратив последние силы, ради него. Столько всего сделал ради него, а Ороро только и сумел, что наорать в ответ и думать только о себе.
Ороро беззвучно открыл рот – слова душили, но он не мог их из себя выдавить, да и что бы он сказал? Попросил прощения? Ингрэм все равно не услышит. Он умирает. Его больше не будет. Он никогда больше…
По щекам покатились слезы. Внутри словно что-то треснуло и оборвалось. Крылья, не удержавшись, распахнулись, болезненно вдруг проросли острые ногти на пальцах, вспарывая кожу, что-то во рту дернулось, на краткое мгновение заныла челюсть, заболели все зубы, и от них вдруг стало тесно во рту. Брызнула кровь на поцарапанном языке, но это были пустяки. Нахлынула неожиданная мощная сила, охватила каждый кусочек тела, но нельзя было терять ни капли времени и задумываться, что происходит. Ороро опомнился, прижал обе ладони к груди Ингрэма. Задребезжала посуда, затряслись стены, весь мир задергался-зазвенел. Магическая сила неожиданно бешено рванула. От усилий взять ее под контроль и одновременно сосредоточить на единственно-важной задаче Ороро закричал. С него градом катился пот, налипла к телу взмокшая одежда, тяжело до дурноты колотилось сердце, кольнул страх, что не справится – контроль стекал из-под пальцев, как теплая вода. Ингрэма снова приподняло в воздух и охватило фиолетовым сиянием. Он хрипло дышал, будто ему не хватало воздуха. Тело его дрожало так мелко, что очертания смазывались перед глазами. Ороро чувствовал ладонями, как быстро бьется его сердце, и испугался, что оно может не выдержать, и тогда Ингрэм точно… Ороро резко осек свои мысли. Нет. Ингрэм не умрет. Он не позволит.
Разбушевавшаяся магия вдруг угомонилась, в тот же миг Ороро неожиданно понял, что нужно сделать. Что может сделать. Он уверенно закрыл глаза, позволяя своей пробудившейся силе вести его.
Позже, обдумывая свои действия, он понял, что действовал, как сказала бы сестра, на инстинктах. Просто чудо, что у него все получилось.
Мир словно замедлился. Ороро чутко прислушался, уловил болезнь, ее прозрачные темные сгустки. Ощутил их движение и дыхание. Шевельнул ладонью, призвал, медленно повел от груди к свесившейся вниз руке Ингрэма. Открыл глаза. Было странно темно, даже огня в очаге или тлеющих углей не было видно. Лишь ярко горели пентаграммы, да светилось тело Ингрэма. Ороро запретил себе отвлекаться. Не теряя концентрации, прокусил запястье Ингрэма длинными клыками, от которых и было тесно во рту. Ощутил вкус его крови, замер.
Он был голоден.
Он с усилием заставил себя разжать клыки. Из ранки покатилась светящаяся кровь, и в этом фиолетовом свете Ороро видел в ней темные сгустки. Оглядел Ингрэма, проверил – они все сосредоточилась на его руке и выходили вместе с кровью, которая через некоторое время переставала светиться.
Ороро пускал Ингрэму кровь до тех пор, пока не вывел всю болезнь. Медленно ослабил магическую хватку, опустил Ингрэма на пол. Боясь отвести от него взгляд, разорвал когтями полы своей домашней рубашки и плотно замотал укус. Ингрэм совсем побелел, кожа под запавшими глазами почернела, скулы обострились, обветренные губы посинели, он был холодный, замерзший, но он был жив. Слишком много крови пришлось пустить, но другого выхода не было, напомнил себе Ороро.
Приободренный успехом, он осторожно потащил Ингрэма под мышки к своей постели, поближе к очагу. Огонь в нем продолжал гореть. Ороро удивленно припомнил, что не заметил его света, когда открыл глаза, но не стал об этом задумываться. Накрыл Ингрэма одеялами, добавил в очаг дров, прибрал наведенный беспорядок, хорошенько оттер формулы и кровь с пола, то и дело подбегая к Ингрэму проверить. Закончив с уборкой, устроился возле него, взял его холодные руки в свои и принялся растирать – так сам Ингрэм делал, когда руки Ороро сильно замерзли, а на следующий день купил ему удобные теплые перчатки.
От пережитого Ороро начало запоздало потряхивать. Глаза опять защипало от слез, теперь уже облегчения. Уж теперь-то Ингрэм не умрет, шмыгнув носом, думал он. Скоро проснется и все будет по-прежнему.
Он сжал руку Ингрэма и нечаянно царапнул одним из когтей. Выступила кровь. Ее аппетитный запах Ороро ощутил так ярко, что зазвенело в голове. Ужасно вдруг захотелось есть, аж выросшие клыки зудели. Его тянуло наклониться и слизнуть кровь так же неумолимо, как он сам вытаскивал пойманную рыбу из воды. Немножечко. Чуточку. Всего капельку. Ороро слизнул задрожавшим языком. От голода в голове все помутилось, перед глазами заплясала красная паутина. Бестолковыми торопливыми пальцами он начал развязывать повязку на запястье Ингрэма. Нетерпеливо подергал когтями, разорвал, уставился на укус, опомнился.
Что же это… он собрался тут с Ингрэмом сделать?.. Он же эдак помрет от потери крови, и так вон сколько ее потерял!
Ороро попытался снова замотать его руку, как заметил краешком глаза бьющуюся венку на его шее и вдруг представил, как резко брызнет кровь на язык, как ее будет много, одуряюще вкусной, ароматной, как она наполнит его рот, утолит невыносимый голод…
Ороро моргнул, очнулся и вдруг понял, что тычется носом в шею Ингрэма. Обнаружил, что схватил его за волосы и наклонил голову, чтоб удобней было кусать, и окаменел от ужаса.
Что… что происходит? Что он делает, когда успел и почему этого не заметил?! Что если, когда моргнет в следующий раз, увидит себя измазанного в крови, как в тот вечер со злополучным козленком? Вот только кровь будет Ингрэма, а сам Ингрэм в таком случае будет…
Ошарашенный Ороро резко вскочил, широко распахнув глаза на всякий случай и не дыша.
Это запах крови сводил его с ума. Сегодня он перетрудился, использовал слишком много магии, да еще какой-то не такой. Она была слишком могущественной для такого маленького тэйвера, каким был Ороро, и он это знал. Не могли тэйверы его возраста использовать такие сложные магические формулы, даже взрослой сестре они удавались через раз. Он сам пошел на это будучи неуверенным, что получится. Он должен был спасти Ингрэма и не знал другого способа это сделать.
И вот теперь сам же пытался его убить.
Губы Ороро задрожали. Он порывисто отвернулся и стремглав помчался вон из дома, захлопнув за собой дверь.
Он бежал в лес, в снежную бурю, прочь, прочь, прочь, как можно дальше от Ингрэма и его деревни. Он бежал так сильно и быстро, как только мог, и не заметил, в какой момент полетел. Чем дальше он бежал, тем яростнее становился Голод. Он все нарастал и нарастал, а мир вокруг то и дело вспыхивал красным цветом, как если бы Ороро с закрытыми глазами посмотрел на солнце. Он видел все необычайно четко, несмотря на то, что еще была ночь. Он слышал каждый шорох далеко вокруг, различал запахи так отчетливо, будто бы откупоривал маленькие флакончики, в которые те были заключены, и подносил к носу. Ему казалось, что он не успевает за своим телом. Вот и услышав чьи-то голоса, он сначала замедлился, опустился ниже, двинулся в их сторону, и лишь потом до его замутненного разума едва донося смысл услышанных слов:
– Матушка рассердится, если узнает.
– Ничего она не узнает, идем быстрее.
Ороро отдаленно, словно эхо, рассердился на себя за то, что даже не заметил, когда прекратился снег, и сквозь растекающиеся тучи мрачно выглянула красная луна Зед. Он не знал, где находится, но это было неважно – главное подальше от Ингрэма, пока он собой не владеет.
– Луиса, подожди, я не успеваю, Луиса! – заныл один из голосов.
Упомянутая Луиса со смешком бросилась в темень леса.
– Догоняй, быстрее! Морозный цвет зацветает лишь зимой в ночь полной Зед, мы не можем упустить такой шанс! Без него не сварить любовного зелья, ты же еще хочешь влюбить в себя Мори?
– Не нужен мне никакой Мори! Подожди же, ай! – Девушка оступилась с тропы и провалилась в снег по колени. – Ну, шмак, да как же так!
Все мысли Ороро вдруг резко притупились. Голод накрыл с головой, как тяжелым одеялом. Ороро молча наблюдал словно со стороны, как незаметно приблизился к девушке, коротким быстрым движением толкнул ее так, что она упала, и тут же прыгнул ей на спину. Захлопал крыльями, пытаясь удержать равновесие на неожиданно сильно сопротивляющейся жертве. Пережал ее рот почерневшей, искривленной когтистой рукой, процарапывая на лице глубокие борозды. Шумно втянул носом аромат крови. Девушка мычала в руку, кусалась, но он не замечал. Одним могучим взмахом нетерпеливых крыльев сорвался с места вместе со своей добычей. Только и взметнулась следом морозная крошка, снежная пыль.
Дневники Гета
Брожу я по деревне и невольно слушаю праздные сплетни о господах тэйверах. Дивлюсь насколько глупыми порой бывают существа, которые в обычное время кажутся умными и рассудительными.
Поначалу я беспокоился, что подобный склад ума, подобная двойственность и неспособность смотреть трезвым взглядом на факты, поразит и разум моего брата, но к счастью он достаточно тверд рассудком и не поддается глупым суевериям, заполонившим деревню. Мы много времени проводим в беседах, по правде, сейчас он единственный мой собеседник. Не равный моему уму (чьи бурные воображения начинают беспокоить даже меня, ибо зачастую не поддаются контролю, пожалуй, так чувствует себя человек, попавший в стремнину), но, по крайней мере, искренне пытающийся постигнуть мою суть. Мне нравится жадность любопытства в его глазах, его внимание льстит, его рассуждения и вопросы заставляют мой ум работать, искать ответы, право же, давненько я не размышлял так много об обыденности, и эта сторона жизни в своем роде тоже представляет свой особенный интерес.
Но вернемся к тэйверам. Самый смешной слух, который я здесь слышал – это якобы что тэйверы поедают друг друга и других разумных существ.