Читать книгу Фаворит Марии Медичи - Татьяна Александровна Яшина, Татьяна Яшина - Страница 5

Дебурне насторожился, когда Арман громыхнул шахматами в коробке.

– Куда вы собрались на ночь глядя, мсье?

– Как будто ты не понял. Отправляюсь к Бутийе заниматься древнегреческим.

Клод Бутийе заулыбался, завидев на пороге Армана, и отложил растрепанное перо на край заваленного книгами стола, основательно изрезанного перочинными ножами и закапанного свечным воском и чернилами.

Кроме стола, меблировку комнаты с покрытыми черной плесенью углами и ледяным даже в августе каменным полом, составляли два тяжелых дубовых стула, на одном из которых коленями стоял хозяин, большой кожаный сундук с плоской крышкой и узкая кровать с бугристым тюфяком, крытая пунцовым дамастовым покрывалом, неуместно роскошным в этой спартанской обстановке.

Впрочем, круглолицый кудрявый Клод Бутийе нимало не напоминал спартанца – он не любил ни драк, ни споров. Хотя ему и в голову бы не пришло спорить с Арманом дю Плесси – и из-за почтения к его семье, делами которой уже много лет занимался его отец, Дени Бутийе, и из-за того, что Арман старше, храбрее и умнее.

Арман был ему защитой и опорой: и физической – за год учебы Клода никто даже не попытался поколотить – и умственной, помогая с уроками. С появлением Клода в Наваррском коллеже и для Армана кончились мучения, вызванные тоской по домашнему очагу: на совете двух семей было решено, что Арман будет проводить все воскресенья и праздники в доме Бутийе. Сюзанна дю Плесси жила в Париже первый год учебы Армана в Наварре, а затем вернулась в Пуату. Столичная жизнь была ей не по карману: слишком дорого стоило содержание Анри при дворе, трех дочерей  в монастыре, учеба Альфонса в Сорбонне и Армана в Наварре.

– Арман… – просияли большие темные глаза Клода с длинными загнутыми ресницами. – А я опять завяз с древнегреческим. Кто только придумал, что им можно наслаждаться? «Через полгода изучения божественной латыни вам позволят насладиться древнегреческим, а через два года – ивритом», – передразнил он мэтра Лангре.

– В чем ты завяз на этот раз? – Арман склонился над плечом друга, заглядывая в исписанный лист. – «Однажды философ Диоген увидел маленький город, окруженный стеной со слишком большими воротами. «Опасайтесь, как бы ваш город не ушел от вас через ворота», – сказал Диоген». А ты что пишешь?

– А я перевел как «пришла беда – отворяй ворота»… – потупился Клод и принялся крутить пуговицу своего коричневого дублета.

– А c латынью у тебя что? Maximus – это «величайший», а ты переводишь как «Максим»?

– Величайший Максим, – закивал головой Клод и потянулся за пером, но оглянулся к двери, услышав шаги в коридоре.

Шаги приблизились, дверь рывком отошла от косяка, впустив Ларошпозье, который со стоном повалился на кровать.

– Что с тобой, Поль?

– Жрать хочу… – проскулил в подушку Ларошпозье и свернулся клубком, прижав ее к животу. Его тощие ноги с острыми коленками свесились с кровати – в последнее время Ларошпозье сильно вытянулся и постоянно ходил голодным. Хотя на третьем году обучения к одному яйцу и половине селедки, что составляли рацион младших классов, прибавили стакан разведенного водой вина и миску репы с унцией масла.

– Ничего нет, Поль, – Арман и Клод обменялись виноватыми взглядами. – Сами ждем каникул.

– Ни крошки? – Ларошпозье поднял полные надежды глаза. – Ни крупинки?

– Пустота, как у Лансака в голове, – хмыкнул Арман.

– Не напоминай мне о нем! – взвыл Ларошпозье. – Я проиграл ему свой сегодняшний обед! В кости!

– А почему не сказал нам? – всплеснул руками Клод. – Мы бы поделились.

– Мне было стыдно – кто же садится играть с Лансаком? – Ларошпозье уткнулся в подушку, оставив для обозрения лишь лохматый затылок.

– А у Тезара ты был? – спросил Клод, уже зная ответ.

– Мы же сами у него все сожрали, Альбер и рад бы поделиться, да нечем.

– Резюмирую: ни крошки и ни гроша. Боюсь, мы вынуждены капитулировать перед голодом, – Арман подошел к кровати и уселся рядом с Полем. – И просить-то не у кого: все домашнее съедено еще со среды. Придется тебе ждать до завтра.

– Я не доживу до завтра. Я сдохну от голода прямо сейчас! – застонал Ларошпозье и вцепился зубами в подушку. Тиковый уголок выглянул из батистовой наволочки и был тут же атакован. Взметнулись перья.

– Что ты творишь? – закричал Клод, бросаясь к кровати.

– Это была курица, – прорычал Ларошпозье сквозь перья, забившие рот. – Это пахнет курицей!

– Беда, – Арман повернулся спиной и уставился в окно, где круглощекая луна освещала длинные дымовые трубы и острые коньки Наварры. Двор, стена и часть улицы совершенно скрывались во тьме летней ночи. – Придется устроить вылазку.

Ларошпозье с надеждой посмотрел на друга, перестав жевать перья.

– Высекут, – втянул голову в плечи Бутийе.

– Если поймают, – кивнул головой Арман. – Меня больше заботит, где мы ночью найдем что-то съестное? Из Наварры мы выберемся, из квартала – нет. Разве что найдем прямо у коллежа ковригу хлеба или кружок колбасы.

– Арма-а-а-а-ан…– с кровати раздался стон. – Я сейчас и мокрицу бы съел.

– Я слышал, что у сапожника Рабле сдохла собака, – сообщил Бутийе, крутя пуговицу. – Я сегодня ходил к эконому за чернилами и видел сапожникову Жанну – она принесла новые башмаки и пожаловалась, что их пес внезапно умер.

– Это знак свыше, – Арман развернулся от окна и от его взгляда Клод почувствовал холодок в животе. – Навестим-ка мы сапожникову яблоню.

– Высекут, – зажмурился Клод. – Месяц будем из задницы прутья таскать.

– Подумаешь, не впервой. Вы со мной, шевалье? – вскинул бровь Арман.

– Конечно! – всплеснул тот руками.

– Мешок возьми.

Клод заметался по комнате в поисках мешка. Взгляд его упал на выпотрошенную подушку. Отобрав ее у голодающего, он снял наволочку, сложил вчетверо и сунул за пазуху, потуже затянув ремешок.

– Я с вами! – кинулся к ним Ларошпозье. – Втроем проще отбиться!

От резкого движения у него в животе громко заурчало.

– Твой живот нас выдаст, Поль, – возразил Арман. – Никаких бродяг там нет – сторож только что прошел. Жди нас здесь – со щитом или на щите.

Растворив окно, он первым осторожно поставил ногу на толстую ветвь плюща, разросшегося до крыши, и посмотрел, нет ли прямо под окном сторожа. Но путь до тайной щели в ограде был свободен.

Арман пролез легче, чем Бутийе, хоть и был на два года старше. Но справился и Клод, изо всей силы втянув живот. Вот ходил Клод по-кошачьи тихо – не то что Ларошпозье, который топал как конь и сшибал все, не успевшее увернуться с его пути. Поэтому Арман сразу решил, что в ночной вылазке Бутийе будет лучшей компанией.

Тишину нарушал лишь треск колотушки сторожа – судя по всему, где-то на противоположном конце квартала. Вот и дом сапожника Рабле. Высокая каменная ограда сверху утыкана битым стеклом. Но главной угрозы – злобного лохматого кобеля Цербера, известного всему кварталу, не слышно. Должно быть, и правда сдох.

Вспоминая, где именно раздавался лай, Арман шел вдоль ограды, всматриваясь в блестящие под луной осколки. Вот блеск прерывается – кому в здравом уме придет в голову лезть через стену прямо над собачьей конурой?

Подпрыгнув, Арман хватается рукой за верхний край, скребет ногами по стене и оказывается верхом на ограде.

Протянув руку Клоду, он с усилием втаскивает его наверх. Они мгновение медлят, всматриваясь в темный, заманчиво шумящий сад. Затем старший сползает по стене, оказываясь прямо на крыше собачьей конуры, а затем наконец-то на земле. Клоду удается одолеть спуск без помощи, и вот они уже под яблоней – в траве полно паданцев, с шуршанием с самой верхушки ползет еще одно, приземляясь прямо у башмаков Клода. Яблоки Рабле знамениты на весь квартал – красные, сладкие, скороспелые – как тут обойдешься без собаки, когда рядом вечно ошиваются голодные школяры?

– Давай мешок, – почти беззвучно шепчет Арман и решительно повисает на нижней ветке. Вот он скрылся в кроне и на миг замер, наслаждаясь ароматом: яблоки окружают его, как звезды – луну. Усмехнувшись пришедшему в голову сравнению, он скручивает с ветки первый плод и кидает в расправленную наволочку.

Устроив звездопад из яблок, они уже через пару минут набивают наволочку доверху.

Так же бесшумно Арман спускается. Беззвучно скалясь, сообщники крадутся к ограде.

Арман уже ставит ногу на крышу конуры, как вдруг Клод дергает его за руку и умоляюще показывает на свою непокрытую голову: он обронил берет. Наверное, когда наклонялся, собирая яблоки.

– Я сам найду, стой здесь. И помни: на наволочке твои вышиты твои инициалы! – пригвоздив сообщника к месту этой угрозой, Арман крадется назад.

Под яблоней, кажется, стало еще темнее – хоть глаз выколи. Он на ощупь ищет шершавый ствол, ведет по нему пальцами, опускаясь на колени и шаря в траве в поисках берета. Пальцы почти сразу нащупывают бархат. Не успев выпрямиться, Арман слышит какой-то новый шум.

Замирает на месте, пытаясь угадать, имеет ли шум отношение к ним с Бутийе.

Шаги. Торопливые.

Привыкшими к темноте глазами Арман видит, как по дорожке к черному ходу в дом идут двое мужчин – не различить ни лиц, ни фигур. Слух у него отличный – но они молчат, лишь хрустит песок под ногами сапожника. А вторая фигура движется почти беззвучно, лишь еле слышно свистит по дорожке шелковая сутана.

То, что это сапожник, Арман понимает по запаху дегтя и выделанной кожи – глаза тут даже излишни. У каждого человека есть свой запах: от Клода, например, пахнет молоком, от Альбера – скошенной травой, от Ларошпозье в последнее время – мокрой медной монетой. А от незнакомца в сутане пахнет ладаном и чем-то еще – незнакомый запах резок и отчетливо неприятен, хотя и едва уловим.

Только бы Бутийе не выдал себя! Арман придерживает дыхание, дожидаясь, пока фигуры скроются в доме. Дверь черного хода хорошо освещена луной – видно даже, как блестят хорошо смазанные петли – но, к сожалению, сапожник и его спутник не поворачиваются лицом, быстро входя в неосвещенный проем.

Клод не подвел. Арман возвращается к ограде, с улыбкой нахлобучивает берет на темные кудри приятеля, и они покидают ограбленный сад так же быстро и тихо. Бутийе даже не мешкает перед тем, как прыгнуть с ограды вниз, и не вскрикивает, хотя отшиб-таки пятки.

Сен-Шапель отбивает одиннадцать, когда Клод, пыхтя, переваливает туго набитый мешок через подоконник – их эскапада не заняла и часа.

Ларошпозье откладывает книгу и улыбается во весь рот. Клод роняет яблоки на кровать и улыбается еще шире. Арман аккуратно затворяет окно.

– Вы меня спасли, – возвещает Ларошпозье с набитым ртом. – Вы герои.

– Каждому по двадцать штук, – Арман падает на кровать между друзьями. – Я считал.

– А плохо ему не будет? На голодный-то желудок? – скептически спрашивает Бутийе, глядя, как уже второе яблоко исчезает во рту Ларошпозье.

– Мне будет хорошо, Бутылёк, – блаженно жмурится тот. – А правда, не страшно было красть целый мешок? Принесли бы за пазухой десяток.

– Полюбить – так королеву, проиграть – так миллион! – возвещает Арман, обтирая о рукав очередное яблоко. – Я, пожалуй, не стану будить Дебурне и останусь спать у тебя.

– Да ты его и не разбудишь. Оставайся, конечно! А Поль со своими оглоблями пусть спит на сундуке, – соглашается Клод.

– Огрызки чур тоже съедайте – не должно остаться никаких следов!

Ларошпозье засыпает с последним яблоком во рту и берет его с собой, когда в четыре часа утра друзья просыпаются от звука колокола, призывающего к мессе.

– По дороге доем, – отмахивается он от Армана, который слишком сильно хочет спать, чтобы настоять на своем.

– О, какой союз! Нищий благородный дворянин и богатая невеста из судейских крыс! – сонный Арман отстал от Поля и Клода, которые вырвались вперед и попали под обстрел насмешек Лансака, поравнявшись с окном его спальни. Клод краснеет – его отец, хоть и богат, принадлежит к «дворянству мантии» – он из чиновников, и возвысился благодаря дружбе с Франсуа дю Плесси, происходящему из старинной аристократии. Но сейчас семьи и Дю Плесси, и Ларошпозье балансируют на грани разорения, в то время как он, внук простого писца, носит бархат и получает образование в Наварре, где учился и нынешний король, и прошлый. Ему неудобно перед друзьями, но еще больше он ненавидит Лансака.

Тот меж тем открывает рот, чтобы продолжить оскорбления, но тут запыхавшийся Арман наконец их догоняет, и Лансак замолкает на полуслове.

Ларошпозье подкидывает на руке надкусанное яблоко и запускает прямо в лоб Лансаку. Арман и Клод обреченно следят за полетом.

– Высекут, – убежденно говорит Бутийе, и на этот раз с ним никто не спорит, только Поль виновато улыбается.

Но их не высекли. Ничего не происходит ни в этот день, ни на следующий. Ларошпозье больше не проигрывает Лансаку свой обед и благополучно завершает учебный год.

В начале нового учебного года они узнали, что барон Шарль-Анри Лансак  из Гаскони не вернется – он утонул, свалившись в колодец.