Читать книгу Загадки Красного сфинкса - Татьяна Александровна Яшина, Татьяна Яшина - Страница 1

Моя жизнь ничего бы не стоила без служения этому великому человеку.

Я был рожден, чтобы ему служить. Моя достопочтенная матушка была кормилицей в семействе Франсуа дю Плесси де Ришелье, прево* Королевского дома и, благодарение Богу, выкормила уже троих отпрысков этого благороднейшего семейства, когда родился четвертый – синий, тощий и крошечный. Тем не менее мальчик открыл ротик и еле слышно, но уверенно запищал, возвещая, что жив, несмотря на малый вес.

Его тут же отдали кормилице, и младенец сразу взял грудь, тем самым исторгнув вздох облегчения у своей матушки, госпожи Сюзанны.

– Благодарю вас, мадам! – поклонился вошедший в комнату господин дю Плесси. – Мальчик! Когда угодно назначить крестины, моя дорогая?

– Я полагаю, мсье, наш сын очень мал и слаб, чтобы перенести окунание в купель без ущерба для здоровья, – возразила его жена. Действительно, новорожденный еле-еле виднелся из своих пеленок, и макушка его, лысая, без единой пушинки, так и не оставила синюшного оттенка.

Ее муж покачался на носках, размышляя.

– Дорогая, если вы так говорите… То не совершим ли мы грех, допуская, что дитя может предстать перед Всевышним некрещеным, как какой-нибудь язычник или еретик?

– Лучше живой еретик, чем мертвый католик! – отрезала мадам Сюзанна, и ее супруг без возражений удалился.

Так младший сын прево Королевского дома и оставался некрещеным, то есть без Господнего попечения больше полугода, всецело завися от забот матери и кормилицы. Надо признать, что результат этой заботы был более чем удовлетворительным, ибо из всех детей четы дю Плесси ни один не умер во младенчестве, что было, увы, почти неизбежной данью смерти среди всех – богатых и бедных, графов и торговцев иголками, оружейников и крестьян Пуату, откуда собственно и происходит наша семья и откуда моя матушка была вывезена в Париж в 1578 году, когда родился первенец герцога. Моя матушка, недавно разродившаяся моей сестрой Фантиной, была пожалована высоким званием кормилицы и вместе с семейством поселена в приходе Сент-Эсташ на улице Булуа.

Тогда наше семейство состояло из матушки, ее мужа – моего отца, сына Леона и дочери Фантины.

Шли годы, семейства плодились и размножались, и волею Господа через много лет у моих родителей было уже четырнадцать детей, из которых старшие давно вылетели из гнезда и обзавелись своими семьями. А моей сестре Марии, которая доводилась молочной сестрой юному Арману, его благодарные родители пожаловали такое приданое, что позволило ей в восемнадцать лет выйти замуж за богатого купца.

Эта сумма была вручена моей матушке в день крестин Армана Жана дю Плесси де Ришелье – прекрасным весенним днем, пятого мая, который в том далеком 1586 году был удивительно теплым, и упитанного младенца (во-о-от такие перевязочки на руках! Такой пухленький!) без опаски вручили священнику храма Святого Евстахия, чтобы тот наконец сделал из него истинного христианина. Крестными юного Армана Жана были два маршала Франции: Арман Де Гонто-Бирон и великий Жан Д’Омон.

Солнце било в витражные окна собора, играло на парчовой ризе священника, на роскошной перевязи маршал Гонто-Бирона, на шпаге маршала Д’Омона, капли святой воды на коже младенца горели как бриллианты. Воистину, все уже тогда говорило, что Господь не зря сохранил жизнь этому ребенку.

Все это я много раз слышал от моей матушки, ведь после Армана у четы дю Плесси родились еще две дочери, а служба в качестве кормилицы младшему дю Плесси стала самой важной страницей ее профессиональной биографии. Мой отец к тому времени освоил ремесло садовника, и наша семья осталась в Париже, в доме в глубине парка, окружающего дворец прево.

Я стал сюрпризом для моих родителей, родившись после десятилетнего перерыва, когда матушке уже исполнилось сорок пять. Конечно, меня избаловали. И мать, и отец, и шесть моих братьев, и семь сестер, и бесчисленные племянники и племянницы любили меня и играли со мной, не особо нагружая ученьем или работой.

Хоть я и был последышем, ростом и лицом Господь меня не обидел. «Люсьен у нас ладный паренек», – говорил отец. «Красавчик наш! Да ведь у нас с тобой, старик, все дети удались, что уж греха таить, – отвечала ему матушка, – Ишь, глаза какие жаркие!»

Смуглая даже зимой кожа, волосы ежом и большие черные глаза достались мне от матушки, а уж откуда среди белобрысых уроженцев Пуату такие стати – Бог весть! Моя мать всегда была дородной, могучей женщиной отменного здоровья, и хоть располнела с возрастом так, что с трудом проходила в дверь, никогда ничем не болела. Отец мой, очень добрый, тихий и молчаливый человек, узкий в кости и рано облысевший, всю жизнь слушался жену и жил счастливо, то подрезая розы, то подкармливая гортензии. Меня он пытался приохотить к труду садовника, но копаться в земле я не любил, предпочитая торчать на кухне в господском доме. В невинном детстве меня привлекали там плюшки и булки, а потом – болтовня с кухонными девушками, которых там было немало. Они весьма привечали меня, и мне частенько перепадал поцелуй от той или иной красотки, и вскоре я чаял дорасти до тех дел, что творили между собой служанки и повара.

А потом появился Антуан. Однажды на рассвете я как обычно ворвался в кухню, где уже кипела работа – у огромного очага сам главный повар мсье Мишель крутил на вертеле цыплят, его помощница Франсуаза била в огромной миске заварной крем, а над большим противнем склонился тоненький светловолосый паренек. Вооружившись рожком, он отсаживал эклеры, которыми любила по воскресеньям лакомиться мадам дю Плесси. На парне была чистая и новая рогожная куртка – форма всех кухонных работников, из-под рогожного колпака свешивалась длинная светлая прядь, почти касаясь противня, но поправить ее он не мог – очень старался ровно выдавить на противень полоску теста.

– Подбери лохмы, Антуан! – толкнула его в бок Франсуаза, заметив то же, что и я. Паренек вздрогнул, выпрямился и уставился прямо на меня голубыми испуганными глазами.

– Доброе утро, Франсуаза! Не пугай человека, а то он напустит лужу прямо на пол.

– Лучше лужа на полу, чем волос в эклере, – буркнула та.

Я запустил палец в крем.

– М-м-м… Восторг! – заявил я, плотоядно облизываясь и глядя при этом прямо в ее декольте.

– Люсьен, бесстыдник! – закричала она, игриво ударяя меня по руке и приходя в хорошее настроение.

Паренек неловко озирался в поисках места, куда положить рожок. Руки у него были в тесте, и, представив, как он запачкает свои блестящие чистые волосы, я решительно подошел к нему, взялся за свисавшую прядь и заправил ее под колпак.

– Спасибо! – тихо произнес парнишка, вскинув на меня глаза.

– Люсьен добрый малый, всегда поможет, – одобрила меня кухарка.

– О, Люсьен! – прогудел главный повар, поворачиваясь ко мне. – Покрути-ка этих цыплят, мне пора заняться спаржей, а эти лентяи еле ноги таскают!

Я взялся за ручку вертела, таким образом оказавшись вблизи нового поваренка и завел с ним разговор. Вскоре я узнал, что Антуан – внук горничной дочери господина дю Плесси, которая вновь со своим мужем-генералом вернулась в Париж и уважила просьбу своей служанки, пристроив парня на кухню к мсье Мишелю. Отец Антуана погиб в сражении у Белой горы** в Чехии, оставив троих детей. Есть еще две старшие сестры, одна замужем за судейским, другая – белошвейка. Оказалось, что Антуан любит печь пирожные и когда-нибудь хочет стать главным кондитером в большом аристократическом доме. Что ему шестнадцать лет, и что раньше он жил в гугенотском Нанте, но вся его семья – верные католики.

– Ты уже ходил к мессе?

– Нет, я только вчера приехал в Париж.

– Пойдем вместе, – предложил я ему, подумав, как должно быть неуютно ему в чужом городе. – У нас большая семья, придут все мои братья и сестры с семьями и детьми, кроме сестры Жаклин, которая со своим мужем-колесником живет в Пасси.

– Охотно пойду с тобой, спасибо… – тихо сказал поваренок и улыбнулся, шмыгнув носом.

– У Люсьена мать – кормилица всех детей господина Франсуа и госпожи Сюзанны! – важно произнесла Франсуаза. Тут же последовал рассказ о юном Армане, как его не крестили полгода и оказались правы – ребеночек не умер, а прекрасно дорос до безопасного кунания в святую воду, а потом глядите-ка – епископ Люсонский!

В разговоре принял участие и мсье Мишель, и кухонные девушки, подтянувшиеся на работу, – несмотря на то, что они слышали эту историю сотню раз, всем было приятно. Все слуги любят посудачить о господах, а уж если господа – большие люди в государстве, то разговор приятен вдвойне.

Я заметил, что и на Антуана стали глядеть с приязнью, словно рассказ посвятил его в какую-то маленькую тайну, связывающую людей в общность, делая их ближе друг к другу. Франсуаза положила поваренку руку на плечо, а кухонные девушки, улыбнувшись мне, улыбались и ему.

*Прево – верховный судья и руководитель секретной службы королевства.

**Битва у Белой горы (1620) – крупное сражение Тридцатилетней войны, в котором католики из Священной Римской империи и Евангелической унии победили чехов-протестантов.