Читать книгу Этюды о конце света. Как умирала империя и рождалась Европа - Татьяна Борисовна Альбрехт - Страница 9

«В то время как все прочее оставалось по–прежнему – мужи, оружие, кони, командиры, отряды, пленники, казна, провиант, с одной перемены личности царствующего все пошло прахом».

Либаний. Надгробное слово по Юлиану. XVIII, 276.

В ночь с 26 на 27 июня 363 года на берегу Тигра недалеко от персидского города Сузы умер император Юлиан II, последний правитель из династии Флавиев. Властитель скончался от тяжелой раны, полученной им в тот же день в рядовой стычке с одним из персидских отрядов.

Мы знаем этого правителя под именем Юлиана Отступника.

Историю, как известно, пишут победители. А Юлиан II, увы, таковым не стал, хотя знал немало побед в своей короткой, полной опасностей жизни. Поэтому его образ, его деяния долгие века рассматривались исключительно через призму «отступничества», «неверный» племянник Константина Великого по мысли христианских апологетов и вторящих им историков более позднего времени был неправ и обречен изначально.

Мне всегда импонировал этот странный император, этот мечтатель и философ на троне, этот воин в пурпуре. Причем, не тот образ, который так ярко нарисовали Ибсен, Мережковский, Брюсов, а настоящий Юлиан, который скрыт за этими масками.

Отступничество…

А за что Юлиану было любить христианскую церковь?

Разве не с одобрения христианских епископов, игравших со времен Первого Вселенского собора немалую роль при дворе Константина Великого и его сыновей, сразу после смерти «первого христианского императора» его сыновья учинили резню всех ближайших кровных родственников почившего властителя?

Юлиану тогда было всего 6 лет (337 год), и только это остановило руку убийцы. Пощадили также старшего брата Галла – ему повезло очень вовремя тяжело заболеть. А вся остальная семья…

Бедные сироты стали фактически заложниками в руках Констанция II. Они жили под присмотром хитроумного епископа Евсевия Никомедийского, который не только всячески ограничивал свободу мальчиков – запрещал им слушать выступления языческих философов, ходить в театры, посещать храмы иных религий (хотя Медиоланский эдикт был указом о веротерпимости, а не о приоритете христианства над другими религиями империи), но и вместе с евнухом Мардонием исправно доносил императору, не зреет ли в милостиво оставленных в живых юнцах дух мятежа.

Конечно, Юлиану не за что было любить своих кузенов – ведь это по их приказу убили родителей и посадили их с братом в золотую клетку. Тем более, сыновья Константина Великого после смерти отца проявили себя отнюдь не с лучшей стороны – не договорились между собой, разделили империю, потом снова перессорились и начали воевать друг с другом. Так что в результате гонку за пурпур выиграл Констанций – самый удачливый из сыновей Константина.

Также не мог будущий император назвать счастливым свое детство, омраченное сначала огромной трагедией – потерей родных, потом жизнью в золотой клетке, в атмосфере подозрительности и доносительства.

В 354 году Юлиан лишился последнего близкого человека – по приказу императора был убит его брат Галл, которого сначала сделали цезарем, доверили ему управление Востоком, затем убили без суда и следствия, обвинив в заговоре против Констанция.

Годы своего «заключения» будущий император потратил на получение разностороннего образования. Он превосходно знал греческую литературу и философию, увлекался сочинениями неоплатоников, теургией, посещал Афинскую школу. Был он лично знаком с Отцами Церкви Григорием Богословом и Василием Кесарийским, христианское учение знал прекрасно во всем его тогдашнем разнообразии (в то время ни о каком едином каноне речи не было, едва приняли Символ веры и важнейшие догматы, а еретические течения еще не подвергались гонениям, даже осужденное собором арианство).

Да и не с христианством Юлиан II боролся, а с претензиями церкви на исключительность и право решать за других, во что верить, кому и как молиться.

Впрочем, все по порядку.

У Констанция своих детей не было, поэтому в какой-то момент вопрос о преемнике встал очень остро. Никаких добрых чувств император к кузену не питал и хорошо понимал, что Юлиан отвечает ему тем же. Но… политическая необходимость.

В 355 году Констанций провозгласил Юлиана цезарем (то есть, преемником и младшим соправителем с ограниченными полномочиями), женил на своей сестре и дал важное задание – навести порядок в Галлии, которая подвергалась беспрерывным нападениям германских племен, живущих на рейнской границе, особенно, алеманов.

Конечно, и здесь не обошлось без соглядатаев, доносчиков, прямого неподчинения и предательства. Да и сам император, наверно, в тайне надеялся, что молодой, не имеющий никакого военного образования и опыта цезарь провалит задание или вообще погибнет в битве с грозным противником. Наверно, потому и помощь оказывал минимальную, несмотря на настойчивые просьбы и весьма убедительные доводы Юлиана. Доходило до того, что цезарь с войском численностью не больше 13 тысяч должен был отражать большой набег объединенных племен, способных выставить 20–25 тысяч воинов. И это в ситуации, когда то и дело приходилось латать дыры в пограничной обороне на Рейне.

Однако вопреки ожиданиям, Юлиан с задачей справился. За неполных пять лет он навел порядок в обороне рейнской границы, нанес германцам несколько серьезных поражений, построил новые крепости, привел в должный вид прежние укрепления, заключил договоры с несколькими влиятельными вождями, которые обязывались не только соблюдать мир, но и поставлять воинов для римской армии.

Примечательно, что Юлиан, действительно не имевший ни соответствующего образования, ни военной подготовки, сам составлял планы кампаний и сражений, сам водил войска в битву, был практически всегда в первых рядах, рискуя наравне с солдатами и офицерами.

Констанций с возрастающим раздражением и тревогой следил за успехами кузена.

Вот как Аммиан Марцеллин – современник Юлиана II, офицер в его войсках и автор замечательного сочинения по истории поздней империи, пишет о реакции императора и двора на известия об успехах цезаря в Галлии:

«Все самые влиятельные придворные, признанные знатоки в искусстве лести, высмеяли хорошо продуманные планы цезаря и тот успех, что им сопутствовал. Повсюду распространялись глупые шутки, например, что он “больше походил на козла, чем на человека” (намек на его бороду); “его победы начинают приедаться”, заявляли они. “Краснобайствующий прыщ”, “обезьяна в пурпуре”, “грек–любитель” – этими и другими именами называли его. Поочередно донося их до ушей императора, жаждавшего слышать именно такие слова, враги Юлиана пытались очернить его умения. Они укоряли его в слабости, трусости и в сидячем образе жизни, и обвиняли в том, что он умеет сказать о своих победах блестящим языком».

В 360 году Констанций решился на новый персидский поход. Персы, весьма осмелевшие после неудач римлян в предыдущих кампаниях, перенесли военные действия в римскую Месопотамию и наложили руку на Армению – давнее яблоко раздора между двумя великими державами. Готовясь к походу, император потребовал у Юлиана прислать к персидской границе его лучшие войска.

Это требование не только оголяло едва восстановленную рейнскую границу и давало германцам возможности для новых набегов, но и явно свидетельствовало о недоверии сверхподозрительного Констанция к Юлиану – сводило на нет все его успехи и достижения. Да и сами галльские военные части, состоявшие преимущественного из местных жителей или германцев–федератов, восприняли распоряжение ставки без энтузиазма – идти на край света воевать непонятно за что им вовсе не улыбалось. Начался мятеж, в ходе которого цезарь был объявлен императором и облачен в пурпур.

Новой гражданской войны Юлиану не хотелось, поэтому он попытался договориться с кузеном – написал ему решительное, но вежливое и сдержанное письмо, в котором честно обрисовывал положение вещей и предлагал соглашение на основе status quo – Констанций сохраняет власть, занимается персидскими делами, а Юлиан остается в Галлии и продолжает делать то, что делал, в качестве полноправного соправителя.

В принципе, требования весьма разумные, обоснованные и скромные, учитывая, в каком «долгу» перед кузеном был Констанций.

Однако не склонный к компромиссам император потребовал от Юлиана полного и безусловного подчинения, что в принципе означало смерть – Констанций убивал и за меньшее. Юлиан это понял и перешел от переговоров к решительным действиям – выступил в поход против кузена, который все еще был в Малой Азии.

Новоявленный август, уже проявивший полководческий талант, и на сей раз действовал весьма умело – быстро овладел альпийскими проходами, взял под контроль Италию, Иллирик и Паннонию, в короткое время сумел собрать огромную армию и средства для войны. Думаю, он выиграл бы. Тем более, ему во многих случаях симпатизировало население. Однако неожиданная смерть Констанция 3 ноября 361 года избавила Юлиана от тяжкой необходимости вести междоусобную войну.

11 декабря тридцатилетний император вступил в Константинополь и был официально объявлен властителем Рима.

О внутренней политике Юлиана II обычно помнят только в связи с «гонениями» на христиан. Однако никаких гонений не было. Юлиан просто вернул другим религиям то, что при содействии Константина Великого и Констанция было отнято у них христианской церковью.

Император не скрывал своей симпатии к язычеству, честно приносил жертвы в храмах, хотел вернуть Алтарь Победы, отменил некоторые постановления о передаче культовых зданий христианской церкви.

Интересно, что, желая восстановить язычество, Юлиан пытался организовать жречество по образцу христианского духовенства, предписал им вести беседы с паствой и читать проповеди, ратовал за то, чтобы они вели безупречную жизнь. Конечно, это не вернуло авторитет древнему римскому язычеству, которое к тому времени тихо умерло своей смертью. Зато представители разных религий и религиозно-философских школ при содействии Юлиана вздохнули свободнее. Даже иудеи, чей Храм в Иерусалиме он собирался восстановить.

Кроме того, император занимался чисто экономическими вопросами – пытался навести порядок в налогообложении, смягчить налоговое бремя для беднейших слоев и ограничить произвол администрации на местах,

Не забывал он и о военных делах. Ведь на границах империи в ту эпоху всегда было неспокойно.

Ну а что же христианство?

Первым «ударом» по нему был эдикт о веротерпимости 362 года – Юлиан II уравнивал христианскую церковь в правах со всеми остальными, лишал привилегий. Но в то же время он возвращал из изгнания христианских епископов, сосланных за несогласие с «генеральной линией партии» или «еретические взгляды». И одновременно обещал большие выгоды тем, кто готов отречься от христианства.

Следующим шагом была школьная реформа. Юлиан взялся сам утверждать кандидатуры профессоров в школах и поставил вопрос: как могут преподавать Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей те, кто отвергает их воззрения? Таким образом, он фактически лишил христиан права преподавать риторику и грамматику. Более того, христиане ставились перед выбором – получать образование языческое или не получать его вовсе (в официальных школах).

Недружественная политика?

Конечно! Юлиан и не скрывал своей антипатии к религии тех, кто погубил его семью.

Но император не пошел ни на какие крутые меры, ничего не запретил, никого не сослал и не казнил. Да, были некоторые эксцессы с осквернением христианских храмов в ответ на фанатичные выходки христиан. Но это не запреты и не гонения.

Кроме того, называть Юлиана II отступником в принципе неправомерно – он никогда не поддерживал политику своего кузена, с которым находился всю жизнь в глухом конфликте (а в определенный момент и в явном), он с рождения не видел от представителей церкви ничего хорошего (разве что, дискуссии с Григорием Богословом и Василием Великим принесли ему интеллектуальное наслаждение), он никогда не называл и не считал себя христианином.

Так в чем же и на каком основании его обвиняют христианские писатели – представители в идеале самой мирной и терпимой религии?

Юлиан погиб во время персидского похода.

Сначала ему сопутствовал успех. Он захватил несколько стратегически важных городов и крепостей персов, нанести им серьезные поражения. Но потом удача отвернулась от императора. Он не смог взять Ктесифон, хотя, обманув ложными маневрами царя Шапура Великого, подступил к самому городу и захватил укрепленный лагерь персов на крутом берегу Тигра. Затем у армии истощилось продовольствие, они вынуждены были отступать по сложной местности в условиях постоянной нехватки еды и фуража.

В этих обстоятельствах Юлиан проявил себя с лучшей стороны – лично следил, чтобы продуктами обеспечивали в равной мере все армейские части, не пожалев даже припасов для императорской кухни.

Самолюбивый, обожающий успех и похвалы, грезивший о возрождении величия империи и лаврах нового Августа, Юлиан, конечно же, очень сильно переживал свою неудачу (правда, неудачу относительную, царь Шапур готов был заключить мир с Римом на весьма почетных условиях, послы должны были явиться к императору как раз в день его гибели).

Относительно того, что именно произошло в тот роковой день, есть несколько версий.

Точнее, самого факта ранения в неожиданно возникшей стычке никто не оспаривает. Известно даже, что Юлиан вступил в бой, защищенный одним лишь щитом, не надев доспехов, и получил смертельную рану копьем в печень.

Вот как описывает это непосредственный свидетель событий Аммиан Марцеллин:

«…Вдруг император, который в этот момент вышел немного вперед для осмотра местности и был без оружия, получил известие, что на наш арьергард неожиданно сделано нападение с тыла.

3. Взволнованный этим неприятным известием, он забыл о панцире, схватил в тревоге лишь щит и поспешил на помощь арьергарду, но его отвлекло назад другое грозное известие о том, что передовой отряд, который он только что оставил, находится в такой же опасности.

4. Пока он, забыв о личной опасности, спешил восстановить здесь порядок, персидский отряд катафрактов совершил нападение на находившиеся в центре наши центурии. Заставив податься левое крыло, неприятель стремительно стал нас окружать и повел бой копьями и всякими метательными снарядами, а наши едва выдерживали запах слонов и издаваемый ими страшный рев.

5. Император поспешил сюда и бросился в первые ряды сражавшихся, а наши легковооруженные устремились вперед и стали рубить поворачивавших персов и их зверей в спины и сухожилия.

6. Забывая о себе, Юлиан, подняв руки с криком, старался показать своим, что враг в страхе отступил, возбуждал ожесточение преследовавших и с безумной отвагой сам бросался в бой. Кандидаты, которых разогнала паника, кричали ему с разных сторон, чтобы он держался подальше от толпы бегущих, как от обвала готового рухнуть здания, и, неизвестно откуда, внезапно ударило его кавалерийское копье, рассекло кожу на руке, пробило ребра и застряло в нижней части печени.

7. Пытаясь вырвать его правой рукой, он почувствовал, что разрезал себе острым с обеих сторон лезвием жилы пальцев, и упал с лошади. Быстро бежали к нему видевшие это люди и отнесли его в лагерь, где ему была оказана медицинская помощь.

<…>

23.Все умолкли, лишь сам он глубокомысленно рассуждал с философами Максимом и Приском о высоких свойствах духа человеческого. Но вдруг шире раскрылась рана на его пробитом боку, от усилившегося кровотечения он впал в забытье, а в самую полночь потребовал холодной воды и, утолив жажду, легко расстался с жизнью…».

Мнения авторов расходятся в вопросе, кто направил это копье, и случайно ли оно попало в императора.

Одни полагают, что это была диверсия персов – они хотели убить Юлиана, чтобы в обстановке паники и безвластия навязать римлянам кабальные условия мира (к слову, так и произошло – скоропалительно избранный преемник Юлиана Иовиан заключил мир с Шапуром на весьма неприглядных для Римской империи условиях),

Другие полагают, что копье было брошено римлянином – либо заговорщиком, из тех, кто хотел возвести на престол собственного кандидата, либо просто недовольным затянувшимся походом и суровостью Юлиана, который не хотел превращать их вынужденное отступление в позорное бегство (а этого в измотанном войске желали многие).

Есть версия, что это была месть солдата-христианина (тоже весьма «лестная» характеристика для адептов религии любви и прощения).

Ну и самое фантастическое предположение: это было самоубийство. Юлиан не мог пережить провала, понял, что положение армии безнадежно и искал смерти в бою.

Красиво! Но все решения и поступки императора, подробно описанные и разобранные Аммианом Марцеллином, с самого начала сопровождавшим Юлиана в персидском походе, противоречат этой версии.

Как бы там ни было, 27 июня 363 года последний император из рода Флавиев, последний потомок Константина Великого на римском троне умер на персидской земле и был оплакан многими искренне чтившими и любившими его солдатами.

Бедный мечтатель! Судьба явно несправедливо обошлась с этим талантливым, умным, в чем-то очень наивным и благородным человеком. Да и посмертная слава ему досталась весьма сомнительная. Впрочем, госпожа Клио – мастер на такие недобрые шутки.

Кстати, Юлиан II был не только талантливым полководцем и умелым администратором, но еще и хорошим писателем. К счастью, его сочинения переведены на русский язык. Интереснейшее чтение. За этими строками – личность неординарная, может, даже сознающая всю безнадежность своего «бунта», но жаждущая бури, чтобы не отдать без боя любимый старый Рим – центр ойкумены, а не столицу христианского мира.