Читать книгу Израиль и США: Основные этапы становления стратегического партнерства 1948–2014 - Татьяна Карасова - Страница 4

Начало второго президентского срока Д. Эйзенхауэра

Выборы 1956 г. принесли новый успех 66-летнему Эйзенхауэру, и он снова занял свой кабинет в Белом доме. Дальнейшие события, проходившие в ближневосточном регионе в 1957–1961 гг., привели к серьезным переоценкам американцами своих приоритетов в политике на Ближнем Востоке. В начале 1950-х гг. американская позиция в отношении Израиля, как уже отмечалось, была весьма сдержанной. США не были уверены в надежности Израиля как союзника, и даже в перспективах его выживания, тем более что стоявшие у власти левые сионисты рассматривались частью правящих кругов США как «почти коммунисты», а Госдеп и министерство обороны выступали за приоритет построения союзнических отношений с арабскими странами. Если в начале 1950-х гг. опорой американских интересов считались умеренные националистические арабские государства, а Израиль расценивался администрацией США как серьезное препятствие этим интересам на Ближнем Востоке, то в годы второго президентского срока Эйзенхауэра еврейское государство уже выступало в качестве важного стратегического противовеса растущей силе арабского национализма[110].

Сразу после Синайской кампании израильское правительство вновь попыталось наладить «особые отношения» с Вашингтоном. Эйзенхауэр в свое время наиболее резко выступал против идеи своего предшественника в Белом доме, Трумэна, об «особых отношениях» с еврейским государством. Он вообще не доверял идеям партнерства, не стоящим на прочной базе взаимных стратегических интересов. С особым подозрением он относился к деятельности произраильского лобби и его организаций как представителей модели «особых отношений» в американской столице. Следует напомнить, что именно при Эйзенхауэре, в феврале 1959 г., организация АЙПАК (AIPAC – American Israel Public Affairs Committee) впервые появилась на политической сцене как легитимное произраильское лобби. Правда, в первые годы существования ее способность мобилизовать поддержку Израиля среди членов Конгресса и администрации США (в особенности по вопросу оборонных закупок) была незначительной.

Американские чиновники не раз пытались ограничить шаги АЙПАК и не допустить какой-либо критической деятельности с ее стороны по отношению к политике администрации в израильском контексте. В конце 1950-х гг. были произведены полицейские рейды на штаб АЙПАК в Вашингтоне для расследования источников финансирования организации. Ее руководителям было предъявлено требование зарегистрироваться как «иностранные агенты»; одна за другой следовали угрозы отнять у еврейских организаций и учреждений, делавших пожертвования Израилю, налоговые льготы, если они не ограничат свою деятельность сферой филантропии и не воздержатся от любой попытки «оказать политическое давление»[111].

Эта акция была в основном направлена против появившейся в Конгрессе США довольно действенной по тем временам группы произраильских лоббистов. Давление, исходившее от конгрессменов-лоббистов в вопросах, касающихся Израиля, в целом было характерным для взаимоотношений исполнительной и законодательной ветвей власти американской политической системы. Администрация Д. Эйзенхауэра старалась сохранить сбалансированность своей политики в отношении Израиля и арабских стран, и вследствие этого любая активизация деятельности произраильского лобби вызывала беспокойство у правительства Соединенных Штатов. Но, несмотря на все усилия администрации Эйзенхауэра отстраниться от модели «особых отношений» с Израилем, базовое различие между этой моделью и концепцией «стратегических интересов», постепенно ослабевало.

Необходимо подчеркнуть, что в процессе складывания американо-израильских отношений, имевших, несомненно, большое значение для только что созданного еврейского государства, политика Бен-Гуриона отличалась определенной независимостью и, в первую очередь, исходила из определения собственных национальных интересов. Израиль всегда был для Америки «строптивым» союзником, который никогда беспрекословно не принимал все условия внешнеполитической игры, предлагавшиеся или навязываемые им американцами.

«Доктрина Эйзенхауэра»

В мире набирала силу «холодная война», идеологом которой теперь стал Эйзенхауэр. В начале 1957 г., в период второго президентского срока Эйзенхауэра, после того как Израиль завершил вывод своих войск с Синайского полуострова, у американской администрации не осталось сомнений, что идея «Багдадского союза» безвозвратно рухнула. (В предшествующие годы считалось, что ведущую роль в обороне данного региона играют британские вооруженные силы и войска стран Багдадского пакта[112].)

После Суэцкого кризиса американское правительство начало пересмотр военных планов на Ближнем Востоке. 5 января 1957 г. на совместном заседании обеих палат американского Конгресса Эйзенхауэр выступил с программной речью, в которой изложил основные принципы новой политики США на Ближнем и Среднем Востоке. В рамках принятой доктрины, США выразили решимость использовать вооруженные силы для защиты своих интересов на Ближнем Востоке и обязались предоставлять помощь в борьбе против агрессии любого государства, контролируемого мировым коммунизмом. Новая американская оборонная доктрина представила двухстороннюю программу, предлагавшую изолированные и точечные решения кризисов и очагов обострения на Ближнем Востоке.

Основу внешней политики составила идея «массированного возмездия», которая предусматривала оказание экономической и военной помощи странам Ближневосточного региона и размещения американских войск по просьбе правительств государств, которым угрожает «международный коммунизм или страны, контролируемые международным коммунизмом»[113]. Российский специалист В. Румянцев отмечал, что антисоветский пафос «доктрины Эйзенхауэра» был очевиден: усиление влияния Советского Союза в Ближневосточном регионе беспокоило американское руководство. Это не совпадало с задачами ближневосточной политики – переключению внимания мусульманских стран от Израиля к угрозе советского проникновения на Ближний Восток[114].

«Доктрина Эйзенхауэра» была призвана решить комплекс проблем ближневосточной политики США, одной из которых была нефтяная. Она должна была способствовать удержанию доступа ведущих стран НАТО к ближневосточной нефти. Доктрина была нацелена на сплочение стран – противников политики Г.А. Насера. Особое значение придавалось роли Саудовской Аравии, которая, как считали в Вашингтоне, могла стать противовесом влияния президента Египта в арабском мире. Фактически доктрина должна была обеспечить Израилю американскую поддержку в случае нападения на него арабской страны, ориентирующейся на СССР.

Однако поскольку адресатом «доктрины Эйзенхауэра» выступали и арабские государства, в Израиле отношение к доктрине было неоднозначным. Коммунисты и левые сионистские партии выступили категорически против ее одобрения. Левые фракции Кнессета, не согласные с прозападной ориентацией Израиля, возражали против публичной поддержки «доктрины Эйзенхауэра», согласно которой государство, находящееся в состоянии противостояния с СССР, получит американскую помощь. На голосовании по поводу политики правительства, прошедшем 3 июня 1957 г., левые партии МАПАМ и Ахдут ха-Авода воздержались из-за разногласий в этой области. На том же голосовании правое движение Херут проголосовало против правительства, потому что поддерживало более выраженную проамериканскую линию. Тем не менее 21 мая 1957 г. доктрина была фактически принята Израилем – правительство сделало заявление общего характера в ее поддержку[115].

«Доктрина Эйзенхауэра» означала отход администрации от иллюзии проамериканского регионального союза (так как Египет и Сирия не согласились поддержать идею союза, несмотря на готовность Америки помочь им в экономическом и военном отношениях). Однако и на том этапе это еще не означало признания стратегической ценности Израиля. Бен-Гурион понимал, что модель «особых отношений», которая при Трумэне была построена на эмоциональном восприятии президентом Холокоста и уважении к историко-культурному наследию еврейского народа, при новом главе Белого дома не работает.

Для того чтобы Израилю можно было опереться на самого сильного союзника, каковым могли быть только США, необходимо было стать его официальным союзником и партнером. Чтобы администрация оценила региональную роль Израиля, ей необходимо было предложить факты и доказательства, подтверждающие возможности Израиля в качестве защитника жизненных интересов Запада в регионе. Вскоре события на Ближнем Востоке предоставили Израилю такую возможность.

США и Израиль начинают дружить: иорданский кризис

Хотя обстоятельства и изменились, Эйзенхауэр все отвергал попытки форсирования организационного оформления быстро развивающихся американо-израильских отношений, как затем и Кеннеди в начале его президентского пути. Развернувшиеся во второй половине 1950-х гг. региональные события, в ходе которых Израиль однозначно выступил на стороне западных стран, резко усилили его стратегическую ценность в глазах Вашингтона.

Ситуация с Иорданией дала возможность Израилю доказать свою значимость. В начале 1956 г. король этой страны Хусейн отказался от своего изначального намерения присоединиться к Багдадскому пакту и стал подумывать о сближении с Египтом. Однако думал он недостаточно быстро, и его положение внутри страны ухудшалось: усилилось давление со стороны сторонников насеровской программы всеарабского единства в его собственном правительстве и армии, включая премьер-министра Сулеймана Аль-Набулси и командующего Генерального штаба Али Абу-Навар. В апреле 1957 г. это вылилось в «заговор Зарка», целью которого было свержения хашимитского режима Абу Наваром. Над правящей династией нависла угроза египетского вторжения.

Король Хусейн, опираясь на верные ему бедуинские военные части и при поддержке США, которые прислали в регион свой 6-й флот, сумел справиться с заговорщиками и вынудил Абу-Навара удалиться в ссылку в Сирию, а Аль-Набулси уйти в отставку. Во время этих событий Вашингтон в первый раз использовал возможности Израиля для запугивания Египта с целью предотвратить его вмешательство в дела Иордании. С одной стороны, во время иорданского кризиса администрация США старалась разубедить правительство Бен-Гуриона в необходимости каких-либо военных действий со стороны Израиля в регионе, в основном на Западном берегу. С другой, американцы предупреждали, что они потребуют от Насера обуздать его сторонников и активистов в Иордании, а в случае его отказа Израиль вмешается в кризис[116]. В феврале 1958 г. произошло объединение Сирии и Египта в единое государство, получившее название Объединенная Арабская Республика (ОАР). Ее президентом стал Г.А. Насер.

Теперь американская администрация оценила потенциал Израиля, способного осуществить давление на Насера, в то время воспринимавшегося Вашингтоном как основная угроза американским интересам на ближневосточной арене. Стала очевидной ценность фактора израильского сдерживания, так как 6-й флот США не мог постоянно в одиночку обеспечивать необходимую защиту пошатнувшейся власти хашимитского короля. Именно во время иорданского кризиса начался процесс превращения Израиля в стратегического партнера США. Через пятнадцать месяцев после того, как королю Хусейну удалось подавить «заговор Зарка» и стабилизировать свою власть, разразился новый, еще более острый кризис, угрожавший существованию королевства. На этот раз, в отличие от событий в апреле 1957 г., правительству Бен-Гуриона была уготована роль защитника иорданского соседа, находящегося под угрозой с востока. Уроки, извлеченные администрацией Эйзенхауэра из действий Израиля при этом кризисе, еще более подкрепили опыт 1957 г.[117]

Прямым источником угрозы для власти короля Хусейна теперь был Ирак. 14 июля 1958 г. в результате военного переворота, организованного полковником Абдель Каримом Кассемом, была срублена иракская ветвь хашмитской династии. Любимый дядя короля Хусейна, иракский король Файсал, наследник престола Абдул Ила, и премьер-министр, традиционный друг Британии, Нури Саид были казнены. Хашимитское королевство в Иордании вновь оказалось под угрозой. Успех Кассема при захвате власти пробудил опасения, что революционная волна захлестнет соседнюю Иорданию и приведет к гибели единственного уцелевшего представителя династии. Параллельно усиливалось внутреннее сопротивление и саботаж против Хусейна, массовые демонстрации захлестнули Западный берег реки Иордан. В Вашингтоне и Лондоне пришли к решению о необходимости немедленных действий. Был разработан совместный британо-американский план оказания иорданскому королю экономической помощи и военной поддержки.

В те же самые дни Ливан оказался на пороге гражданской войны в свете попытки президента Камиля Шамуна изменить ливанскую конституцию таким образом, чтобы это позволило ему выставить свою кандидатуру на дополнительный шестилетний период президентского правления. Эйзенхауэр решил послать свои войска на ливанскую сцену. Когда судьба короля Хусейна висела на волоске, а угроза иракской революции стала очевидной, администрация решила ответить на обращение президента Шамуна, признавшего «доктрину Эйзенхауэра», и послать на побережье Бейрута 1500 десантников, хотя основной противник Шамуна в борьбе за власть, генерал Фуад Шихаб, не был связан прямым или косвенным образом с каким-либо «коммунистическим заговором»[118].

Американское вмешательство, которое началось уже через сутки после иракской революции, действительно содействовало стабилизации прозападной власти Шамуна и понижению уровня насилия в Ливане, изобилующем межобщинными расколами и трениями на религиозной почве, но оно не изменило ни на йоту ситуацию на иорданском фронте. Если американские действия предназначались для того, чтобы вдохновить и поощрить осажденного иорданского короля (а также противников нового режима в Багдаде), то эта цель не была достигнута, главным образом из-за внешнего и внутреннего давления, которое усиливалось с каждым днем.

Был план решить «иорданскую проблему» путем запуска совместной американо-британской воздушной флотилии в Амман. Однако Эйзенхауэр и Даллес отвергли предложение премьер-министра Британии Г. Макмиллана послать военную силу в Иорданию. Британия решила направить самолетами в Амман десант из 220 парашютистов, а Вашингтон согласился участвовать в операции спасения посредством поставки нефти и дополнительного жизненно необходимого сырья в Иорданию. Транспортные самолеты также были американскими.

В последнюю минуту возникло препятствие, которое грозило все сорвать. Король Саудовской Аравии не позволил самолетам заправляться горючим на воздушной американской базе Дахран, на Саудовской земле. Иорданский порт Акава не представлял собой практической альтернативы, так как путь по суше из Акавы в Амман не подходил для перевозки контейнеров с горючим и сырья в больших объемах. Тем, кто планировал операцию, остался всего лишь один выбор: запустить воздушную флотилию с британской базы Аркотири на Кипре через воздушное пространство Израиля, прямо в осажденный Амман.

Бен-Гурион на это согласился и в июле 1958 г. воздушное пространство Израиля пересекли десятки самолетов. Эта американо-британская воздушная флотилия сыграла свою роль в стабилизации положения в хашимитском королевстве, хотя и не создала рычага для контрреволюции в Ираке. Король Хусейн пережил кризис: как и в 1957 г., ему удалось расстроить заговор против себя с помощью верных бедуинских подразделений и на фоне британского военного присутствия в его столице. Решение Бен-Гуриона позволить авиационной флотилии западных союзников пересечь воздушное пространство Израиля имело больше значение. Хотя Израилю не пришлось направить свои войска в Иорданию, Эйзенхауэр и Даллес признали, что принять такое решение Бен-Гуриону было вовсе не просто и что премьер-министр был вынужден взять на себя значительный риск, когда решил открыть небо Израиля самолетам «Глобмастер».

Вашингтону было ясно, что Бен-Гурион оказался под давлением снаружи и внутри, осложнявшим его решение. Основные его партнеры по коалиции из левого лагеря, возглавляемые министрами социалистической партии МАПАМ, с большим упорством сопротивлялись этому решению, которое, по их мнению, усиливало стратегическую связь между Израилем и Западом, а также угрожало обострить и так осложненные отношения между Иерусалимом и Москвой[119].

Через сутки после того как премьер-министр дал «зеленый свет» пересечению воздушного пространства Израиля западными военными силами, советское правительство потребовало от Бен-Гуриона немедленно аннулировать свое решение. Бен-Гурион также опасался, что «сотрудничество с западными колониалистами» может резко ухудшить его отношения с государствами третьего мира, с которыми Израиль стремился установить дружеские связи, рассматривая их как возможных союзников в противовес враждебности арабского окружения.

В конечном счете, Бен-Гурион выдержал давление. Левые фракции не осуществили своего намерения выйти из правительства, а угрожающие демарши Кремля относительно вклада Израиля в операцию не перешли в практическую плоскость. Однако премьер-министр потерпел неудачу в своих ожиданиях немедленной и осязаемой американской награды (будь то в форме поставки американского оружия или в виде получения американских гарантий) за принятое им решение открыть свое небо. Его абсолютно не удовлетворили абстрактные заявления Вашингтона о том, что «недавние события сблизили Соединенные Штаты и Израиль». Премьер-министр считал, что помощь, оказанная его страной западным державам, должны немедленно принести Израилю «стратегические дивиденды»[120].

Итак, события в Иордании предоставили Бен-Гуриону возможность доказать свой вклад в развитие обстановки на региональном уровне, что соответствовало в тот момент интересам западных держав. Публичные высказывания представителей американской администрации о способности «внести вклад в стабильное международное положение» во время иорданского кризиса показывали, насколько сильно изменилось восприятие Израиля администрацией Эйзенхауэра по сравнению с прохладным отношением к нему вначале. Так, например, на встрече с послом Израиля в Вашингтоне Аббой Эбаном, состоявшейся 21 июля 1958 г., Даллес высказывался совершенно в ином стиле, чем полтора года перед этим, в разгар «операции Кадеш». Госсекретарь впервые неофициально подтвердил обязательство США выступить гарантом безопасности Израиля, если возникнет угроза самому его существованию, заявив, что американское правительство «обязано дать Израилю уверенность в том, что администрация отреагирует «на любую израильскую просьбу» и что существование Израиля в любой ситуации включено в зону жизненных интересов США»[121].

Меняющийся подход к Израилю был отражен и в документе, который сформулировал 19 августа 1958 г. председатель комиссии планирования США Эверетт Глисон. Документ, озаглавленный «Следует ли США снова взвесить их политику по отношению к Израилю?» проанализировал комплекс угроз и проблем, стоящих на повестке дня администрации на Ближнем Востоке, и решительно заключил: «Если мы хотим сражаться с радикальным арабским национализмом, то логическим выводом из этого будет поддержка Израиля как единственной прозападной силы, оставшейся на Ближнем Востоке». Через два дня на заседании, состоявшемся в Совете национальной безопасности, на основании документа, сформулированного Глисоном, Эйзенхауэр сделал следующее замечание: «Ирония заключается в том, что мы были должны помешать Израилю стать стороной, инициирующей агрессивные действия по отношению к арабским государствам, а не наоборот»[122].

Бен-Гурион вновь и вновь обращался к американской администрации с просьбой о поставках современного оружия. После того как Даллес впервые неофициально подтвердил американские гарантии безопасности еврейского государства, израильское правительство стало активно добиваться превращения Соединенных Штатов в основного поставщика оружия. Как отмечал В. Румянцев, это объяснялось обострением ситуации в Алжире, которое вынуждало Францию – главного на тот момент стратегического партнера Израиля – воздержаться от заключения новых сделок по продаже оружия израильской армии[123].

Израильские политики считали в 50-е гг. ХХ в., что очередной виток гонки вооружений на Ближнем Востоке начался в результате «чешской сделки» в сентябре 1955 г. – поставки советского оружия в Египет, что нарушило баланс сил в регионе «в пользу коммунистов»[124]. Особенно активно поддерживали эту идею представители правого лагеря Израиля. Лидер оппозиции Бегин во время своего визита в Вашингтон в 1957 г. обращался к руководству Соединенных Штатов, умоляя изменить отношение к Египту и его «диктатору Насеру», который «открыл дверь для коммунистической экспансии» на Ближний Восток». Бегин и его последователи считали, что давление Эйзенхауэра на правительство Бен-Гуриона и угроза экономических санкций против Израиля во время Суэцкого кризиса (в частности, угроза эмбарго на частную и общественную финансовую помощь со стороны американских произраильских организаций и частных лиц), а также нежелание Америки поставлять оружие играет на руку арабским врагам еврейского государства и создает базу для постоянных атак против Израиля. Бегин и его партия Херут были ярыми противниками «антиизраильского» курса Эйзенхауэра. В американской столице он встречался с группой сенаторов, в частности с сенатором-республиканцем Вильямом Ноуландом и лидером большинства Линдоном Джонсоном, которые открыто критиковали «антиизраильский курс» администрации Эйзенхауэра[125]. Вообще, среди израильских лидеров и представителей еврейской общины в Соединенных Штатах существовало мнение, что Эйзенхауэр и Даллес были враждебно настроены к Израилю, считая его «помехой» в реализации стратегических замыслов ведущих стран НАТО на Ближнем и Среднем Востоке. Очевидно, что дело было не в личной антипатии Эйзенхауэра или Даллеса: руководство республиканской администрации просто никогда не забывало, что нефтяной фактор арабских стран тоже должен учитываться.

Решение США от 9 мая 1956 г., накладывающее запрет на продажу оружия Израилю, оставалось в силе. В то же время Америка, не колеблясь, использовала страх Каира перед возможностью военного вмешательства Израиля в иорданскую ситуацию. Даллес объяснял своему британскому коллеге Селвину Ллойду при их встрече 12 августа 1958 г.: «Предпримет ли Израиль военные действия в Иордании, в случае, если хашимитское королевство рухнет? Важным является то, что Египет подумает об этой возможности. Если Египет придет к выводу, что в данном случае Израиль начнет широкомасштабную войну, сомнительно, что он будет продолжать свои действия в Иордании, так как в такой войне Египет потерпит поражение от Израиля»[126].

Действительно, в ходе целой серии встреч, проведенных американскими представителями с президентом Насером и египетским министром иностранных дел Махмудом Фаузи на протяжении августа 1958 г., красной нитью проходил один и тот же устрашающий и однозначный постулат. «Если Египет будет упорствовать в своих действиях в Иордании, и в результате этого королевство падет, – предупреждал заместитель помощника государственного секретаря Роберт Мерфи президента Насера при их встрече 6 августа, – тогда Израиль нападет и США не сможет осуществлять контроль над его действиями»[127]. Впоследствии Мерфи докладывал Даллесу, что, «услышав эту угрозу, Насер похолодел и отрицал какую-либо вовлеченность Египта в происходящее в Иордании». На протяжении беседы с Мерфи египетский президент несколько раз возвращался к иорданской проблеме и вновь и вновь подчеркивал, «что у Египта, и у него лично, нет никакого намерения поощрять переворот или беспорядки в Иордании»[128].

На самом деле использование «израильского кнута» как угрозы Египту, которому было выдвинуто требование предпринять действия для тушения пламени в Иордании и обуздания его сторонников в иорданской армии и на Западном берегу, сделало свое дело. По крайней мер, к такому выводу пришли авторы американской политики, когда иорданский кризис стих. Впоследствии, при более поздних кризисах, потрясавших королевство, в особенности в 1963 и 1970 гг., администрации США будут предпринимать полностью идентичные действия, используя мощь Израиля как рычаг устрашения Насера или Сирии. При кризисе 1963 г. администрация Кеннеди повторила тот же прием. Израилю, в свою очередь, во время этих событиях было выдвинуто жесткое требование не пересекать границы Иордании также в случае крушения режима страны. Представители американской администрации продолжали давить на Насера, твердя, что в критических ситуациях при возникновении угрозы жизненным интересам израильского государства, их возможности оказывать на Израиль эффективное давление равны нулю[129].

Подводя итоги, можно сказать, что операция «Мужество» (кодовое название перевозки воздушной флотилии в Иорданию) стала важной вехой в истории развития стратегического партнерства между Вашингтоном и Иерусалимом. После того как правительство Бен-Гуриона помогло наладить перелеты через территорию Израиля, американцы решили, что можно изменить курс и отправить оружие оборонительного характера (противотанковые безоткатные орудия), поставки которого арабы не смогут охарактеризовать как потворство агрессивным планам Израиля[130].

Борьба за новые поставки ракетного комплекса «Хок»

Бен-Гурион и его единомышленники в правительстве, прежде всего И. Рабин, были твердо уверены в необходимости убедить США в своей ценности как главного регионального партнера и сделать их, взамен Франции, основным поставщиком оружия. Сторонники премьер-министра считали, что нужно как-то преодолеть два обстоятельства, негативно влиявших на военный потенциал страны: ограниченные финансовые источники и европейские поставщики оружия, которые не учитывали сложности израильской ситуации и действовали исходя лишь из своих интересов. «Команда» Бен-Гуриона считала, что полагаться в вопросе о поставках вооружений только на один источник, Францию, слишком рискованно. Кроме того, возможности Франции в поставках и их система кредитования не шли ни в какое сравнение с массивным поступлением советского оружия в арабские страны (летом 1957 г. между Сирией и СССР было заключено соглашение о поставках оружия)[131]. Против этой линии выступали гендиректор Министерства обороны Ш. Перес и командующий авиацией Э. Вейцман, которые ценили поставки оружия из Франции и Германии. Для достижения поставленной цели Бен-Гурион избрал свою излюбленную практику манипуляции: премьер-министр дал понять американцам (были посланы соответствующие письма Эйзенхауэру, Даллесу и Макмиллану), что политическое давление на него со стороны оппозиционных партий в Кнессете столь велико, что он не может гарантировать стабильность своего правительства в случае дальнейшей однозначной поддержки американских интересов в регионе. Только немедленные конкретные шаги Вашингтона в направлении обеспечения безопасности страны (поставки вооружений. – Т.К.) могли бы предотвратить правительственный кризис в Израиле. Кроме того, Израилю угрожает резкая реакция со стороны государств третьего мира и СССР[132]. Эта акция возымела успех: американцы пообещали продать систему раннего оповещения, но отказались поставлять наступательные виды вооружений, а также вновь подтвердили свое решение не становиться основным поставщиком оружия в Израиль[133].

Одновременно израильский премьер-министр всеми средствами добивался от Вашингтона не только помощи оружием, но и оформления «работающего» (практического) партнерства, которое бы фактически действовало как совместный оборонный союз по типу того, что был создан между Израилем и Францией в 1956 г. Но этого от американцев получить не удалось.

10 марта 1960 г. Бен-Гурион по приглашению университета Брандайза в Бостоне, присудившего ему звание почетного профессора, прибыл в США и встретился с Эйзенхауэром. На этой встрече он вновь обратил внимание президента на то, что вооруженный современным оружием Израиль мог бы играть ключевую роль в сдерживании Советского Союза в Ближневосточном регионе, и обратился с просьбой о продаже радаров для служб противовоздушной обороны Израиля и ракет «Хок» системы «земля – воздух». В ответ американский президент предложил Израилю расширить свое военное сотрудничество с Францией, Великобританией и Западной Германией. Однако в конце мая 1960 г. Вашингтон решил продать Израилю радарные установки на сумму в 10 млн долларов[134]. Это был довольно скромный объем помощи, так как администрация Эйзенхауэра продолжала придерживаться сбалансированного курса в своей политике на Ближнем и Среднем Востоке, опасаясь, что в ответ на увеличение военной помощи Израилю со стороны США арабские государства могут обратиться за помощью к СССР.

Попытки Израиля укрепить свои отношения с США были в тот момент малоэффективными, так как для Соединенных Штатов это был очень сложный период. Во внутренней политике действия по отмене расовой сегрегации шли одновременно с охотой на людей с «коммунистическими симпатиями». Эйзенхауэр запретил коммунистическую партию США в августе 1954 г. Во внешней политике, помимо глобальной «холодной войны», США схлестнулись с КНР из-за Тайваня и пытались помочь Франции удержать Вьетнам. В марте 1954 г. американцы испытали свою водородную бомбу. В январе 1959 г. Фидель Кастро захватил власть на Кубе. Эйзенхауэру было чем заняться помимо Ближнего Востока вообще и маленького Израиля в частности. Но именно в этот непростой период Израиль начал утверждаться в глазах Америки как надежный региональный партнер, со своими странностями, подчас весьма несговорчивый, конечно, но партнер.