Читать книгу Израиль и США: Основные этапы становления стратегического партнерства 1948–2014 - Татьяна Карасова - Страница 8

Арабо-израильская война 1967 г. (Шестидневная война), без сомнения, занимает особое место в истории Израиля и арабских стран ближнего Востока и Северной Африки. Ее результаты и последствия оказали прямое воздействие на последующую судьбу всего региона и поставили перед мировым сообществом целый ряд проблем, которые не нашли решения до сегодняшнего дня. По общему мнению, война 1967 г. между Израилем, с одной стороны, Египтом, Сирией и Иорданией, с другой, изменила содержание арабо-израильского конфликта. Эта война начала новый этап израильско-американских отношений: она ускорила процесс превращения Израиля в стратегического партнера Америки.

Шестидневная война в Израиле до сих пор окружена ореолом беспримерной победоносности. Однако политические результаты ее далеко не однозначны. Военные результаты этой кампании – серьезный разгром вооруженных сил Египта, Сирии и Иордании – не только не решили основной задачи, которая декларировалась как повод к войне, начавшейся атакой израильских ВВС на египетскую территорию, а именно задачи обеспечения безопасности Государства Израиль, но значительно ухудшили международное и региональное положение страны и вскоре привели к новой арабо-израильской войне. Именно вследствие неоднозначности и противоречивости итогов войны и ее последствий для ближневосточной и мировой истории она до сих пор приковывает интерес специалистов. Изученность данной темы дает возможность не останавливаться подробно на причинах и ходе войны, а сосредоточиться на предмете исследования: какую роль сыграла эта война в развитии израильско-американских отношений[209].

Война 1967 г. стала одним из самых ярких примеров включенности сверхдержав в региональные конфликты в эпоху «холодной войны». Противостояние западных стран, прежде всего США и Советского Союза, на Ближнем Востоке, их политическое и экономическое влияние на отдельные группы стран и разделение их на «проамериканские» и «просоветские» (весьма условное. – Т.К.) сыграло свою роль в обострении арабо-израильского конфликта в июне 1967 г. Действительно, к моменту начала военных действий Ближневосточный регион был поделен на два лагеря. СССР однозначно относил Израиль к «лагерю империалистических сил», которые стремились использовать его «как постоянный источник напряженности на Ближнем и Среднем Востоке», а неурегулированность арабо-израильского конфликта – в качестве предлога для оправдания теории «равновесия» в этом районе»[210]. Со своей стороны, американский истеблишмент свой ближневосточный курс, в частности – отношение к арабо-израильскому конфликту, также неизменно расценивал, прежде всего, в фокусе противостояния с Советским Союзом на региональной арене. В американском Конгрессе при каждом очередном обсуждении ситуации на Ближнем Востоке систематически подчеркивалось, что «с середины 1960-х гг. арабо-израильские войны 1967 и 1973 гг. демонстрировали… что Ближний Восток является ареной, где Соединенные Штаты и Советы сталкивались друг с другом в контексте локальной войны»[211].

Попытка нейтралитета

В начале 1960-х гг. резко обострилось противостояние Израиля и соседних арабских стран – Египта и Сирии. Вовлечены в рост напряженности были также Ливан и Иордания. Руководство США, наблюдая за усложнившейся обстановкой на Ближнем Востоке, изо всех сил пыталось сохранить нейтралитет, обращаясь с призывами о мире то к арабской, то к израильской стороне. Однако остановить скатывание к войне им не удавалось. Гамаль Абдель Насер, президент Египта 1956–1970 гг., сразу же после Суэцкой кампании публично поклялся, что отомстит евреям за арабские потери на Синае 1965 г. В ноябре 1966 г. Между Египтом и Сирией был заключен договор о взаимной обороне. Египет с 15 мая 1967 г. начал переправлять войска на израильскую границу. Позднее аналогичные соглашения были подписаны Египтом с Иорданией и Ираком (король Хуссейн подписал военный договор с Египтом 30 мая, а 4 июня к этому военному альянсу присоединился и Ирак).

Египетский президент Насер шантажировал мировую общественность, открыто наращивая антиизраильскую пропаганду и призывая к уничтожению еврейского государства. Весной 1967 г он, в частности, заявлял: «Армии Египта, Иордании, Сирии и Ливана сосредоточены на границах Израиля… за нашими плечами стоят Ирак, Алжир, Кувейт, Судан и весь арабский народ… Сегодня они (весь мир. – Т.К.) узнают, что арабы приготовились к битве, решительный час настал. Сейчас наступила пора серьезных действий, а не деклараций[212]. Агрессивная риторика сопровождалась мобилизацией военных сил арабских стран. Кувейт, Алжир, Саудовская Аравия и Ирак направляли свои войска и оружие в соседние Израилю страны[213]. В египетской армии насчитывалось около 250 000 солдат, половина из которых сосредоточилась на Синае, более 2000 танков и 700 боевых самолетов были размещены близ израильских границ[214]. Все это нагнетало состояние нервозности и напряженности в израильском обществе и его руководстве.

Росло напряжение и на израильско-сирийской границе. Обострившиеся еще в 1964 г. отношения с Сирией во время «водного кризиса» и из-за поддержки террористической деятельности боевиков ООП, действовавших с территорий Сирии и Иордании, привели к росту напряженности на израильско-сирийской границе и на Западном берегу Иордана. Особенно обострила ситуацию неадекватная по масштабам израильская военная акция против фатховцев в районе иорданской деревни Саму, где были применены танки, что вызвало большие людские потери. США были поставлены в неприятное положение: не отреагировать они не могли. На стол президента немедленно лег рапорт из ЦРУ, указывающий на политический и дипломатический ущерб этой операции для ближневосточной политики Америки. В специальном меморандуме подчеркивалось, что израильские действия в Саму ослабили позиции короля Хусейна и позволили оппозиционным силам критиковать его за то, что политика мирного существования с Израилем, навязанная ему Америкой, оказалась провальной. Израильский рейд на территорию Иордании, заключило ЦРУ, нанес вред Соединенным Штатам[215]. Администрация Джонсона довела до сведения правительства Израиля, что его действия способствуют росту напряженности в регионе. Однако такие «одергивания» со стороны американцев все больше и больше раздражали военные круги Израиля. Они пытались оправдаться тем, что государство имеет право отвечать на террористические вылазки с территорий других стран, но при этом израильское руководство понимает, что Иордания в данном случае не несет ответственности за действия ФАТХ с ее территории.

Тем временем участились военные стычки между Израилем и Сирией. Рост антисирийских настроений среди военного руководства Израиля хорошо отразился в интервью, данном начальником генштаба И. Рабином одному из военных изданий. Он заявил, что, в отличие от Иордании и Ливана, которые не поддерживают террористические атаки, организованные с их территорий, Сирия их поддерживает и спонсирует террористов. Поэтому реакция на сирийские действия должна быть иной[216]. Эшкол, сначала заявивший, что Рабин «зашел слишком далеко», через несколько дней, 12 мая, на партийном форуме МАПАЙ также подтвердил, что Израиль имеет право действовать против центров агрессии и тех, кто их поддерживает. А затем, на следующий день, в интервью израильскому радио уточнил: «Государство, поддерживающее саботажников и террористов, не имеет иммунитета, а Сирия инспиратор их действий»[217]. С этого времени Израиль начал концентрировать свои войска на границе с Сирией.

В мае 1967 г. обстановка особенно накалилась в связи с тем, что Насер перебросил большой контингент египетских войск на Синай, а затем обратился с просьбой к Генеральному секретарю ООН У Тану вывести чрезвычайные вооруженные силы ООН с позиций между Газой и Эйлатом и передислоцировать их на базы в Газе. У Тан удовлетворил его просьбу. Тем временем Насер принял решение о выводе войск ООН из Газы, на что У Тан, Генеральный секретарь ООН, которого египтяне заверили, что не начнут войну первыми, ответил согласием. Советский Союз сначала принял это решение с опасением, но воздержался от официальной оценки решения Насера. Однако вскоре СССР официально поддержал египетское решение. В телеграмме министра иностранных дел А.А. Громыко послу СССР в ОАР от 26 мая 1967 г. указывалось, что «правительство СССР считает оправданным требование правительства ОАР о выводе войск ООН из района Газы и Синайского полуострова»[218]. Вместе с тем, у советского руководства не было уверенности, что Насер не предпримет самостоятельной военной акции против Израиля. 27 мая послу СССР в Египте Д. Пожидаеву срочно поручили уговорить Насера не начинать войну первым[219]. Несмотря на заверения египетского президента о том, что он войну первым начинать не собирается, ситуация продолжала накаляться. Как только 18 мая военный контингент ООН покинул Синай, туда вошли части египетской армии. 22 мая Насер объявил блокаду Тиранского пролива и ввел запрет на прохождение израильских судов. Тем самым Египет блокировал единственный путь, связывавший Израиль с Азией, по которому тот получал нефть от своего главного поставщика – Ирана. Еще по соглашению 1957 г. Израиль связывал эвакуацию своих войск с Синайского полуострова с гарантиями свободы навигации по Тиранскому проливу. Для него закрытие пролива для навигации израильских судов стало поводом к началу войны.

Реакция США последовала сразу же. На следующий же день президент Джонсон объявил блокаду незаконной и заявил о своей готовности организовать международную флотилию для охраны и сопровождения израильских судов.

В этой ситуации в Израиле прямо заговорили о войне. Рабин, призывал генералов решиться на превентивный удар с воздуха по Египту, опираясь на секретный план, разработанный еще несколько лет назад, под кодовым названием «Мокед». Однако у политического и военного руководства не было еще единого мнения. Даже Бен-Гурион, всегдашний сторонник жесткой линии по отношению к арабам, учитывая ситуацию противостояния сверхдержав в регионе, считал, что в этом случае Израиль не обеспечит себе поддержки ни у одной из великих держав и поэтому не может надеяться на победу в новой войне. В сложившейся ситуации он резко критиковал позицию Рабина и заявил ему об этом лично, вызвав своего любимца к себе в кибуц Сде-Бокер[220].

Для того чтобы решиться на военные действия против арабских соседей, прежде всего – против Египта, Израилю, конечно, было необходимо заручиться поддержкой своего основного союзника – США. Однако отношение Вашингтона к накаляющейся обстановке и нарастающей решимости военных кругов Израиля начать военные действия было неоднозначным: руководство Госдепа и лично Дин Раск по-прежнему стояло на том, что Вашингтон в своих решениях, прежде всего, должен исходить из интересов, связанных с арабскими странами, а не с Израилем.

Американское разведуправление предсказывало, что в случае войны «для США и других западных держав будет чрезвычайно сложно поддерживать хорошие отношения и с Израилем, и с арабскими странами»[221]. Раск постоянно убеждал Джонсона, что напряженность между Израилем и Сирией нарастает лишь из-за разногласий по линиям границ в демилитаризованной зоне, а не из-за решений Сирии об отводе воды из Иордана. Он также утверждал, что арабские правительства не поддерживают террористскую организацию ФАТХ. Но наиболее последовательно Раск убеждал Белый дом в том, что войны в любом случае не будет, так как ни одна сторона ее на самом деле не хочет[222].

У некоторых арабских специалистов существовало мнение, что США были непосредственно вовлечены в боевые действия во время Шестидневной войны и помогли Израилю разгромить арабов. Это не соответствует действительности. США пытались предотвратить военный конфликт, но не смогли убедить Насера и других арабских лидеров в недопустимости агрессивных антиизраильских заявлений и действий. При этом американцы давали понять, что они не будут вмешиваться в военные действия, что само по себе воодушевляло арабских руководителей. Уже после начала войны Госдеп официально заявлял: «Наша позиция нейтральна в оценках, словах и делах»[223]. Однако со стороны части американского общества, прежде всего, американской еврейской общины и произраильского лобби, нарастало давление в пользу безоговорочной поддержки израильских действий. Израильские дипломаты в Америке развернули активную деятельность в поддержку Израиля среди активистов Демократической партии. Угроза, нависшая над Израилем вследствие введения египетских войск на Синай, и решение Насера закрыть Тиранский пролив для израильских судов вызвали волну солидарности сторонников Израиля в США. Американская еврейская община, Конгресс, пресса выражали Израилю поддержку[224].

Опросы общественного мнения, проведенные Институтом Галопа и Институтом Харриса накануне войны 1967 г. и после ее окончания, показали, что уровень общественной поддержки Израиля в США достиг 56 % в конце мая 1967 г., а после прекращения боевых действий поднялся до 74 %, в то время как уровень поддержки арабской стороны в этот период достиг только 4 %. Подобный опрос, проведенный после завершения военных действий 10 июня 1967 г., «нашел произраильский перевес 41 % против 1 %»[225]. Когда в конце мая 1967 г. отношения с Египтом и Сирией резко обострились, около 800 добровольцев – американских евреев выехали в Израиль. Не менее 100 млн долл. – колоссальный капитал по понятиям того времени – были мобилизованы для Израиля посредством чрезвычайного сбора, организованного еврейскими организациями в период между 27 мая и 10 июня, и до конца 1967 г. общая сумма пожертвований Израилю, собранная американскими евреями, достигла 430 млн долларов[226]. Сам президент лично не скрывал своих чувств накануне войны. «Во мне всегда присутствовало, – писал Джонсон в своих воспоминаниях, – глубокое чувство симпатии по отношению к Израилю и его народу, которые мужественно основали и защищают свою современную нацию… Мое сердце преисполнено сочувствия к решимости сыновей этой нации твердо действовать против вражеских сил, собравшихся у их границы и блокировавших жизненно важные судоходные пути, и против волны угроз разрушить государство Израиль, сопровождавшей этот сбор сил»[227].

В окружении Джонсона усиливались голоса тех, кто выступал за право Израиля в одиночку нанести превентивный удар. Но Джонсон пока не давал прямого ответа. Официальный Вашингтон все еще пытался снизить остроту создавшейся ситуации в регионе дипломатическим путем. Занятая войной во Вьетнаме администрация предпочитала не вмешиваться в арабо-израильский конфликт на стороне Израиля, понимая, что любая поддержка еврейского государства приведет к столкновению США не только с арабскими странами, но и с их мощным сторонником – СССР. Несмотря на все жалобы израильской стороны на обострение ситуации и военную угрозу со стороны Египта, Госдепартамент отвечал, что США «считают, что нет практически никакой возможности» того, что Насер атакует или предпримет какую-либо провокацию против Израиля в обозримом будущем».

Утром 23 мая 1967 г шло чрезвычайное заседание кабинета министров и высшего командования ЦАХАЛ. Речь шла о начале военных действий. Мнения разделились. Доклад с оценкой ситуации сделал генерал Ярив. Обрисовав ситуацию как «угрожающую», Ярив, между тем, подчеркнул, что его военные коллеги не рекомендовали немедленные военные акции[228]. Затем выступил Рабин. Он напомнил, что во время Суэцкого кризиса в 1956 г. у Израиля было два сильных союзника, а противостоял ему один Египет, хотя его поддерживал СССР. Теперь положение иное. Израилю на этот раз противостояли все соседние арабские государства и, чтобы решиться на самостоятельный удар по Египту, ему срочно была необходима публичная поддержка США.

Израильтяне выдвинули новое предложение заключить официальный оборонный договор с США. Рабин предложил поставить перед Вашингтоном условие: или Соединенные Штаты предпримут конкретные шаги, или пусть предоставляют Израилю свободу рук[229]. Администрация не была заинтересована в создании военного союза с Израилем. Из Вашингтона пришла телеграмма, в которой содержалась просьба воздержаться от решения в течение 48 часов, чтобы еще раз попытаться решить конфликт дипломатическим путем. Президент Джонсон подчеркивал, что он не несет ответственности за акции, по поводу которых с ним «предварительно не проконсультировались»[230].

Тогда в правительстве Эшкола было принято решение попытаться получить поддержку Франции и Англии. С этой целью 24 мая 1967 г. Эбан вылетел в Вашингтон через Париж и Лондон. Он должен был объяснить президенту Франции Шарлю Де Голлю, премьер-министру Великобритании Гарольду Вильсону и президенту США Линдону Джонсону позицию своего правительства: по политическим и экономическим причинам Израиль не может позволить, чтобы Тиранский пролив был закрыт для его судоходства. Руководство страны желало бы знать, можно ли рассчитывать на вмешательство великих держав Запада для обеспечения прохода израильских судов. Встреча с Де Голлем практически закончилась провалом, что, в основном, по мнению некоторых историков, произошло от недопонимания: Де Голль считал, что Израиль уже решил воевать, а в Париж Эбан приехал за помощью. Франция высказала неодобрение по поводу готовящейся израильской акции. Де Голль предупредил Эбана, что последствия удара будут катастрофическими. «Не стреляйте первыми», – заявил французский президент. Он считал, что кризис должен быть преодолен в результате дипломатических усилий четырех великих держав – Британии, СССР, США и Франции. В противном случае вся ответственность ляжет только на Израиль. После встречи с израильским министром иностранных дел на пресс-конференции Де Голль заявил: «Если Израиль будет атакован, мы не допустим его разрушения, но если Израиль атакует, мы осудим его действия»[231].

Британская позиция была более благоприятной. Премьер-министр В. Вильсон пригласил Эбана на заседание своего кабинета, где израильский министр иностранных дел подробно объяснил ситуацию. После этого Вильсон выразил мнение присутствующих, что политика Насера по блокированию пролива является неприемлемой и в случае необходимости Британия, верная своим обязательствам 1957 г., готова присоединиться к действиям для открытия пролива. Он также предложил направить в Израиль боеприпасы к танкам и фрегат «Левиафан». В тот же день из Лондона на секретные переговоры в Вашингтон был направлен министр Дж. Томсон[232].

Следующий визит был в США. Министру иностранных дел поручалось срочно встретиться с президентом (в случае его отсутствия – с госсекретарем) и добиться от них официального заявления, что нападение на Израиль будет приравнено к нападению на США и что американским военно-морским силам в Средиземноморье приказано координировать свои действия с израильскими военными. В преддверии визита Эбана, 24 мая, посол Израиля в Вашингтоне А. Харман встретился с экс-президентом Эйзенхауэром и попросил его публично поддержать израильское требование открыть Тиранский пролив, как это сделал Эзейнхауэр в 1956 г. Экс-президент отказался сделать публичное заявление, но согласился дать интервью, в котором подчеркнул, что Тиранский пролив – это международный водный путь, и нарушение прав свободного судоходства незаконно, что было подтверждено еще в 1957 г.[233]

Прибывший в Вашингтон Эбан активно продолжал свои попытки получить от Вашингтона четко изложенную оценку создавшейся ситуации и обещание предпринять необходимые шаги для обеспечения безопасности Израиля. Встречи с госсекретарем Д. Раском и министром обороны Р. Макнамарой ничего не дали. Раск только повторил свой тезис о том, что войны не будет, так как стороны в ней не заинтересованы[234].

Состоявшаяся беседа с президентом Джонсоном тоже не дала желаемых результатов. Президент отметил, что США по конституционным причинам не могут действовать напрямую в защиту Израиля, не могут организовать военную помощь еврейскому государству. Соединенные Штаты не могут открыть Тиранский пролив самостоятельно и для этого необходимо подключить международные силы. Все, чего Эбан он смог добиться, – это согласие Джонсона обсудить программу открытия пролива четырьмя великими державами и принять декларацию приморских государств, включая Израиль, в которой должен быть поставлен вопрос о соблюдении свободы судоходства. По оценке Эбана, в данном предложении не содержалось детального изложения сроков и методов его исполнения, ничего, что израильское правительство могло бы расценить как поддержку, или наоборот. Но, снова предупредил президент, будет «неразумно», если Израиль «схватится за оружие»[235]. Самый главный результат – Вашингтон по-прежнему считал, что Израиль не должен атаковать арабов. Из рассекреченных в 1990-х гг. документов правительства США видно, что американцы в конце мая 1967 г. все еще были против самостоятельной атаки Израиля, так как это противоречило их региональным, в частности нефтяным, интересам. Из Дамаска, например, израильский посол Смит телеграфировал в Вашингтон, что попытки США открыть Тиранский пролив «будут встречены сопротивлением монолитного арабского народа» и что эти попытки обречены на провал[236]. От имени американского правительства посол США в ООН Артур Голдберг предложил «компромиссный план», который мог бы позволить Насеру одержать «мирную победу», не потеряв лицо: нестратегические израильские грузы будет разрешено провозить через Тиранский пролив в Эйлат под иностранным флагом. К «стратегическим» грузам относились нефтяные танкеры. Предложение не удовлетворило ни одну сторону и не было принято к рассмотрению.

Однако решение о начале военных действий израильское правительство «национального единства», созданное накануне войны, приняло не без колебаний. В новое правительство, возглавленное Эшколом, вошли представители жесткого курса – генерал М. Даян, занявший пост министра обороны (до этого момента Даян с 1965 г оставался в стороне от большой политики), и два лидера оппозиционного правого блока Гахал: глава основной партии этого блока Херут М. Бегин и П. Сапир (лидер Либеральной партии, также входившей в Гахал). Сама идея формирования правительства национального единства принадлежала Бегину. Он считал, что накануне войны правительство должно быть укреплено опытными военными и представителями всех партий. В обстановке крайней нервозности и неопределенности 27 мая происходила встреча расширенного коалиционного кабинета министров – «правительства войны».

После включения Даяна в состав правительства сторонники решительных действий получили большинство. Эшколу и Даяну были даны полномочия установить дату и время начала наступления. Даян немедленно взял ситуацию в свои руки. Обсуждался один вопрос: начинать военную акцию сразу или подождать. Глава кабинета Эшкол и начальник генерального штаба Рабин сомневались в эффективности превентивного удара Израиля по арабским позициям без внешней поддержки. На немедленной атаке против арабов вместе с Даяном настаивал генерал А. Шарон. Он представил оперативный план действий. Его позицию поддержали Бегин и генералы Вейцман, Таль, Яффе и Пелед, которые убедили правительство, что Армия Израиля – ЦАХАЛ – способна самостоятельно одержать победу без помощи внешних сил.

Бегин настаивал на необходимости захвата у Иордании («освобождения», по Бегину. – Т.К.) Восточного Иерусалима, в первую очередь Старого города, и Голанских высот у Сирии. По свидетельству его биографа Цви Гурвица, Бегин в первый же день войны обошел всех министров, убеждая их проголосовать на заседании кабинета за предложение об оккупации Старого города[237]. Даян имел серьезные возражения против вторжения в египетский сектор Газа: «Газа – это гуманитарная бомба, – заявил он, – мы увязнем в ее песке. Мы должны обезвредить бомбу, а не захватывать ее!»[238]. Однако правительство «национального единства» не прислушалось к его предостережению. В ходе ожесточенной дискуссии выяснилось, что мнения разделились поровну: 9 министров высказались в пользу немедленного начала военных действий (включая И. Рабина, который ранее сомневался), и 9 – против, настаивая на продолжении дипломатических шагов. Поскольку в свое время американский посол У. Барбур информировал израильское правительство о том, что Соединенные Штаты и Британия готовы принять решение о посылке в район пролива международных военно-морских сил – «международной флотилии» (это решение поддержали Канада и Голландия), Эшкол решил, что таким образом, как будто, отпадала надобность в немедленных военных действиях, и предложил подождать две недели, чтобы оценить возможности международной политической поддержки.

Вернувшись из Вашингтона 28 мая, Эбан прямо с самолета попал на это совещания правительства. Он изложил содержание своих бесед в Париже, Лондоне, Вашингтоне. При этом он не упомянул, что Джонсон не вызвался немедленно организовать эту «международную флотилию» и не обещал открыть пролив своими силами. Умолчание Эбана о некоторых нюансах его встречи в Вашингтоне привело некоторых министров к мысли, что с помощью Америки все еще можно решить без войны. Между тем Вашингтон продолжал отказываться от официальной политической поддержки Израиля в случае превентивного удара последнего по арабским государствам. Вскоре из Вашингтона поступило письмо с уточнением, что «президент Джонсон не обещал принять все меры для открытия канала».

США дают «зеленый свет» военной акции Израиля

После закрытия Насером пролива, Джонсон потребовал от руководителей спецслужб анализ перспектив надвигающейся войны. Администрации было необходимо, наконец, принять решение о степени своей вовлеченности в возможные будущие военные действия. Уже через четыре часа директор ЦРУ Ричард Хелмс представил президенту два документа – «Сведения о египетской угрозе» (US Knowledge of Egyptian Alert) и «Всеарабский и израильский военный потенциал» (Overall Arab and Israeli Military Capabilities). К ним прилагался доклад с анализом сиюминутной ситуации на Ближнем Востоке (Situation Report – SITREP)[239]. Во втором документе содержался ответ на главный вопрос президента – кто победит? Ответ был таков: Израиль «может отразить совместные атаки арабов по всем фронтам… или сдерживать атаки на трех фронтах, пока победоносно не отразит главное нападение на четвертом фронте». Разведка считала, что израильским войскам потребуется 4–7 дней, чтобы занять Синай и победить в войне[240].

Выводы американской спецслужбы были вскоре подтверждены директором израильской разведки «Моссада» Меиром Амитом, приехавшим в Вашингтон 30 мая, спустя ровно неделю после визита Эбана. М. Амит прибыл с задачей точно выяснить, что происходит. Для начала он выяснил у директора ЦРУ Р. Хелмса, что относительно организации пресловутой «международной армады» так ничего и не было сделано. Затем он настоял на встрече с министром обороны Р. Макнамарой. Амит заявил: «Вы знаете наше положение. Все, что мы хотим, – это три вещи: первое, чтобы вы пополнили наши арсеналы по завершении боевых действий. Второе, чтобы вы нас поддержали в ООН. Третье, чтобы вы изолировали русских на этой арене».

Макнамара ответил уставным выражением военного радиста армии США: «I read you loud and clear» («Мне все понятно»). По завершении встречи Макнамара сразу отправился к Джонсону и проинформировал его: «Израильтяне намерены действовать»[241].

В одном из самых важных вопросов мнения руководства двух разведок разошлись. В противоположность мнению Амита о возможном вмешательстве Советов на стороне арабов, ЦРУ заверило Джонсона, что «цель СССР – избежать военной вовлеченности в конфликт и обвинить США в том, что они действуют на стороне Израиля». «Москва, – убеждал Джонсона Хелмс, – возможно, не будет открыто помогать арабам, у нее просто нет таких возможностей, и поэтому очевидно, что не следует бояться прямой конфронтации Советов с США». Это подтвердил даже всегда осторожный Д. Раск[242].

Опираясь на выводы своих спецслужб, президент Джонсон склонялся к тому, чтобы предоставить Израилю свободу действий. Это почувствовали Амит и Эврон, израильский посол в Вашингтоне, присутствовавший на встрече[243]. Позднее Эврон писал, что по реакции Маканамары и Раска он почувствовали, что «красный свет, запрещавший войну, сменился на желтый». Это означало осторожное разрешение Израилю действовать: «американцы не давали нам зеленый свет начинать войну, но дали понять, что не повторят линию администрации Эйзенхауэра в 1957 г, направленную на принуждение Израиля прекратить военные действия»[244]. Амит поспешил обратно в Израиль и 4 июня представил кабинету министров отчет, прямо противоположный отчету Эбана, сделанному им на прошлой неделе. Шеф «Моссада» доложил, что США по крайней мере «отнесутся терпимо» к израильской атаке[245]. Амит также сообщил о помощи, обещанной ЦРУ: Хелмс предоставил «Моссаду» материалы аэросъемки, полученные американскими разведывательными самолетами, расшифровку кодов секретных документов, полученных Национальной службой безопасности, а также данные о передвижениях, коммуникациях и планах арабских армий. Израильтяне решили, что «подарок» разведки и результаты встреч в США – «желтый свет» – в совокупности можно трактовать как «зеленый», что воодушевило многих членов кабинета на решение в пользу удара по арабам.

Макнамара позднее подчеркивал, что США были абсолютно против идеи израильского удара, так как опасались, что это спровоцирует советскую интервенцию и Америка будет вынуждена спасать Израиль[246]. Но, как уже отмечалось, Джонсон постепенно все более благосклонно воспринимал идею своих военных советников о возможной самостоятельной военной акции Израиля. А в Министерстве обороны прямо говорили, что нужно «выпустить вперед Израиль»[247].

Вернувшись в Тель-Авив, Амит сразу сообщил кабинету, что «армады не будет». Вновь назначенный военный министр М. Даян немедленно потребовал развертывания боевых действий. Решение ударить первыми еще больше укрепилось и в правительстве Эшкола, особенно после того, как израильтянам стало ясно, что вопрос о посылке международной флотилии был Джонсоном отложен. Его предложение не встретило поддержки ни в Конгрессе, ни в правительствах тех стран, которые должны были быть представлены в этой флотилии. В этой ситуации 1 июня Совет национальной безопасности и окружение Джонсона окончательно пришли к выводу, что единственная опция, «которая осталась администрации – это дать возможность Израилю самим сделать работу»[248]. Но при этом американское руководство всячески подчеркивало свое намерение не участвовать в конфликте. Уже через несколько часов после начала военных действий американская сторона начала дипломатические шаги, призванные подтвердить ее непричастность к израильским действиям. Главное было убедить в этом Советский Союз. По инициативе Раска, который считал нужным упредить справедливый вопрос, кто в действительности несет ответственность за израильский удар, советскому руководству было отправлено послание, в котором подтверждалось, что США «ни в какой мере не были замешаны в данных событиях[249].

Прежде всего, США стремились не допустить вмешательства СССР в конфликт и всеми силами пытались доказать, что военные силы США не участвуют в войне. С этой целью ливанские официальные лица были приглашены на американскую военную базу Вилас, а Раск послал королю Саудовской Аравии письмо с уверениями, что информация, распространяемая Насером, относительно военного вмешательства США в войну не соответствует действительности. Между тем, 8 июня Белый дом санкционировал спешную поставку в Израиль 48 самолетов А-4, что было преподнесено как ответная мера на советские поставки египетской армии через Алжир[250]. Кстати, страх перед советским вмешательством разделяли и в израильском руководстве. Даян боялся действий Советов для поддержки Египта долгое время. В директивах израильским летчикам после Шестидневной войны приказывалось по возможности избегать столкновений с советскими самолетами и не наносить ущерба военным базам и сооружениям, обслуживавшим советские подразделения в Египте. Только после того, как Анвар Садат удалил советских военных советников из Египта и открыто перешел на проамериканскую политику, эти опасения рассеялись[251].

Уже с первых дней военных действий в Вашингтоне шла борьба между президентом и его администрацией, с одной стороны, и руководством Госдепартамента, с другой, по проблемам выхода из конфликта. Позиция президента во время войны – требование мирного договора как условия отступления Израиля, означала прямую поддержку Израилю. Его подход не совпадал с линией Госдепа, считавшего, что необходимо делать акцент на «нейтральном и беспристрастном подходе Белого дома» и учитывать требования арабов.

Эта позиция вызывала крайнее неудовольствие Джонсона, потребовавшего от Д. Раска быть осторожней в будущих официальных высказываниях Госдепа, так как, несмотря на свое обязательство соблюдать статус нейтрального и беспристрастного наблюдателя, США не имеют права оставаться равнодушными к угрозе, нависшей над Израилем[252]. 5 июня Уолт Ростоу писал: «Наша работа с русскими по закрытым каналам не должна сводиться только к переговорам о прекращении огня, поскольку сам факт прекращения огня не решит основных проблем израильтян до тех пор, пока они не захватят вражеские территории и не выведут из строя большинство египетских самолетов и танков, чтобы быть до конца уверенными в своих позициях, с которых можно начинать договариваться». Только после этого, по мнению главы Госдепа, США могут начать озвучивать перед Советами свои принципы решения конфликта[253].

Как только стал понятен исход войны, начались переговоры между СССР и США по принципам урегулирования этого военного конфликта. Советский Союз настаивал на немедленном прекращении огня и отходе Израиля на предвоенные границы. Совет Безопасности ООН принял резолюцию о немедленном прекращении огня[254]. Под давлением советского руководства Соединенные Штаты и Израиль согласились на прекращение огня, но решили оттянуть это до тех пор, пока израильские войска максимально не продвинутся в сторону сирийской территории. 7 июня советский представитель в Совете Безопасности предложил принять резолюцию о прекращении огня в 8 часов вечера и заявил, что Советский Союз разорвет дипломатические отношения с Израилем, если тот откажется выполнить условия резолюции. Это предложение было отвергнуто арабскими странами. 10 июня Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Израилем. Советские представители внесли в Совет Безопасности ООН ряд предложений, в которых Израиль был назван агрессором, однако эти предложения были отклонены большинством голосов. Саудовская Аравия, Ливия, Бахрейн, Катар, Объединенные Арабские Эмираты на время прекратили продажу нефти Англии и США.

В ближневосточном конфликте США и Англия выступали против антиизраильских резолюций, принятия которых требовали Советский Союз и арабские страны. США и Англия увеличили в Средиземном море количество военных судов, которые следили за передвижением советской эскадры; эти страны, прежде всего США, были основными поставщиками оружия в Израиль. Президент Франции Ш. де Голль после начала войны занял резко антиизраильскую позицию, несмотря на активную поддержку Израиля широкими слоями французской общественности и различными политическими силами. В 1968 г. Франция ввела эмбарго на поставки оружия в Израиль.

В разгар военных действий произошел скандальный инцидент с американским разведывательным судном «Либерти». 8 июня 1967 г., утром четвертого дня боев, израильские самолеты по ошибке атаковали американское судно у берегов Синая. Несмотря на то что в ходе атаки были убиты 34 члена экипажа и 75 ранены, данный эпизод существенным образом не повлиял на дружеский характер отношений между Вашингтоном и Иерусалимом и на уровень общественной поддержки Израиля. В ходе инцидента с «Либерти» в центре внимания Вашингтона, прежде всего, стояло опасение, что речь идет о советской атаке. 10 официальных представителей США и трое от Израиля занимались расследованием обстоятельств израильской атаки против «Либерти» и пришли к выводу, что произошла трагическая ошибка. Только после того, как выяснились точные факты и отступила опасность прямой и опасной конфронтации между сверхдержавами, администрация предприняла объективный анализ инцидента, сопровождаемый чувством определенного облегчения, что устранена угроза американо-советского кризиса.