Читать книгу Религия и экономика. Труд, собственность, богатство - Татьяна Коваль - Страница 8

Конфуцианство справедливо называют основой китайской цивилизации. «С первых шагов жизни каждый китаец в быту, в обращении с людьми, в исполнении важнейших семейных и общественных обрядов и ритуалов действовал так, как это было санкционировано конфуцианскими традициями. И даже если со временем он усваивал кое-что иное и становился, например, даосом, буддистом, даже христианином, – все равно, пусть не в убеждениях, но в поведении, обычаях, манере мышления, речи и во многом другом, часто подсознательно, он оставался конфуцианцем», – отмечает Л. С. Васильев[90]. Впрочем, в истории Китая были периоды жестоких преследований и гонений конфуцианцев, издевательств и насмешек над ними. Так было, например, до недавнего прошлого в коммунистическом Китае. Лишь в последние десятилетия стал расти интерес к конфуцианской традиции, в которой стали видеть основу экономического роста страны.

Часто конфуцианство считают религией. Однако Конфуций не был религиозным мыслителем. Он вообще избегал разговоров о богах, хотя и почитал их. Главный интерес для него представляла мораль и социально-политические идеалы. Но по своему всеохватывающему воздействию на многие поколения китайцев учение Конфуция не уступало ни одной религии. На протяжении более двух тысячелетий оно формировало образ жизни народа и систему государственного управления. Причем в конфуцианстве не было ничего похожего на институт церкви, и не жрец, не священник, а чиновник занимался религиозными ритуалами, выполняя их наряду со своими основными бюрократическими функциями. Если божество, которому приносились жертвы, не внимало просьбам верующих (послать дождь, обеспечить хороший урожай и т. д.), претензии письменно излагались и направлялись в уездную администрацию, где должны были разобраться с «безобразным поведением» божества.

В отличие от великих пророков – Заратустры, Моисея или Мухаммада, – которые передавали Слово Божие, Конфуций говорил лично от себя, всячески подчеркивая, что он не создает ничего принципиально нового, а лишь передает древнюю мудрость. «Стремление опираться на древние традиции и тем самым воздействовать на современников в желаемом направлении знакомо истории всех обществ, это своего рода общесоциологическая закономерность. Однако особенностью конфуцианства было то, что в его рамках это естественное стремление было гипертрофировано и со временем превратилось чуть ли не в самоцель. Пиетет перед идеализированной древностью, когда правители отличались мудростью и умением, чиновники были бескорыстны и преданны, а народ благоденствовал, через несколько веков после смерти философа стал основным и постоянно действовавшим импульсом общественной жизни Китая», – отмечает Л.С. Васильев[91].

Конечно, в реальности учение Конфуция было во многом новаторским. Принципиально новым можно считать, в частности, глубоко уважительное отношение ко всякому труду. По оценке Л.С. Переломова, «…именно от Конфуция идет уважительность к трудовой этике – характерная черта населения всего конфуцианского культурного региона»[92].

Показательно, что «священное писание» конфуцианцев – книга «Луньюй» («Суждения и беседы»), которая была составлена учениками Конфуция как сборник его изречений, как раз и начинается с фразы о радости, связанной с трудом. Существует множество ее интерпретаций. Согласно одной из них, подлинной можно считать ту радость, которая возникает в результате претворения знаний на практике. Другими словами, добившийся успеха человек, став профессионалом, получает удовлетворение от своей работы, которая делается для него призванием и жизненной необходимостью. Так и современные китайские предприниматели «…любят подчеркивать, что истинная мера жизненного счастья – это работа, которая одновременно приносит доход и моральное удовлетворение. Очевидным фактом является то, что китаец умеет находить интерес в любой работе и потому прилежно ее выполняет»[93].

Как раньше, так и теперь последователи Конфуция должны были не только распространять его учение, но также подавать личный пример благочестивой и добродетельной жизни, прежде всего трудолюбия.

Ученик спросил, что значит быть примером, и учитель сказал: «Никогда не лениться» (Луньюй. XIII. 1).

С одной стороны, в конфуцианских трактатах можно найти немало примеров, свидетельствующих об огромном уважении к труду как таковому, в том числе сельских тружеников, простых ремесленников и торговцев. С другой стороны, эти занятия простолюдинов не достойны «благородного мужа» (цзюнь-цзы). Ему подобает интеллектуальный труд, работа по управлению государством, а в свободное время – творчество (живопись, поэзия), разного рода увлечения, связанные с красотой: разведение редких цветов или рыбок.

Важно заметить, что теоретически каждый мог стать «благородным мужем» и подняться из низов до самых высших позиций на социальной лестнице. Для этого нужно было обладать определенным уровнем гуманитарных знаний. На обучение уходили многие годы упорного труда и немалые средства, но в Китае все считали своим долгом помочь способному бедному родственнику, тем более что его карьера сулила немалые выгоды. Если такому бедняку удавалось сдать экзамен на первую, затем вторую и наконец на высшую – третью – степень учености, то он мог быть назначен на самые высшие посты в системе государственной администрации. Но даже низшая – первая – степень давала значительные привилегии и позволяла жить в довольстве. «Слой грамотеев-интеллектуалов, сосредоточивших в своих руках монополию на знание, образование и управление, занял в Китае место, которое в других обществах занимали дворянство, духовенство и бюрократия вместе взятые»[94].

Согласно Конфуцию, благородный человек (цзюнь-цзы) должен быть добродетельным и ориентироваться на чувство долга. В юности он должен избегать страсти к роскоши, в зрелости – ссор, в том числе из-за собственности, а в старости – скряжничества. Истинный цзюнь-цзы безразличен к материальным благам и богатству, но весь устремлен на служение высоким идеалам и поиску истины.

Благородного мужа заботит обретение Дао-Пути и не заботит бедность (Луньюй. XV. 32).

По Конфуцию, все люди от природы наделены необходимыми нравственными качествами. К ним относятся: Человечность (Жэнь), Справедливость (И), Следование ритуалу (Ли), Мудрость (Чжи), Искренность (Синь). Идея врожденных пяти качеств образует своего рода «каркас» структуры личной морали и принципы правильного саморазвития человека. Если же человек никак не проявляет эти добрые качества, то он ничем не отличается от зверя.

Конечно, на вершине власти может оказаться подобный такому зверю «низкий человек» (сяожень). Но каким бы богатым и знатным он ни был, все равно он останется ничтожеством, мысли которого низменны. Главное в его жизни – самоутверждение, личная выгода и богатство.

Благородный муж думает только о справедливости, низкий человек – только о выгоде (Луньюй. IV. 6).

Можно найти высказывания Конфуция, которые на первый взгляд могут показаться апологетикой бедности.

Учитель сказал: «О, как мудр Хуэй! Он довольствуется одной чашкой риса и утоляет жажду ковшом из тыквенной коры, живет в ветхой лачуге. Другие не вынесли бы таких лишений, а он всегда доволен. О, как мудр Хуэй» (Луньюй. VI. 11).

Однако Конфуций вовсе не считал идеалом общество бедняков, равных в своей нищете. Он желал, чтобы народ был богатым как в материальном, так и духовно-нравственном отношении. Но перспектива материального благополучия в ущерб нравственности пугала его.

Здесь возникает вопрос: что нужно делать в первую очередь? Воспитывать народ или поднимать его благосостояние? Конфуций считал, что, нужно сначала поднять благосостояние, а затем культурный и нравственный уровень. Точнее, правитель должен обеспечить народу благоприятные условия для интенсивного труда, а труд – самое лучшее средство самовоспитания людей.

Интересна идея Конфуция о том, что в одних обстоятельствах стыдно быть богатым, а в других – стыдно быть бедным. Критерий здесь определяется следованием или не следованием всего общества (государства) в тот или иной исторический момент велениям Дао.

Если страна следует Дао, стыдно быть бедным и не в чести. Если страна не следует Дао, стыдно быть богатым и в чести (Луньюй. VIII. 13).

Другими словами, если в обществе царит нравственный порядок, то бедность есть следствие лени, неумения, невежества. Такой бедняк – «неуч». Если же в обществе расшатаны нравственные устои, то богатство, скорее всего, будет связано с обманом, грабежом, насилием и другими пороками. Такой богач – «ничтожество».

В идеальном обществе каждый должен соответствовать своему социальному и профессиональному положению не только внешне, но и внутренне.

Государь должен быть государем, чиновник чиновником, отец отцом, сын сыном (Луньюй. XII. 11).

Каждый должен знать свое место в обществе и вести себя в соответствии с этим. «Ремесленники совершенствуют свое мастерство там, где работают; благородный муж постигает свой Дао-Путь через учебу» (Луньюй. XIX. 7). Положение человека в социальной иерархии приравнивалось к его «врожденному уделу». Каждое сословие призвано выполнять определенную функцию, добросовестно выполнять свои обязанности и не вмешиваться в то, что выше их разумения. Поэтому мысли добропорядочного человека «…не выходят за пределы занимаемого им положения» (Луньюй. XV. 28).

Конфуцианская традиция воспитала в китайцах «…незыблемое уважение к иерархии, которая воспринимается как внешнее проявление иерархии духовных и нравственных состояний. Власть в Китае вообще не отделялась от авторитета, мудрости и личной добродетели» и «…предстает воплощением морального вселенского порядка» – отмечает В.В. Малявин[95]. Согласно представлению об этом порядке, высшие слои должны проявлять максимум заботы о низших. Богатые и знатные обязаны обуздывать свою гордыню и не кичиться богатством. Для «…благородного мужа…нет ни малых, ни больших. Он ни к кому не относится с пренебрежением. Разве это не значит иметь в себе все, но не знать при этом гордыни?» (Луньюй. XX. 1)

Конфуций и его последователи исходили из того, что «сильно лишь общество, находящееся в гармоническом состоянии, для достижения которого необходимо равномерное распределение материальных благ»[96]. Для мудрого правителя за бедствие почитается не то, что в государстве мало богатства, а то, что оно распределено неравномерно. «Когда богатства распределены равномерно, то не будет бедности» (Луньюй. XVI. 1).

Образ идеальной страны, в которой нет корысти и жадности, но все люди по-братски любят друг друга, вдохновлял конфуцианцев на создание утопических трактатов. Житель такой страны говорил: «Мы одежду, еду, питье, скот, шелк и конопляную пряжу не храним отдельно для себя. Все это принадлежит всем в равной мере, поэтому мы и можем жить вместе»[97]. Чтобы войти в такую потаенную страну, нужно было раздать все имущество и привыкнуть к простому образу жизни, довольствуясь необходимым, но достаточным. Отметим, что этот идеал скромного достатка можно считать одним из наиболее распространенных и во многих других этических учениях.

В этом контексте важно обратить внимание на идеал среднезажиточного общества (сяокан). Это понятие восходит к древней книге Шицзин (Книга песен и стихов), составление которой приписывается Конфуцию. Конфуцианские мыслители использовали его для обозначения идеального, упорядоченного общества, на высшем этапе развития которого наступает эра Датун (Великого Единения), своего рода рая на земле.

С середины XX в. конфуцианский канон начал успешно использоваться для экономической модернизации Тайваня. Сначала было введено изучение и заучивание «Четверокнижия» Конфуция, затем возрождена система госэкзаменов для госслужащих и «народное конфуцианство». Как говорили идеологи этой системы, главный смысл учения Конфуция, который следует возродить, заключается в том, чтобы «ценить человека и одновременно с этим ценить добродетель». Это противопоставлялось, с одной стороны, коммунистической концепции «ценить материю и пренебрегать человеком», а с другой стороны – капиталистическому принципу «ценить богатство и пренебрегать моралью». Из этого делался вывод, что «только китайская культура по-прежнему способна по-настоящему заботиться о счастье и мире для человечества и ввести его в эру Датун»[98].

В настоящее время в КНР концепция сяокан играет большую роль в идейно-политической жизни. Взят курс на построение «социализма с китайской спецификой», а главная цель видится в «полном построении среднезажиточного общества к 100-летию КПК (2021 г.)». Важнейшим же средством стало вновь считаться учение Конфуция, которое во времена «культурной революции» называлось не иначе как «мораль людоедов». Теперь, как считают идеологи партии, оно органически вписывается в современную жизнь страны. По мнению руководства современного Китая, единственным средством сохранения китайской цивилизации в эпоху глобализации и распространение американских ценностей является воспитание молодежи на традиционных конфуцианских канонах.

Также и многие западные ученые с 80-х годов XX в. стали говорить о конфуцианской традиции как главной причине экономического взлета стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Особое внимание обращалось на тип поведения, для которого характерны такие черты, как личное усердие, упорство, уважение к статусу, бережливость, скромность, исполнительность. С 1990-х годов даже появился термин «конфуцианский капитализм», под которым понимается социально-экономическая система, ориентирующаяся на семью как базовую экономическую единицу, государство же берет на себя заботу о благополучии среднего класса и достижении «всеобщего благоденствия».

По оценке отечественных специалистов, как например Л.С. Васильева, «…социальная дисциплина в сочетании с умением в случае нужды довольствоваться малым и не роптать; трудолюбие и любовь к знаниям, к постижению нового и умению использовать это новое во имя упрочения устоявшегося старого; постоянный импульс к самоусовершенствованию и соревновательности в стремлении занять более высокое по сравнению с другими положение; крепость социально-семейных связей, перерастающая в прочность связей деловых в современном мире, да и многое другое активно способствовали тому феномену, который проявил себя сперва в начале века (феномен Японии), а затем в послевоенное время, когда конфуциански ориентированные страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии стали одна за другой поражать мир своими успехами»[99]. Очевидно, что потенциал конфуцианского типа «экономического» человека далеко не исчерпан. Однако вряд ли можно считать, что только культурное наследие Конфуция и определяет развитие экономики Китая. Тем более несостоятельны попытки поставить знак равенства между конфуцианской мудростью, жизненным успехом и обогащением.