Читать книгу Полет к освобождению - Татьяна КоВернега - Страница 5

Маленькая Иванка ползала по траве под вишневыми деревьями недалеко от хаты. Оставлять надолго без присмотра ее было никак нельзя, иначе приходилось потом искать по всему двору или в огороде, уж слишком шустрым был этот ребенок.

– Вот нашел ребенка! В огороде! В капусте! – смеялся Николай.

Огород в селе был лицом каждой семьи: если в сорняках, не выполот – значит, хозяева нерадивые. Прослыть в селе лентяем было стыдно, потом не отмоешься. И люди старались. Старались, чтобы урожай с огорода был убран вовремя, хата побелена, а еще чтобы забор не был высоким.

– О! Гляди, какой у Ивана забор вырос! Не иначе как наворовал чего-то! – говорили соседи, если забор был выше пояса.

И забор делали низким, плетенным из ивовых прутьев и, как гордыми стражниками, обсаживали цветущими высокими мальвами, чтобы и людям приятно было посмотреть, и самим было не стыдно за свое хозяйство. С соседями старались жить дружно, ведь вся жизнь проходила рядом: в одном селе – как в одной семье. Чистота и порядок были везде. В этих традициях воспитывали и Николая. Выросший среди добрых и честных людей, среди природы, рядом с рекой, лесом, земляничными полянами, несмотря на голодное босоногое детство, он был щедрым, трудолюбивым, отзывчивым.

– Николай, – позвала Люба мужа, – поиграй с Милой, мне нужно покормить Иванку.

Николай взял дочку на руки, подбросил в голубое небо, и детский смех рассыпался звонкими колокольчиками. Посадил Милу на одно колено (вторая нога в колене почти не разгибалась) и стал ее качать.

Мила очень любила эту качель, схватившись крепко за ногу, она не переставала требовать:

– Выше, папа! Еще выше!

И Николай продолжал раскачивать свою рабочую ногу. «Я, как Буратино, с деревянной ногой, – часто думал он, – ни встать, ни разогнуться!»

Николай со всей силы подбросил ногой Милу, схватив хохочущую дочку на лету, усадил на колени. Они стали смотреть, как Иванка, цепко схватившись одной маленькой ручкой за мамин халат, рассматривая на нем огромные белые лилии, второй ладошкой похлопывала по груди, как по своей собственности, потягивала молоко, с уверенностью демонстрируя, что этот пункт питания никуда от нее не денется. Люба с упоением смотрела на малышку, испытывая блаженство от ее кормления.

– Можно войти? – раздался возле калитки знакомый голос.

Время сильно состарило этого человека. Из когда-то мускулистого, красивого и уверенного в себе мужчины он превратился в осунувшегося, уставшего старика. Отец! Николай резко поставил Милу на землю, от неожиданности девочка попятилась к матери. Пристально всматривался в лицо пришедшего, и на мгновение к горлу подкатило щемящее чувство жалости к этому совсем не чужому человеку. До боли хотелось обнять и крепко прижать его к себе. И он сделал шаг навстречу.

– Здравствуй, сынок! Мы так давно не виделись. – Слезы выступили на старческих глазах. – Как ты живешь? Позволишь поговорить с тобой? Позволь с твоей женой познакомиться и внучек обнять! – Седая голова бессильно затряслась, плечи опустились еще ниже.

Весь мир словно замер. И вот неожиданная и такая знакомая вспышка ярости, а дальше… Все как на войне! Взрыв! Только вместо снаряда – гнев, и все тело, как от ударной волны, затрясло от копившейся годами злости!

– Уходи! – схватившись за голову, прокричал Николай. – Зачем ты здесь?! Никогда не смей приходить сюда! Слышишь?! – Собственный голос казался ему чужим. В голове с резкой болью нарастал гул.

Мила испуганно смотрела на отца. Люба оторвала Иванку от груди, быстро запахнула свой шелковый халат и крепко прижала малышку к себе, как бы пытаясь защитить от того, чего сама еще пока не знала. Она поняла, что перед ними отец Николая, его беда, его детские страдания, его непрощение.

Лицо Николая перекосила злость. С силой сжимая кулаки, он смотрел на старого отца и видел в нем только свои беды, слезы своей матери и сестер! Он почти не понимал, что кричал вслед уходящему поникшему человеку. Рядом плакала испуганная Мила. Люба с печалью смотрела на своего резко изменившегося мужа. Николаю хотелось только одного: быстрее убежать куда-нибудь и выпить! В этом было его спасение! Это даст ему облегчение! Ничего не объясняя, он подпрыгивающим шагом подошел к мотоциклу, завел мотор, сел за руль, резко нажал на газ и быстро выехал со двора на пыльную дорогу.

– Николай! – только и успела прокричать вслед растерянная Любовь. Она завернула Иванку в свою шаль и передала сестре Николая: – Валюша, посмотри за детьми! Я скоро! Николая нужно вернуть, так и до беды недалеко, ведь он за руль сел. Выпьет ведь!

Но беда уже ждала их за поворотом, поджидала, притаившись в овраге, потирая свои костлявые ладони.

Вскоре Николай сидел с двумя односельчанами за накрытым столом в хате своей кумы Оксаны. Здесь на какое-то время можно было забыть о бедах, о боли, об измучившей обиде! Кума делала неплохую самогонку, продавала ее, подрабатывая этим на жизнь, которая была ох как нелегка у одинокой вдовы. В ее хате всегда можно было выпить и закусить за небольшую плату. Жила она со своим сыном. Муж Петро погиб на фронте. Она так и не поняла, была ли замужем или нет – семейная жизнь закончилась слишком быстро, не успев толком начаться. Еще полная молодости и желания любить, она часто проводила свои бессонные ночи, нежно обнимая подушку и обливая ее горькими слезами. В деревне в основном жили старики, одинокие женщины и дети. Мало кто вернулся с войны, да и те вернулись в свои семьи. А так хотелось мужского тепла, заботы, сильного плеча, в которое можно уткнуться и забыть обо всем! Николая она знала с детства, вместе росли. С Николаем и Петром они ходили на гулянки, собирались в хатах на вечеринки с сельскими девчатами и парубками. Девчата готовили вареники с капустой, картошкой, вишней для веселой вечери, которая всегда заканчивалась песнями и танцами до поздней ночи. Николай был младше Оксаны, но она всегда выделяла его среди других из-за веселого легкого нрава и твердого характера, которым он отличался с детства.

Пришла война. Вместе с мужем и другими односельчанами на фронт ушел и совсем юный Николай. Только вот он вернулся, пусть и покалеченный, а Петро – нет!

Николай сидел за столом в ее маленькой хате. На бледном лице из-под копны черных волос, усыпанных на висках сединой, пьяной злостью сверкали зеленые глаза. В них больше не было юношеской беззаботной радости! Он вел несвязный разговор с зашедшими на рюмку гостями о своей ненависти к предателям:

– На фронте все говно, что есть в человеке, всплывает! – Он ударил кулаком по столу, и рюмки, наполненные самогонкой, подскочив, перевернулись, жгучие ручьи самогонки потекли в разные стороны стола. – Спрятать это невозможно. Одни свои рубашки рвут на бинты, чтобы помочь раненым, а другие снимают сапоги с беспомощных, чтобы потом их поменять на кусок хлеба и продлить свою паскудную жизнь! Никто и никогда не сможет передать всю подлость войны! Ничего нет страшнее этого! Зачем? Почему люди убивают друг друга?! Звери себя так не ведут! Они мудрее нас! Они подчиняются законам природы. Мы готовы ради своих желаний, своей гордыни уничтожать всех и все! Бросать своих детей, разрушать чужие семьи… Отец! Зачем он приходил?! Я не могу его видеть! Он бросил нас! Он променял нас всех на свою коханку! Никогда не прощу! – И он с размаху и злостью ударил пустой рюмкой о земляной пол.

Рюмка рассыпалась мелкими стеклянными осколками. Пьяные слезы затуманили глаза, голова стала тяжелой. Оксана поднесла ему еще одну рюмку, наполненную до краев. Николай выпил залпом. Мутная жидкость огнем обожгла горло.

Оксана прижала голову Николая к своей груди:

– Бедный ты мой Миколка. Что ж ты никак не простишь своего батьку?! Ведь целая жизнь уже прошла!

Тепло большого мягкого тела, пахнущего выпечкой и самогоном, успокаивало. Ее руки обвили плечи Николая, подняли из-за стола, поманили в другую комнату и жарко обвились вокруг него.

Потом он с трудом вспоминал, что было дальше. Только короткие обрывки: горячее и страстное дыхание Оксаны… ее испуг. бледное лицо Любы в комнате перед ним, ее широко открытые удивленные глаза и бегство по пыльной дороге. Николай в пьяном угаре вскочил на мотоцикл, стоявший во дворе, и помчался за женой. Догнав, что-то пытался несвязно объяснить. Люба не хотела слушать и продолжала бежать по дороге, но до дома было слишком далеко. На минуту она остановилась, вспомнив, что пришло время кормить Иванку. Бледная и растерянная, она молча села в коляску мотоцикла.

По дороге они ссорились, как никогда в жизни, не в состоянии себя сдержать! Мотоцикл вилял по дороге, подпрыгивая на ухабах. Люба просила Николая ехать чуть медленнее, но в ответ, теряя контроль, он все сильнее жал на газ! Мгновение! Если бы можно было его вернуть! Резкий поворот, руль вырывается из рук, мотоцикл слетает с дороги и переворачивается… Все закрутилось, и они летят в овраг, как-то очень медленно и долго…

Их нашли на рассвете. Водитель сельского грузовика, как обычно, вез колхозниц утром на полевые работы. Сильный стук в металлическую крышу кабины и крики женщин заставили его остановиться. За обочиной дороги лежал перевернутый мотоцикл. Подбежав ближе к мотоциклу, они увидели в траве неподалеку двух обнявшихся молодых людей. Казалось, что они просто спят. И только утренние лучи, падающие на их лица, подсказывали, что это не так. Мужчина еще дышал, женщине помощь уже была не нужна. Односельчане сразу узнали в них Николая и его Любовь!

* * *

На дворе стояло теплое июльское утро. С самого рассвета, не переставая, пели птицы. Ветра не было, деревья замерли, и казалось, что они прислушиваются ко всему, что происходит вокруг.

В маленькой сельской хате, где прошло детство Николая, не было сегодня солнечного света. Окна были закрыты плотными занавесками, единственное зеркало на стене завешано темной тканью. На убранной кровати с высоко взбитыми подушками лежал незаконченный пейзаж – вышивка разноцветными нитями. На спинке металлической кровати висел наспех брошенный черный шелковый халат, расшитый большими белыми лилиями. В свободное время Люба вышивала. Получалось это у нее очень хорошо. Шелковые нити ложились ровными стежками, вырисовывая яркие оживающие картины волшебных мест: цветущие густые кусты вокруг озера, плавающие кувшинки на синевато-зеленой воде, наклонившиеся над водой ветки плакучей ивы, где притаились неизвестные в этих краях птицы. Особенно красиво у нее получалось звездное небо, как будто Люба знала его тайну.

Через несколько дней Любе должно было исполниться тридцать два года. На праздник пригласили друзей, но им пришлось посетить этот гостеприимный дом раньше и по другому поводу. Люди пришли попрощаться. Собралось все село, приехали родственники. Все оплакивали смерть молодой красивой женщины, которая не нарадовалась жизни, недолюбила, не налюбовалась на то, как растут ее дети, к которым она так спешила вернуться.

Ко двору подъехал грузовик. Любу вынесли из хаты, положили на деревянный пол кузова, устланный ковром белых водяных лилий из местного пруда. Навзрыд голосили женщины, тихо вытирали слезы мужчины, повидавшие много смертей во время войны. Односельчане плотно обступили грузовик, стараясь отдать последнюю дань уважения молодой, умной, доброй Любе. Бледное лицо, обрамленное венком черных волос, было спокойно, на губах застыла последняя, едва заметная улыбка.

Путь до кладбища по сельским меркам был не близким. Детей разместили в машине. В кузов грузовика рядом с гробом поставили металлическое корыто, застеленное мягким лоскутным одеялом. В корыто поместили двух маленьких девочек, посчитав, что для них так будет безопаснее, чем на руках у онемевших, ничего не понимавших от горя родственников. Машина тронулась.

Девятимесячная Иванка сидела в корыте, играя любимой погремушкой. Она посматривала по сторонам веселыми глазами-звездочками в ожидании того, что мама скоро возьмет ее на руки и покормит. Да и небо было очень забавное! Там проплывали разные зверюшки-облака, которые веселили малышку. Миле исполнилось четыре года, и она понимала: что-то не так! За последние дни Мила как будто повзрослела. Вокруг все почему-то плакали, и это сильно пугало девочку. Она начинала злиться на маленькую хохотушку-сестру.

«Почему все плачут? – думала девочка. – Иванке нельзя смеяться, ведь никто не смеется! Вот мама сейчас поспит, встанет из этого красивого ящика, все мне расскажет, и мы будем играть, как раньше! Почему она так долго не просыпается?» – тревожно думала маленькая Мила. Ей становилось все страшнее, в носу щипало и очень хотелось плакать.

«Где мой папа?!» Она стала искать отца, но появившиеся на глазах слезы затуманили все вокруг и мешали его увидеть среди людей. Рядом с машиной Мила увидела дедушку Ивана, маминого отца, и свою тетю Раю, мамину сестру, молодую девушку с русыми волосами. Она часто играла с Милой, привозила ей подарки и красивые платьица. Мила очень любила свою красивую тетю. Девочке стало спокойнее.

Отец Любы молча стоял у гроба. Он уже хоронил однажды дочку, маленькую девочку, но тогда была война! Похоронил жену. Недавно ушел из жизни от тяжелой болезни его старший сын-полковник. В небесно-синих глазах не было злости, только огромная боль и немой вопрос: «За что мне все эти испытания? Почему небо так быстро забирает моих близких людей? Любонька, доченька, ведь ты еще так молода!» Но небо молчало в ответ.

Вот маленькая Любонька у него на руках… Веселый смех доченьки-школьницы… Гордость за ее поступление в Одесский университет. Болью отозвалось воспоминание о том, как не хотел, чтобы дочка уезжала работать в чужие края. О том, как он был против Любиного брака с Николаем, не понимая почему, ведь он тогда его даже не знал! Что-то подсказывало: нехорошо это для нее! Но разве дети слушают своих родителей? Позже, когда Иванка подрастет и будет проводить в доме своего любимого дедушки все лето, он однажды тихо признается, глядя куда-то вдаль темно-синими глазами: «Все, что происходит в жизни, нужно принимать с благодарностью, но смерть я так и не смог принять. – И, помолчав, добавит: – Нет страшнее испытания, чем хоронить своих детей».

Горе не сломило этого человека. Беды как будто сделали его крепче, мудрее. Он не стал пить и посылать проклятия в небеса, он все больше наполнялся светом. Люди чувствовали это и тянулись к нему.

Рядом с отцом стояла растерянная Рая, младшая сестричка Любы. Всего несколько дней назад она получила от старшей сестры радостное письмо с планами на будущее. Сестры рано остались без мамы и были очень дружны. На правах старшей сестры Люба, как умела, заботилась о Рае и получала в ответ ее любовь и уважение. Вот и сейчас, получив от старшей сестры письмо с просьбой побыть с маленькими детьми, Рая примчалась, как только смогла, но встреча состоялась неожиданно другой.

– Ну, скажи, что ты пошутила! – шептала она, ожидая ответ от сестры.

«Сейчас встанет и посмеется над нами!» – не переставала думать Рая, глядя на свою единственную сестричку. Люба частенько любила подшутить над сестрой. Ничего не менялось. Поверить в реальность произошедшего Рая не могла.

Недалеко от машины виднелась тень человека, в котором с трудом можно было узнать Николая. С этого дня он будет жить в своем темном облаке боли. В злости на себя и на несправедливую жизнь заливать свое тело алкоголем, надеясь забыться. В дни трезвости он будет ненадолго выходить из тени, радовать присутствием дочек и опять уходить в забытье, в темноту страданий.

А Люба с воздушной легкостью поднималась в небо. Легким облаком она летела над селом. Какая-то непреодолимая сила тянула ее все выше, все сильнее в небеса.